Людмила Черная - Повседневная жизнь московских государей в XVII веке
Практически всю жизнь болевший Федор Алексеевич, в отличие от отца, даже не успел свыкнуться с мыслью о неизбежности смерти и, кажется, пытался обмануть ее, торопясь со второй женитьбой. В праздник Пасхи 16 апреля 1682 года он совершил торжественный выход к заутрене в Успенский собор и после этого слег. Царевна Софья, пренебрегая обычаями, взялась сама ухаживать за братом, постоянно приходя в царские покои. Через 11 дней Федор отошел в мир иной, как записано в разрядной книге, «грехов ради всего московского государства». Именно так воспринималась смерть «ангела», успевшего, несмотря на молодость и болезненность, провести важнейшую реформу — отменить местничество — и наметившего целый ряд крупных преобразований. Перед смертью царь исповедался и причастился, исполнив тем самым чин «правильной» смерти.
Похороны состоялись по традиции на следующий день, 28 апреля. За гробом несли на санях вдову-царицу Марфу Матвеевну. Поскольку наследником престола успели объявить десятилетнего царевича Петра, то и он в сопровождении матери участвовал в похоронах. Причем после того, как установили гроб на уготованном месте в Архангельском соборе, Наталья Кирилловна поспешила увести сына, так что они не присутствовали на отпевании. Впоследствии ее упрекали за это старшие царевны Анна и Татьяна Михайловны — хотя они сами и не могли участвовать в похоронах, но получили всю информацию от племянницы, царевны Софьи, посмевшей присоединиться к процессии. Она вместе с пятнадцатилетней вдовой-царицей присутствовала на отпевании до конца, а по выходе из собора громко плакала и причитала, что покойного брата «извели злые люди».
Сильвестр Медведев, сменивший в качестве придворного поэта своего учителя Симеона Полоцкого, умершего в 1680 году, отозвался на кончину Федора утешительными виршами. Видно, что написаны они были не в день смерти, а значительно позднее, когда царевна Софья уже взяла власть в свои руки. Произведение, озаглавленное «Плач и утешение двудесятьма и двема виршами, по числу лет его царского пресветлого величества, яже поживе в мире описано», явно повторяло по структуре «утешительные книжицы» Симеона Полоцкого. Плач начинал символизирующий Россию двуглавый орел, утверждавший, что ему будет очень трудно жить без Федора. В утешение орлу говорилось, что вместо себя царь оставил двух братьев, а главное — царевну Софью, «тезоимениту Мудрости». Затем шли плачи по чину. Сначала вдова-царица Марфа, от имени которой сообщалось, что ей «ничего не мило, ни бисер, ни серебро», получала в ответ утешение от имени самого покойного супруга, который мудро рассуждал о том, что всего лишь переселился в царство вечное и что не надо печалиться о его короткой жизни: живи он долго, больше увидел бы скорби:
Не к тому же глаголи, остах во печали,Рех: радуйся о Бозе, живи, его хвали.
Далее помещены плачи теток-царевен Анны и Татьяны, сестер Евдокии, Марфы, Софьи, Екатерины, Марии, Натальи и Феодосии. Им также отвечал утешениями сам умерший царь, сравнивавший девять царевен с девятью ангелами, и призывавший петь не печальную, а радостную песнь, поскольку им в утешение на престоле остались два брата. Если орел российский начинал плачи, то завершал их скорбный глас всей Великой, Малой и Белой России, в котором перечислялись добродетели усопшего царя; в качестве утешения звучали слова, что России, как и Федору у престола Всевышнего, суждена жизнь вечная. Завершалось всё произведение эпитафией:
Надпись гробный: Зде лежит царь Феодор, в небе стоит целоСтоит духом пред Богом, само дежит тело.Аще лежит, своему лежит царь ЦаревеАще стоит, своему стоит Господеве.
Царские и княжеские гробницы (всего 46) располагались по периметру Архангельского собора. Первым здесь был погребен великий князь Иван Калита в 1340 году, а последним — Иван Алексеевич в 1696-м. По распоряжению Михаила Федоровича в 1636–1637 годах старые надгробия были заменены новыми кирпичными с резными белокаменными стенками. В 1638 году над погребением царевича Дмитрия возвели белокаменную сень, украшенную резьбой, и окружили ее литой бронзовой решеткой. Бронзовые футляры, которые сегодня можно увидеть над соборными погребениями, были установлены значительно позже, в 1903 году.
Церемонии погребения цариц и других членов царской семьи различались лишь деталями, а сам ритуал не менялся. На похороны цариц выделялись из казны суммы вдвое меньшие, чем на похороны царей, а похороны остальных членов венценосного семейства обходились еще дешевле. Исключение составляли похороны двух цариц, умерших после тяжелых родов от горячки почти единовременно со своими новорожденными детьми — Марии Ильиничны в 1669 году и Агафьи Семеновны в 1681-м. О кончине первой осталась запись, сделанная одним из звонарей Успенского собора: «4 марта преставися благоверная царица и великая княгиня Мария Ильична. И по указу великого государя для вести ударено в большой колокол трижды». Затем был крестный ход (среди крестов был и «резной костяной») с «запрестольной Богородицыной иконой да фонарем перед иконою». После надгробного пения «по тело ходили сами патриархи и провожали патриархи в Вознесенской монастырь. А звон был плачевной. А как внесли тело в церковь и поставили посреди церкви, и служили литургию посную патриархи со властми, и после литургии отпевали и погребли».
Физическое и моральное состояние Федора Алексеевича после смерти 14 июля 1681 года первой жены Агафьи Семеновны было столь тяжелым, что он смог только проводить тело супруги до «саней», но не присутствовал на отпевании и погребении в Вознесенском монастыре. Все дни до «сорочин» царь не выходил на люди, появившись впервые только на панихиде 22 августа.
Цариц и царевен по традиции хоронили в соборе кремлевского Вознесенского монастыря, основанного в XIV веке вдовой Дмитрия Донского Евдокией Дмитриевной. Гроб обивали красной тканью, а для вдов — черной. Тела усопших несли на специальных ритуальных «выносных» санях, перед которыми шли священнослужители, а позади — миряне. Так же как и над гробом царя, над гробами умерших царских родственников 40 дней «дневали и ночевали» придворные чины. Траур продолжался шесть недель.
На третий день после смерти проходили первые поминки, на которые приглашались представители духовенства и ближние люди. Основным блюдом поминального стола, конечно же, была кутья, известная еще со времени «Повести временных лет» и представлявшая собой кашу из недробленой пшеницы, риса, овса или ячменя, пропитанную медом, с добавлением изюма, цукатов, сухофруктов, варенья. Пили на поминках обычно сыту — напиток из меда и воды либо из патоки, полученной упариванием солодового сусла из пророщенного и сушеного ячменя. Кутью и сыту подавали к столу в течение всех дней до «сорочин». На сороковой день проводилась поминальная служба, а после «стола» раздавалась большая милостыня. В течение многих дней нищих кормили прямо во дворце.
В дальнейшем поминовение усопших членов царской семьи попадало под контроль особого приказа — Панафидного (Панихидного). Григорий Котошихин писал о нем: «А ведомо в том Приказе поминание по мертвых прежних великих князех, и царех Росийских, и царицах, и царевичах и царевнах; и которого дни прилучитца по ком творити память, на Москве и в городех, и в монастырех по церквам, указы посылаются ис того Приказу».
Конечно, число личных панихид, совершаемых царским семейством, бывало очень значительным. Так, Алексей Михайлович, похоронивший в 1669–1670 годах троих близких (супругу Марию Ильиничну, новорожденного сына Симеона, наследника престола Алексея Алексеевича), совершал панихиды практически ежедневно до 1671 года, когда решил отречь смертный грех уныния и жениться вторично.
Глава четвертая
Государев обиход
Обустройство Кремлевского дворца
Московские государи, как все люди того времени, в обыденной жизни следовали устоявшимся традициям и образцам, но допускали в нее всё больше новаций, идущих с Запада. Как правило, именно они выступали законодателями моды на новшества в быту. Правда, иногда случалось, что вначале придворные заводили у себя ранее невиданные порядки и государям приходилось копировать их, чтобы не отставать. Мы не будем подробно описывать предметный мир, окружавший московских государей, — это прекрасно проделано в исследованиях И. Е. Забелина, — а попробуем проследить, как менялся традиционный царский обиход на протяжении XVII столетия.
На долю Михаила Федоровича выпало не просто обустраивать царский дворец на свой лад, а возрождать его из пепла. Великолепные дворцы Лжедмитрия I и Василия Шуйского были разграблены и полностью разрушены, да и остальные кремлевские постройки находились в плачевном состоянии. Избранный царь потому и не спешил в столицу, что жить ему было негде. К апрелю 1613 года с большим трудом удалось привести в порядок и обновить несколько помещений: Грановитую, Золотую и Переднюю палаты, две комнаты, в которых жил когда-то Иван Грозный, а также «мыленку». Не забыли и о матери царя — для нее нашлось место в Вознесенском монастыре. Ф. И. Мстиславский писал Михаилу: «..денег в твоей государевой казне нет и плотников мало, а палаты и хоромы все без кровель, и мостов в них, и лавок, и дверей, и окончин нет, делать всё наново, и леса такова, каков на ту поделку пригодится, ныне вскоре не добыть».
