Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812
Несмотря на всю безумную отвагу, князю пришлось отступить и сдать Варшаву, чтобы не потерять своё маленькое войско. 23 апреля австрийцы вступили в польскую столицу, и казалось, Польша снова погибла.
Но никто не ожидал того, что сделал в эти дни князь Понятовский; его поистине умелые и отважные действия превосходят любое воображение. Он не только не опустил руки, но с ещё большей решимостью вступил в борьбу. Пользуясь тем, что австрийцы вынуждены были держать в Варшаве значительные силы, князь решил оборонять правый берег Вислы.
Австрийцы попытались форсировать реку, чтобы разгромить маленькую польскую армию, но Понятовский перешёл в стремительное контрнаступление и 3 мая в бою у Гуры уничтожил и взял в плен австрийский авангард.
Но самое интересное началось дальше. Когда австрийцы двинулись по левому берегу Вислы на северо-запад, угрожая важному опорному пункту герцогства — крепости Торн, Понятовский не побежал за неприятелем, а сделал совершенно неожиданный ход. Он двинул свои войска прямо в противоположную сторону, на юго-восток, и вступил в австрийскую Галицию.
Население встретило польские отряды с ликованием. Дворяне выходили навстречу Понятовскому, ведя за собой вооружённые отряды крестьян. В городах и местечках, куда вступали полки отважного князя, ему устраивали торжественные приёмы. 9 мая польские части вошли в Люблин. В ночь с 17 на 18 мая части генералов Сокольницкого и Рожнецкого стремительным штурмом овладели укреплениями города Сандомир. Австрийцы сдали город при условии, что получат свободный выход. В то время, когда 4-тысячный гарнизон генерала Эгермана покидал крепость, 800 австрийских солдат, поляков по национальности, убежали из австрийских рядов и присоединились к польским полкам.
20 мая войска Понятовского пошли на штурм Замостья. Несмотря на 10-метровые валы и глубокие рвы, поляки почти без всякой артиллерийской подготовки бросились вперёд. Польские гренадеры под огнём врага взобрались на валы по лестницам и штурмом овладели городом. Гарнизон перестал существовать: около 500 австрийцев было убито, 2500 попало в плен.
Развивая успех, 26 мая полки под знамёнами с белыми орлами вступили во Львов, который встретил польские части как своих освободителей. Австрийские войска генерала Гогенцоллерна отступали на юг, а австрийские солдаты, уроженцы Галиции, бежали из своих полков и присоединялись к польской армии.
Понятовский объявил Галицию временно находящейся под властью Французской империи. Князь не знал, какое решение примет Наполеон в отношении Галиции, и опасался слишком явно и, возможно, преждевременно говорить о возвращении Галиции в состав польского государства. Был объявлен набор добровольцев в полки, которые были названы странным названием «франко-галицийские». Это делалось для того, чтобы дать как можно меньше пищи для раздражения русским властям.
В рапорте Наполеону Понятовский докладывал: «Набор войск проходит очень активно. В настоящий момент создаются 4 полка пехоты и 4 полка кавалерии. Полностью обмундированные и экипированные за счёт граждан, которые решили пожертвовать деньги на их создание. Среди них граф Замойский, племянник князя Адама Чарторыйского, самого богатого собственника в Галиции. Некоторые батальоны будут готовы действовать уже через две недели…»2
Молниеносные удары Наполеона в Германии и успехи Понятовского в Галиции изумили Петербург, и император Александр не на шутку встревожился. Особенно он был обеспокоен событиями в Польше. Министр иностранных дел Румянцев по указанию царя тотчас направил приказ главнокомандующему русской армии на польской границе С. Ф. Голицыну: «…Важные и быстрые успехи французского оружия совершенно переменили общее положение дел после отъезда Вашего. Е. и. в-во не может далее отлагать исполнение своих обязательств и оставаться равнодушным зрителем при таковых происшествиях. Е. в-во, вопреки миролюбивого своего расположения, не может не принять в войне участия, тем более, что действия сей войны, начатой со стороны Австрии, коснулися почти границ наших, с одной стороны, в Варшавском герцогстве, а с другой, народным возмущением, открывшимся в Галиции»3.
Этот приказ лучше всего раскрывает намерения Александра и мотивы выдвижения русского корпуса на территорию Австрийской империи. Естественно, что его задачей было не выполнение союзных обязательств, а противодействие возможному польскому национально-освободительному движению, как на территории австрийской Галиции, так и в западных провинциях Русской империи.
Почти одновременно с приказом князю Голицыну Александр I направил письмо императору французов, где он поздравлял его с успехами в Баварии и Австрии. Это письмо привёз в ставку Наполеона молодой русский офицер, который ещё будет много раз упоминаться на страницах этой книги. Его звали Александр Чернышёв, в описываемое время ему было всего 23 года. Все источники единодушны в том, что этот красавец и ловелас был отважен на поле сражения, а французским владел как истинный парижанин.
В рапорте о поездке Чернышёв писал: «Я нагнал генеральную квартиру и увидел императора 9 мая (по новому стилю) в Санкт-Пельтене, здесь я вручил ему письмо, которое мне было поручено. Он встретил меня очень хорошо и сказал мне: „Ну вот, австрийцы хотели начать войну против меня — они наказаны за свою глупую дерзость…“ 10 мая генеральная квартира была в Шенбрунне, загородном дворце, удалённом от Вены на расстоянии около лье[42]. 11 мая в 4 часа дня император решил проехаться на коне. Он распорядился дать мне одного из своих коней и сказал, что я могу сопровождать его повсюду…»4
Движение русской армии началось по получении известий об успехах Наполеона, но шансы войны переменчивы, и в 1809 г. не всё для французской армии шло гладко.
После занятия Вены Наполеон попытался форсировать Дунай, однако армия эрцгерцога Карла контратаковала французов, пока не все их части переправились на правый берег. Благодаря своему численному превосходству, благодаря тому, что позади французских полков была широкая река, ещё более разлившаяся в бурном весеннем половодье, австрийцы одержали победу в битве при Эсслинге 21–22 мая 1809 г., французские войска понесли тяжёлые потери, а знаменитый маршал Ланн был смертельно ранен.
Отношение Наполеона к русскому союзу ярко иллюстрирует эпизод, произошедший во время битвы. Когда французы отступали, а сам император подвергался смертельной опасности, в лодке, которая должна была спасти главное командование армии, его сопровождали только четыре человека. Это были начальник штаба армии маршал Бертье, гофмаршал Дюрок, генерал-адъютант Савари и… Александр Чернышёв!
Кстати, по поводу русских офицеров. В связи с тем, что Франция и Россия, по крайней мере формально, находились в союзе, в штабе Наполеона оказалось по разным причинам пять русских офицеров — все молодые, все знатные, образованные и, как полагалось русским и французским офицерам, отважные. Ими были уже упомянутый штаб-ротмистр граф Александр Чернышёв, 28-летний полковник граф Иван Витте, 32-летний майор барон Владимир Левенштерн, 36-летний полковник Иван Горголи и 32-летний генерал-адъютант князь Павел Гагарин.
Читатель, знакомый с упомянутым нами произведением Дениса Давыдова «Тильзит в 1807 году», может вообразить, что все эти офицеры держались подальше от французов и смотрели насупленно на тех, кто осмеливался с ними заговорить, ведь известный партизан писал: «1812 г. стоял уже посреди нас, русских, с своим штыком в крови по дуло, с своим ножом в крови по локоть».
Можно не сомневаться, что, если бы кто-нибудь сказал им тогда подобную фразу, они бы несказанно удивились. Ведь Чернышёв, Левенштерн, Витте и другие не только лихо скакали под огнём, выполняя приказы Наполеона, но и стали закадычными приятелями адъютантов Бертье и «officiers d’ordonnance»[43] императора. Золотая молодёжь Парижа: Флао, Монтескье, Фезенсак, Канувиль, Перигор, Тюренн, Мортемар — объединилась с золотой молодёжью Петербурга, в перерывах боевых действий посещая венские салоны, театры и рестораны. От русских офицеров ничего не скрывали, приглашали на все смотры, парады, приёмы.
Левенштерн вспоминал, что как-то после боя «мы расположились с Монтескье и Дюроком так близко с палаткой Наполеона, что наши головы опирались на тросы, поддерживающие палатку. Мы разговаривали и смеялись во весь голос. Никому, кажется, не мешало наше присутствие. Наши товарищи объяснили нам, что Наполеон даже любит громкую весёлость в своём штабе… На траве расстелили скатерть, и в то время, пока Наполеон ужинал в своей палатке с Бертье и Шампаньи, нам подали великолепную трапезу, на которой председательствовал гофмаршал Дюрок. Нам наливали дорогие бургундские вина, а блюда были великолепными…»5
