Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения - Томас Коэн
В те времена отцовство предполагало определенные условности в поведении и проявлении чувств. Мы не можем измерить глубину отцовского чувства Паллантьери, но, возможно, не только простая вежливость побудила его посетить Лукрецию вечером в день родов. «Он принес три скудо и сказал: „Купи себе немного голубятины“»531. Голубиное мясо – легкое, нежное, дорогое – считалось благородной пищей, обладающей целебными свойствами532.
Как показывает этот жест, Паллантьери надеялся поддерживать их отношения и дальше. Немного погодя он вернулся в постель Лукреции. Однако она отчаянно искала способа как можно скорее прекратить эту связь.
Наши встречи в постели продолжались не очень долго, поскольку я боялась, что вновь забеременею. Я старалась изо всех сил освободиться от него. Поэтому, когда отец нашел мне подходящего мужа, я не стала выяснять, плох он или хорош. Я вышла замуж, чтобы покинуть этот дом как можно скорее533.
По мере того как их связь все больше исчерпывала себя, пара начала ссориться: «Иногда мы сердились друг на друга. Иногда он приходил, иногда нет. Он хотел, чтобы я стала монахиней. Мне же этого совсем не хотелось»534. Где-то за три месяца до свадьбы Лукреции они перестали быть любовниками535.
В начале 1550 года Кристофоро нашел Лукреции жениха: Джованни, тоже лютневого мастера, с которым он наверняка был знаком, занимаясь одним ремеслом536. Хотя Паллантьери, вероятно, догадывался, к чему все идет, о самом готовящемся браке он узнал в последний момент. Определившись с женихом, Кристофоро уже собирался обсудить с ним условия брака. Он перебежал через улицу, чтобы обратить в звонкую монету обещания, данные ему на прошлое Рождество. Во всяком случае, он на это надеялся.
Отец пришел сказать об этом мессеру Алессандро, который тогда был судьей при губернаторе. И мой отец сказал ему: «Я нашел жениха для Лукреции, и она согласна. Мы хотели бы знать, какое приданое вы ей дадите». Мессер Алессандро ответил: «Прямо сейчас у меня нет ничего подобающего, но кое-что я все же дам. В любом случае держитесь уверенно. Договаривайтесь с женихом, а я вечером приду и кое-что принесу вам»537.
Когда, двадцать один год спустя, Алессандро Паллантьери будет составлять свое завещание, он оставит по 60 скудо шести бедным девушкам в качестве приданого538. Эта сумма дает нам правильную меру, чтобы понять, как он поступил в этот вечер с Лукрецией и как она восприняла его поступок. В суде она сказала:
Он пришел, и принес мне 25 скудо, и отсчитал их мне. А я не сказала ему «Спасибо!». Я вообще ничего не сказала. Тогда он воскликнул: «Ну и грубиянка эта девчонка! Она как будто даже недовольна!» Тем и закончились наши отношения539.
Алессандро заплатил золотом540. Фаустина расскажет в суде, что он дал так мало, потому что злился на Адриану, мешавшую ему затащить в постель младших девочек541. Хотя орден аннунциаток выделял приданое только девственницам, он все-таки наскреб для Лукреции больше, чем Алессандро542.
Вот так и случилось, что Лукреция, пятнадцатилетняя невеста, покинула дом. Она рано стала матерью; за следующие два года у нее родилось еще двое детей543. Мы можем увидеть ее замужней, когда Ливия, которой тогда было 6 или 7 лет, будет спать с ней в одной постели, после того как Лукреция родит своего первого ребенка в браке, девочку. Это было возможно, поскольку после родов ее муж еще не возвратился в супружескую постель544. Поскольку семья росла, супруги в 1552 или 1553 году переехали в более просторный дом; вероятно, дело Джованни процветало545. Не весь доход семьи был от торговли лютнями, они также брали жильцов, в том числе компанию из пятерых или шестерых немцев, знакомых Кристофоро, совсем не говоривших по-итальянски546. Лукреция поддерживала тесные связи со своей семьей, не переставая печься об их благе. Мы видим, что она навещает их на Светлую седмицу в 1553 году и принимает у себя сестер вплоть до процесса 1557 года547. Чрево Лукреции было плодовито; вплоть до дня накануне ареста Паллантьери она постоянно рожала. Однако, как показывают ее слова, поспешное замужество не принесло ей душевного спокойствия. Зимой 1556/57 года она воспылала то ли любовью, то ли нежностью к Альберто, их жильцу, человеку более высокого положения. Он уже снимал у них комнату ранее и вернулся вновь, чтобы остаться на более долгий срок. Впервые хозяйка и жилец стали любовниками год назад, вне стен дома ее мужа, а затем, большую часть 1557 года, муж, его беременная жена и ее любовник-жилец ели за одним семейным столом, пока в июне 1557 года Джованни не уехал в Венецию, оставив жену и детей. Альберто же переехал в хозяйскую часть дома и стал спать с Лукрецией в ее супружеской постели548.
Паллантьери, которому все эти хитросплетения были прекрасно известны, поскольку он знал всю подноготную семьи Грамаров, во время судебных прений всячески исхитрялся, чтобы вытащить эту историю наружу. Его целью, в соответствии с итало-римской доказательственной теорией, было скомпрометировать свидетельницу противоположной стороны, поставив под сомнение ее моральный облик и тем самым ослабив доказательную силу свидетельских показаний. Возможно, именно то, что бывший прокурор преуспел в этом, заставило судью принять решение о пытке Лукреции, чтобы тем самым компенсировать ее отклонения от благонравия и в результате повысить убедительность ее слов. Во время пикировки, слишком длинной, чтобы цитировать ее целиком, кипели страсти. Паллантьери неспешно продвигался вперед, выспрашивая у Лукреции сведения о жильцах. Далее по тексту вопросы – записанные, как обычно, на латыни – принадлежат ему.
Он [Паллантьери] спросил ее, останавливался ли в ее доме некто по имени Альберто. Она с улыбкой ответила: «Теперь я вспоминаю то, о чем вы хотите узнать! Но раньше не помнила. Я начала отвечать вам с самого начала, с самого первого жильца, которого звали мессер Марко. А мессер Альберто был последним. Но он больше не живет в моем доме». А на вопрос она ответила: «Этот мессер Альберто жил у нас, покуда я не родила ребенка и не пошла к
