Артур Брайант - Эпоха рыцарства
Эдуард быстро слабел. Но, твердо решив стать во главе своих войск и захватить ненавистного «неуловимого» Брюса, он покинул Карлайл 3 июля, впервые за год сев на коня. Страдания его оказались нестерпимыми. Три дня он боролся с ними, 6-го достигнув Боро-на-Сэндсе, находящегося в шести милях от места, из которого король выехал. Там, 7 июля 1307 года, так и не взглянув на шотландскую границу, он умер на руках своих слуг. Последним приказом его было, чтобы сын нес его кости во главе его армий, пока не будут побеждены все шотландцы до последнего. Затем его сердце следует отвезти на Святую Землю в крестовый поход, который он поклялся возглавить.
Так в возрасте шестидесяти девяти лет умер король, которого его жена называла «ужасным для всех сынов гордости, но милосердным ко всем кротким земли». Страстно стремившийся к закону и порядку, в первые годы своего царствования он провел огромную работу по утверждению действенного законодательства, сотрясая, по словам Вестминстерского статута «дремавшие древние законы, нарушив спокойствие королевства». Благодаря этому он привлек нацию к сотрудничеству и, постоянно советуясь с ее представителями и ища их согласия, пришел к созданию величайшего из всех английских институтов – королевского парламента, где король и его подданные могли встретиться, чтобы вести переговоры, сотрудничать и, если необходимо, спорить о делах, касающихся всего народа. Также он поддерживал развитие под началом короны само управление юридической профессии, которое в последующие столетия должно будет стать оплотом свободы. Хотя при этом, в попытке расширить границы закона, его упорная настойчивость на своих правах ввергла его в войны, истощившие финансовые ресурсы и заставившие прибегать к требованиям по отношению к своему народу, несовместимыми с собственными благими намерениями и народным доверием к нему. Только в самом конце правления, в Карлайлском статуте 1307 года, он вновь выступил как лидер всей нации, разделив протест своих подданных против папской агрессии и провозгласив, что он может действовать только «с совета графов, баронов, магнатов, proceres и других благородных и общин этого королевства».
Но для шотландцев и кельтов Эдуард оставался предметом неослабевающей ненависти. Для них он был «le roy coveytous» («жадным королем») из пророчества Мерлина, принесшим не порядок, но вечный раздор. На его могиле в Вестминстерском аббатстве, позже было записаны слова «malleus Scotorum – молот шотландцев». Так его назвали за ту невольную услугу, которую он оказал великому шотландскому народу. Ибо уничтожая шотландцев, как он думал, он по собственной воле сплотил их в единую нацию.
* * *Если бы Эдуард прожил еще один год, Брюсу не удалось бы победить. Убийством Комина он противопоставил себя Англии, папству и половине Шотландии и отдалился не только от тех своих братьев-аристократов, которые были верны Эдуарду, но и от тех, кто был предан Баллиолю. Теперь, взамен величайшего солдата эпохи, командование войсками мщения перешло к его сыну, потакающему всем своим желаниям, которые только имеются у юноши двадцати трех лет. Впервые со времен Завоевания на английский престол взошел король без воинственных наклонностей. Его отвращение к трудностям военных кампаний позорно контрастировало со спартанским образом жизни его отца. Он подолгу нежился в постели, носил дорогие роскошные одежды и повсюду возил с собой ручного льва. Вместо артурианских турниров и военных занятий, присущих людям своего сословия, он получал удовольствие от земляных работ, кровельного и кузнечного дела, скачках на лошади, гребли, плавания и борьбы. Он также любил участвовать в театральных представлениях и играть на барабанах. Для его лордов, мнивших себя прообразами рыцарей Круглого стола (за исключением Библии, это было их единственным представлением о мире в художественном виде), все это казалось ребячеством и презренной фривольностью. Их новый суверен не имел ничего общего ни с Артуром, ни с Ланселотом, ни с Галахадом, ни с сэром Гавейном. Он казался им эксцентричным, изнеженным щеголем.
Если вступление на престол Эдуарда I свидетельствовало в пользу наследственной королевской власти, то правление его сына опровергло его. Эдуард II обладал тем же именем, станом, превосходным телосложением Плантагенетов, что и первый. Но золотоволосый молодой гигант, унаследовавший трон своего отца, не интересовался правлением, за исключением разве что средств достижения своей личной свободы и наслаждений. С малолетства он жаждал любви. Спустя несколько месяцев после рождения его родители погрузились в траур по причине смерти его десятилетнего брата Альфонсо[230] – наследника престола и всех их надежд. Вскоре после этого они покинули Англию, чтобы совершить долгое путешествие в Гасконь; и не прошло и года со времени их возвращения, как его мать скончалась, тогда Эдуарду было пять лет. Оставленный на попечение своего вечно занятого и становившегося с годами все более деспотичным отца, который постоянно принимал участие в военных кампаниях в Уэльсе, Фландрии или Шотландии, принц вырос без систематического образования и воспитания. Большую часть своего детства он провел в бесцельных скитаниях вслед за королевским двором, и единственным домом, который он знал, было его поместье Кинг Ленгли, окруженное хартфордширскими вязами и заливными лугами, где он приобрел любовь к деревенским профессиям сельского люда, обитавшего вокруг. Он был сильно и непоколебимо привязан к чиновникам и клеркам своего двора, которым позже он был трогательно предан, как, например, к пользующемуся дурной репутацией Уолтеру Рейнолдсу, сыну виндзорского булочника, которого Эдуард сделал архиепископом Кентерберийским, или еще более низкого происхождения Уильяму де Мельтону, позже ставшему архиепископом Йоркским. Его товарищами были конюхи и садовники, кузнецы и лодочники, шуты, фокусники, актеры и певцы.
«Прекрасный телом и великий силой», Эдуард остался ребенком, легкомысленным и эмоционально неуравновешенным. Полностью отказавшись от участия в работе советов своего отца, от чьих приступов ярости его охватывал благоговейный трепет, он стремился только к одному – жить так, как хочется. Еще в бытность подростком он почувствовал необычную тягу к красивому, но бедному гасконскому рыцарю по имени Пирс или Петр Гавестон, который был старше его на несколько лет. Ко двору наследника Петр был причислен благодаря храбрости его отца, проявленной во время англо-французских войн. Влияние, оказанное этим остроумным, воспитанным, но высокомерным авантюристом, стало головной болью старого короля и его министров. Дважды его изгоняли из королевства – в последний раз всего лишь за несколько месяцев до смерти Эдуарда, когда принц пытался даровать ему свое родовое имение Понтье с материнской стороны, это настолько возмутило умирающего короля, что тот в ярости вырвал клок волос с головы сына.
Первое, что сделал Эдуард II, вступив на престол, – вернул обратно своего фаворита. Проигнорировав просьбу своего отца нести его кости перед армией, он совершил короткий формальный поход на юго-запад Шотландии. В начале сентября он вернулся в Лондон, где пожаловал Гавестону графство Корнуолл, принадлежавшее короне, и предложил ему руку своей племянницы, Маргариты, дочери принцессы Иоанны и сестры молодого графа Глостера. Одновременно он отстранил от занимаемой должности казначея отца, епископа Ленгтона Личфилдского, и заключил его в Тауэр.
Отсутствие нового короля на полях сражений дало Брюсу передышку, позволившую свести счеты со своими шотландскими недругами. Покинув Дуглас в холмах Галлоуэя, он повернул на север, чтобы разграбить земли сперва Дугала Макдауэла, а затем графа Бьюкена, главы дома Коминов. Долины кишели английскими войсками, и главные крепости находились в их руках, и в то же время половина шотландских аристократов, приверженцев либо Баллиоля, либо английского короля, противостояли притязаниям Брюса. Но мелкопоместное дворянство и простолюдины, страдающие от ущемления своих прав со стороны захватчиков, инстинктивно приняли сторону этого богоданного борца за их дело. Хотя он и был пока только королем вереска, в их глазах он являлся преемником Уоллеса. И, окруженный врагами Брюс, за голову которого было назначено вознаграждение, уже размышлял, как охотиться на своих охотников.
Слабая и раздробленная, все аристократические семьи которой, за исключением двух или трех, находились на содержании у Англии, Шотландия теперь удостоилась настоящего правителя. У Брюса были все черты, которые ассоциировались с шотландским характером, усиливавшиеся его гениальностью: отвага, настойчивость, непоколебимая преданность друзьям и безжалостность к врагам, нежность к женщинам, ирония и юмор, разумная бескомпромиссная жестокость в преследовании своих целей. История с пауком в его затворнической келье в Ратлине раскрывает этого человека. Король вересковых зарослей, эта горная лисица с туманом в бороде – «король Хобб в своем заточении», как презрительно называли его англичане, – был одним из величайших лидеров нации всех времен. Никогда не командовавший более чем несколькими тысячами человек, а сначала и вовсе несколькими сотнями, он ускользал от каждой попытки схватить его. Когда бы его враги ни думали, что победили его, он вновь появлялся и в конце концов выиграл решающий бой.
