Сабин Баринг-Гоулд - Мифы и легенды Средневековья
В одной из татарских героических песен ветер, который представляется жеребенком, бегающим по всему свету, обнаруживает, что дети его хозяина – Айдолей Мирген и Альтен Куруптью, которых я считаю утренней и вечерней звездой, умерли и были похоронены. Их стерегут семь воинов. Жеребенок превращается в девушку и идет к могиле, напевая колдовские стихи. Тогда все лесные звери и небесные птицы собираются, чтобы, затаив дыхание, послушать их. Воины были зачарованы, и девушка смогла украсть детей, подобно тому как Гермес украл Ио, околдовав Аргуса. Она воскресила их живой водой, которая символизирует рассвет.
В скандинавской мифологии Один прославился пением рун. Благодаря способности творить мир при помощи этих песен он получил имя Гальднер, что происходит от слова gala – «петь». В английском языке этот корень сохранился в словах «соловей» (nightingale), то есть «ночной певец», и «буря» (gale) – имя, данное ветру за его способность петь песни. В латинском языке этот корень можно найти в названии крикливого петуха (gallus).
Следы мифа обнаруживаются в древнем немецком героическом эпосе «Кудруна», где эта власть приписана Хоранту (норвежскому Хьярранди). Про него сказано, что он поет песню, которую никто не может выучить. «Песни, которые он пел, были чудесны. Никому из тех, кто их слушал, они не казались слишком длинными. Время, которое понадобилось бы, чтобы проскакать тысячу миль, пролетало как одно мгновение, когда слушали его. Дикие лесные звери и робкие олени внимали ему, мелкие черви выползали на зеленый луг, рыбы приплывали послушать – и каждый забывал о своей природе, пока длилась его песня». Читая это, мы вспоминаем чудесную немецкую легенду, прекрасно изложенную Лонгфелло, где роли изменились, и не птицы теперь слушают песнь человека, а человек, прижав к губам палец и едва дыша, внимает бесподобным птичьим трелям.
«Тысяча лет пред Тобой, как вчерашний день! Как это может быть?» – задумчиво вопрошает брат Феликс, полный сомнений о словах Господа, и уходит в лес, чтобы поразмыслить о них.
…И вдругВ лесу раздался голос, – дивный голосКакой-то птицы, райски белоснежной,Упавшей точно с неба и запевшейСтоль сладостно, столь звучно, что казалось,Запели в небе струны золотыеНесметных арф. И ФеликсЗабыл святую книгуИ долго, долгоШел и внимал той птице, восхищенный…[97]
Пока он слушал, протекли года. Вернувшись в монастырь, он увидел, что все изменилось, и не нашел ни одного знакомого лица среди братии.
Когда принесли монастырскую книгу, в которой были записаны имена всех, кто имел отношение к обители, то в ней прочли следующее:
…что столетьеТому назад, в такой-то день и месяц,Ушел из врат обители брат ФеликсИ под ее благословенный кровУж больше не вернулся – слыл умершим.И, прочитав,Признали, что ему,Плененному бессмертной райской песнью,Век показался истинно мгновеньем.[98]
Глава 18
Епископ Гатто
Вероятно, любой из тех, кто побывал на Рейне, никогда не забудет эти разрушенные замки и оскверненные монастыри. И независимо от того, интересуется ли он легендами, неразрывно связанными с этими руинами, или же нет, он не пройдет мимо знаменитой истории нечестивого епископа Гатто. О ней напоминает необычная Мышиная башня, возвышающаяся на скале посреди реки.
В конце Х века жил некий Гатто, который сначала был настоятелем монастыря в Фульде, где прославился своим разумным управлением обителью, а позже епископом в Майнце.
В 970 году население Германии страдало от голода.
Были и лето, и осень дождливы;Были потоплены пажити, нивы;Хлеб на полях не созрел и пропал;Сделался голод; народ умирал.Но у епископа милостью НебаПолны амбары огромные хлеба;Жито сберег прошлогоднее он:Был осторожен, епископ Гаттон.[99]
Когда епископу надоели постоянные жалобы людей на голод, он приказал всем прийти в определенный день и пообещал удовлетворить их просьбы. Из всех концов потянулись в Кауб голодные, обнищавшие крестьяне, неспособные купить и куска хлеба, так как цена его в то время была невероятно высока. Всем беднякам епископ велел собраться в огромном амбаре; наконец, туда набилось столько народу, что и яблоку негде было упасть.
Вот уж столпились под кровлей сараяВсе пришлецы из окружного края…Как же их принял епископ Гаттон?Был им сарай с гостями сожжен.Глядя епископ на пепел пожарныйДумает: «Будут мне все благодарны;Разом избавил я шуткой моейКрай наш голодный от жадных мышей».В замок епископ к себе возвратился,Ужинать сел, пировал, веселился,Спал, как невинный, и снов не видал…Правда! но боле с тех пор он не спал.Утром он входит в покой, где виселиПредков портреты, и видит, что съелиМыши его живописный портрет,Так, что холстины и признака нет.[100]
Затем, бледный от страха, прибежал слуга с епископской фермы и поведал, что крысы сожрали все зерно в закромах. В это же время примчался еще один и сказал, что полчища крыс движутся по направлению к замку. Епископ выглянул в окно, и ему открылось страшное зрелище – ни дороги, ни полей не было видно, так как их покрывали миллионы крыс; никакая изгородь, никакая стена не могли сдержать их натиска. Они шли прямо на замок. Ужас объял епископа. Через черный ход он покинул замок, сел в лодку и начал грести к башне, что возвышалась посреди реки.
К башне причалил, дверь запер и мчитсяВверх по гранитным крутым ступеням;В страхе один затворился он там.Узник не знает, куда приютиться;На пол, зажмурив глаза, он ложится…Вдруг он испуган стенаньем глухим:Вспыхнули ярко два глаза над ним.Смотрит он… кошка сидит и мяучит;Голос тот грешника давит и мучит;Мечется кошка; невесело ей:Чует она приближенье мышей.Пал на колени епископ и крикомБога зовет в исступлении диком.Воет преступник… а мыши плывут…Ближе и ближе… доплыли… ползут.Вот уж ему в расстоянии близкомСлышно, как лезут с роптаньем и писком;Слышно, как стену их лапки скребут;Слышно, как камень их зубы грызут.Вдруг ворвались неизбежные звери;Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,Спереди, сзади, с боков, с высоты…Что тут, епископ, почувствовал ты?Зубы об камни они навострили,Грешнику в кости их жадно впустили,Весь по суставам раздернут был он…Так был наказан епископ Гаттон.[101]
Читателю небезынтересно будет узнать, что популярная литература очернила имя несчастного епископа Гатто, который вовсе не был жестокосердным и подлым человеком. У Вольфа, который приводит легенду в своей книге, ссылаясь на Гонория Августодунского (ум. 1152), Мариана Скота (ум. 1086) и Тритемия (ум. 1516), она сопровождается любопытной картинкой – вы найдете ее на следующей странице. Вольф добавляет: «Многие считают эту историю сказкой, но башня, получившая свое название от мышей, и по сей день стоит на реке Рейн». Однако это нельзя принять за доказательство, поскольку существует документ, подтверждающий, что башня эта была построена как пост, где взимался сбор с судов, проходящих по реке.
Эту легенду связывают с еще несколькими лицами. Гравюра, изображающая епископа Гатто в «мышиной башне», могла бы послужить иллюстрацией к истории Видерольфа, епископа Страсбургского (997), который на семнадцатом году своего правления, 17 июля понес Божью кару за то, что уничтожил монастырь Зельцен на Рейне: его съели мыши или крысы[102]. Такая же судьба, по другим сведениям, постигла Адольфа, епископа Кельнского, умершего в 1112 году.
Эта легенда пришла к нам из Швейцарии. Барон фон Гюттинген выстроил три замка между Констанцем и Арбоном, в кантоне Тургау, и назвал их Гюттинген, Мосбург и Обербург. Во время голода он собрал всех бедняков, проживавших в его владениях, в большой амбар и поджег его. На крики несчастных он только смеялся: «Послушайте-ка, как пищат эти мыши и крысы!» Вскоре после этого, будучи атакован полчищами мышей, он попытался добраться по Боденскому озеру до замка Гюттинген и укрыться там, но грызуны последовали за ним и сожрали его. Когда это случилось, замок ушел под воду; развалины его можно видеть и сейчас, если воды озера чисты и спокойны. В Австрии такое предание рассказывают о мышиной башне в Хользельстере, с той лишь разницей, что в местном варианте легенды бессердечный представитель знати не сжигает бедняков, а запирает в темнице и предает голодной смерти.
Между баварскими городами Иннингом и Зеефельдом расположено озеро Вёртзее, которое также называют Мышиным озером. Когда-то давным-давно в этих краях жил граф Зеефельд; во время голода он заключил истощенных бедняков в темницу, посмеявшись над их воплями, которые он назвал мышиным писком, и уморил голодом, за что и был впоследствии съеден вышеназванными животными в своей башне на озере, несмотря на то что для безопасности подвесил свое ложе на железных цепях к потолку.
