Александр Востриков - Книга о русской дуэли
И наконец, еще одно: в десяти шагах у них ближние барьеры, а ведь разошлись они на тридцать и выстрелили, видимо, шагов с двадцати (Кирсанов выстрелил, не доходя до барьера, а Базаров и вообще „тихонько двинулся вперед“).
Так что же это тогда, фарс?
Но ведь все вполне серьезно: „Базаров тихонько двинулся вперед, и Павел Петрович пошел на него, заложив левую руку в карман и постепенно поднимая дуло пистолета… Он мне прямо в нос целит, — подумал Базаров, — и как щурится старательно, разбойник! Однако это неприятное ощущение. Стану смотреть на цепочку его часов…“ Что-то резко зыкнуло около самого уха Базарова, и в то же мгновение раздался выстрел. „Слышал, стало быть ничего“, — успело мелькнуть в его голове. Он ступил еще раз и, не целясь, надавил пружинку».
Ритуал заставляет героев действовать против воли (по крайней мере — против своих предварительных планов), но и возникшие во время поединка намерения не осуществляются. Метивший «прямо в нос» Кирсанов дал промах, стрелявший «не целясь» Базаров ранил соперника в ляжку (впрочем, если бы он целил в ляжку — попал бы непременно в живот).
Но дуэль достигла своего результата. Павел Петрович так и не смог «исправить» Базарова: остались и его ерничество, и его «дело» — медицина («теперь я уже не дуэлист, а доктор»), и его плебейский демократизм (камердинер Петр — свидетель). Но Базаров при всем том все-таки исполнил ритуал — и даже не издевался особенно над дуэлью, не предлагал драться через платок или на скальпелях. Оказавшись в критическом ситуации, они убедились, что могут уважать друг друга. Кирсанов: «Дуэль, если вам угодно, не возобновляется. Вы поступили благородно… сегодня, сегодня — заметьте». В чем благородство? В том, что подтрунивал до самого барьера? Что стрелял не целясь? Что рану перетянул?
Базаров: «О прошлом вспоминать незачем». Уж не извинения ли они друг у друга просят? Уж не отпускают ли грехи? Отнюдь. «Павел Петрович старался не глядеть на Базарова; помириться с ним он все-таки не хотел; он стыдился своей заносчивости, своей неудачи, стыдился всего затеянного им дела, хотя и чувствовал, что более благоприятным образом оно кончиться не могло. <…> Молчание длилось, тяжелое и неловкое. Обоим было нехорошо. Каждый из них сознавал, что другой его понимает. Друзьям это сознание приятно, и весьма неприятно недругам, особенно когда нельзя ни объясниться, ни разойтись». Им неловко от происшедшего — но именно так они избежали ненужных сцен и унизительных оскорблений.
Но вернемся к расстоянию между стреляющими на дуэли. Расстояние меньше восьми шагов считалось принадлежностью смертельных, «кровавых» поединков. Чаще всего в этих случаях назначались три шага. При таком расстоянии выстрелы по очереди не имели смысла: если дать одному из соперников на трех шагах прицелиться и спокойно выстрелить, то другому можно и пистолета не заряжать. Бессмысленна была бы и дуэль с выстрелами по желанию — оба соперника желали бы только одного: выстрелить как можно быстрее. Поэтому при малых расстояниях поединки проводились с выстрелами по команде. Единственная тактика и единственный шанс остаться в живых (идя на такие условия, далеко не все оставляли себе надежду на возможность уцелеть, но все-таки…) — это выстрелить первым, и настолько опередить соперника, чтобы он еще не успел навести оружие. Этот шанс был бесконечно мал, и чаще всего после дуэли на малых расстояниях обоих соперников уносили тяжело раненными или убитыми.
При таких неизбежно кровопролитных дуэлях, как правило, основное соперничество, основная борьба выносились за рамки боя. Взаимное психологическое давление, нагнетаемая демонстрация бесстрашия, пренебрежения к смертельной опасности, уверенность в удаче напоминали игру в покер, где главное заключается не во вскрытии карт, а в игре на повышение ставок.
Такие дуэли носили мистический, сакраментальный характер, что проявлялось, в частности, и в специфических способах организации пространства боя: объявлялись не только поединки на трех или пяти шагах, но и «в могиле» — когда соперники стрелялись в свежевырытой могиле (подразумевалось, что погибший будет в этой могиле и похоронен); или «через платок» — когда соперники стрелялись, держа между собой левыми руками два края одного платка.
Чтобы немного уменьшить неизбежность кровавого исхода, внести элемент непредсказуемости, часто применялось такое осложняющее дополнительное условие: соперники у барьеров стояли спиной друг к другу и по команде должны были сначала обернуться, а уже потом выстрелить.
Но в любом случае дуэль на малом расстоянии была принадлежностью бретерского типа поведения. Требование ее могло служить своеобразной визитной карточкой бретера. Как говорил Денис Давыдов о Федоре Уварове-Черном: «Бедовый он человек с приглашениями своими. Так и слышишь в приглашениях его: „Покорнейше прошу вас пожаловать ко мне пообедать, а не то извольте драться со мною на шести шагах расстояния“» {37, т. 8, с. 468–469}.
По сравнению с дуэлью с места, дуэль со сближением давала возможность каждому сопернику найти свою линию поведения, определить свою тактику и сделать свой выбор.
При дуэли со сближением секунданты отмечали для каждого из соперников два барьера — «дальний» и «ближний». Между ближними барьерами расстояние почти никогда не превышало десяти шагов. Возможны были и варианты с одним общим ближним барьером. Дальние барьеры отстояли от ближних на пять — пятнадцать шагов каждый. Перед началом дуэли секунданты расставляли соперников на дальние барьеры. По команде («Сходитесь!» или «Сближайтесь!») каждый из дуэлянтов имел право двигаться в сторону противника до ближнего барьера или оставаться на месте, прицеливаться и производить первый выстрел по своему усмотрению.
Существовало четыре варианта правил, по которым производился второй выстрел. Противники должны были: 1) оставаться на своих местах (т. е. на том расстоянии, с которого был произведен первый выстрел); 2) и 3) один из них выходил на ближний барьер, а другой оставался на месте; 4) оба выходили на свои ближние барьеры.
Первый вариант был самый простой и нелогичный. В нем таилась опасность профанации: поскольку дальние барьеры отстояли друг от друга на достаточно большое расстояние, один из дуэлянтов, желающих окончить дело с наименьшим риском для себя, мог выстрелить первым как можно быстрее, пока соперник не успел приблизиться, и тем вынудить его также стрелять издалека.
По второму варианту дуэлянт, произведя выстрел, должен оставаться на месте, а его соперник имеет право продолжить движение до своего ближнего барьера и стрелять с него. В этом варианте также был довольно существенный недостаток: если первый выстрел ранил дуэлянта, то он чаще всего просто не мог воспользоваться своим правом выйти к барьеру. Да и излишне миролюбивый дуэлянт быстрым выстрелом мог обеспечить ответный с расстояния примерно двадцати шагов.
Гораздо логичнее и распространеннее в первой половине XIX века был третий вариант, согласно которому дуэлянт, выдержавший выстрел, приглашал стрелявшего первым соперника к ближнему барьеру, сам оставаясь на месте. В этом случае его шансы (компенсация за риск) возрастали пропорционально риску.
Дуэль со сближением и вызовом соперника на барьер для второго выстрела давала участникам довольно большую свободу действий, требовала от них осмысленного поведения, грамотной тактики. Возможны были два принципиально различных решения, назовем их условно «тактикой первого выстрела» и «тактикой второго выстрела».
«Тактика первого выстрела»: оставаясь на месте, тщательно прицелиться в движущегося навстречу соперника и постараться поразить его первым выстрелом. Стрелять лучше всего в тот момент, когда соперник остановится и начнет наводить оружие и прицеливаться.
«Тактика второго выстрела»: сразу же по команде энергично выдвинуться к барьеру и оттуда или спокойно прицеливаться в приближающегося противника, или спровоцировать его на неподготовленный выстрел, вызвать на барьер и стрелять с минимального расстояния.
«Тактика первого выстрела» делала ставку на меткость; по сути это была пассивная тактика. «Тактика второго выстрела», наоборот, делала ставку на психологическую и эмоциональную агрессию, на умение вывести соперника из равновесия.
«Первый выстрел» требовал рассудительности и расчетливости, «второй» — азарта и риска. Однако, если учитывать характеристики оружия, которым пользовались дуэлянты в первой половине XIX века, и естественную невозможность спокойно стоять под прицелом, — вторая тактика была более надежной. Ю. М. Лотман, комментируя дуэль Онегина с Ленским, писал: «И для Пушкина, и для читателей романа, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает безусловной смерти противника, не стреляет с ходу, с дальней дистанции и под отвлекающим внимание дулом чужого пистолета, а, идя на риск, дает по себе выстрелить, требует противника к барьеру и с короткой дистанции расстреливает его как неподвижную мишень» {108, с. 100}.
