Евгений Долматовский - Зеленая брама
Написав эти строки, я позвонил по телефону старому другу полковнику в отставке Ивану Самчуку, начальнику штаба корпуса, куда входила 13-я.
— Какого числа вы освобождали Первомайск?
— Ночью разбуди, не ошибусь — 22 марта 1944 года.
— Трудно было?
— Как всегда... Грязища, распутица, противник сопротивлялся ожесточенно. Форсирование Южного Буга, ну, сам понимаешь. Тебе, может, будет интересно — к нам в руки попала карта со всей обстановкой в Первомайске.
Подпольщики ее приготовили и успели вовремя передать разведке одного из полков 13-й! Очень здорово пригодилась!
Так капитан Ираклий Церетели передал из сорок первого в сорок четвертый год от 169-й стрелковой дивизии 13-й гвардейской эстафету на рубеже города Первомайска.
Я обратился к своему собрату — одному из грузинских поэтов, просил найти Ираклия Церетели, разузнать о нем.
Вот какая история пришла ко мне из Тбилиси.
Осенью 1945 года в Тбилиси вернулся демобилизованный майор Ираклий Иосифович Церетели. Демобилизовали его в Киевском военном округе по общему приказу. В «характеристике по демобилизации» говорилось, что «войну он прошел в должности командира части, энергичный, инициативный, волевой командир инженерных войск. Умеет организованно обеспечить принятое решение. Награжден орденом».
Заключительные строки характеристики: «Может быть использован на ответственной партийной и советской работах».
Майор был стройный, подтянутый, не пользовался ни палкой, ни костылем, стараясь, чтоб никто не заметил, что он на протезе. Он поступил на работу — инженером по сельхозтехнике, получил комнатку, женился.
Ни сослуживцы, ни друзья, ни родственники, ни даже жена не знали подробностей боевого пути майора. Он не любил рассказывать о себе, на вопросы отвечал лаконично: «Воевал, как все»; «Награды? Да, награжден двумя орденами...»
В семье Церетели уже отметили серебряную свадьбу, когда в дом стали приходить письма из города Первомайска, что стоит при слиянии реки Синюхи с Южным Бугом: из горкома партии, от школьников, от краеведа Николая Андреевича Кузнецова и директора музея Романа Васильевича Кучерявого.
Николай Кузнецов в долгих поисках обнаружил следы подпольщиков из 169-й дивизии и опубликовал в газете «Прибужский коммунар» статью «Загадочный капитан», вызвавшую бурный отклик: оказывается, в Первомайске многие помнят Ираклия Церетели.
Лишь из этих писем узнала жена героя Лиля Александровна о боевом пути своего мужа. Он сначала и показывать их не хотел, но пришлось показать, когда он поручил ей перестукать на машинке свои ответы.
В 1976 году Ираклий Иосифович приезжал в Первомайск, встретился со своими товарищами по подпольной борьбе и шутя сказал им: «Ну, вот и таинственный капитан!»
Взволнованный этой историей, я собрался в Тбилиси, мечтая встретиться с этим удивительным человеком. Но не получил ответа на письма, а вскоре узнал, что они уже не застали Ираклия Церетели: старые раны преждевременно оборвали его жизнь.
Но жив его подвиг, его имя и образ воина-комбата, от имени 169-й дивизии не оставившего город Первомайск в трудные годы.
Легенда о яблоках и зернах пшеницы
История, которую я сейчас расскажу, вернее, две истории о двух воинах Зеленой брамы, к сожалению, не легенда. Почему я жалею об этом?
Потому что, рассказывай я легенду, мне было б дозволено самим жанром что-то присочинить, пририсовать, а может, и — грешным делом — приукрасить.
И вошли бы в мой рассказ, а то и не вошли, а вбежали два старых товарища, стройные, красивые, молодые (так просто в легенде остановить человеческий возраст, а герои остаются молодыми лишь тогда, когда отдали будущей победе все, до последней капли крови...).
Легенда — в данном случае — название условное.
Люди, о которых я обязан вам поведать, если и доберутся вновь до Подвысокого через четыре десятка лет, то не смогут вбежать и с трудом войдут в хату, которую они запомнили тогда, память о которой пронесли через всю свою нелегкую, но чистую жизнь.
Они могут лишь, выбрав хороший, сухой летний месяц, предпринять далекое путешествие до опушки Зеленой брамы и въехать в село на своих полученных в отделе социального обеспечения малолитражных автомобилях «Запорожец» с ручным управлением. И выйти из машин им будет и сложно, и боль прижмет, но они и виду не подадут, постараются улыбаться беспечно: ну, наконец-то собрались и махнули в памятные места, представьте, и дорога оказалась не такой далекой... Один из Абхазии приедет, другой из Дагестана.
Рассказ начинается издалека. Разумеется, из Подвысокого.
В 1970 году летом ученик 8-го класса Подвысоцкой средней школы Коля Буйвол (это тогда он был Коля, а теперь уж, поди, только Николаем его и величают) пошел в дубраву гулять, заметил на коре дерева зарубку — очень старую, с оплывшими краями.
Красные следопыты привыкли примечать и искать разгадку подобных знаков. Неудивительно, что мальчик разглядел в зарубке стрелочку, указатель, сделал несколько шагов в правильном направлении и принялся копать землю.
Он снял в одном только месте совсем невеликий слой земли, тот самый, который называют культурным слоем, и увидел край клеенчатого чехла.
Из земли им было извлечено хорошо сохранившееся в чехле алое с золотыми буквами боевое знамя: «60-й отдельный Кавказский саперный батальон».
Надо сказать, что это не первая находка: и раньше в браме и на окрестных полях находили реликвии той далекой битвы. Интересно то, что находки бывали только случайные: если искали, все словно пряталось под землю!
Знамя пронесли перед строем на пионерской линейке.
Его появление тревожило, волновало, бередило души.
Неужели никого не осталось из состава отдельного 60-го саперного батальона?
А все ж есть направление для поиска: батальон имел наименование Кавказского.
Пионеры разослали письма в редакции газет Закавказских республик и Северного Кавказа: может быть, откликнутся ветераны-саперы.
Метод оказался правильным.
Удалось узнать, что батальон хоть и именовался отдельным, но воевал вместе с 141-й стрелковой дивизией, той самой, которой командовал генерал Яков Иванович Тонконогов.
Пришло письмо из Дагестана от бывшего сержанта Даниила Гафизова.
Больно резанули по сердцам его слова:
«Половина моего тела осталась на родной мне украинской земле, я всегда сердцем там, где пролил кровь, где терял боевых друзей...»
Половина тела осталась...
Увы, это не образ, не фраза, не строка из дагестанской поэзии.
Даниил Гафизов вырвался из августовского окружения, участвовал в освобождении Украины от захватчиков и в наступательном бою получил тяжелое ранение, лишился обеих ног.
В дни празднования тридцатилетия победы над фашизмом прибыла в почтовое отделение Подвысокое посылка, на вес легкая, а все же не письмо, а именно посылка.
Школьники распечатали сверток. Оказывается, Гафизов прислал горсть дагестанской земли и тридцать зерен пшеницы, выращенной им на горном склоне, на каменистой почве.
Горсть земли и горсточка зерна — чтобы породниться.
Собрался совет музея. Постановили: тридцать полученных от ветерана зерен посеять на пришкольной делянке и возле братской могилы. Там положено сажать цветы, но пусть прильнут к граниту и колосья.
Невелик был первый урожай, но существует прекрасный закон зерна и закон сеятеля: в первый же август, как золотая ракета, устремился ввысь колос — могучий, четырехгранный, ровный, зернышко к зернышку, а если их сосчитать, в каждом колосе не меньше ста, значит, будет три тысячи дагестанских зерен на первый год, а на второй — триста тысяч, а на третий — тридцать миллионов.
Из первых трех тысяч отобрали тридцать полновесных гафизовских зерен и вернули в музей, чтоб хранились они как дорогой экспонат всегда. Говорят, зерно сохраняет жизнь свою тысячи лет. А всю прибавку замешали в семенной фонд колхоза «Дружба», так что теперь един подвысоцкий и дагестанский хлеб.
Переписка новых поколений пионеров с Гафизовым продолжается, а рассказ мой о сыне Дагестана, обладающем такой поэтической душой, пусть перейдет теперь в новую правдивую легенду — о лейтенанте запаса горьковчанине Петре Ивановиче Грищенко, проживающем ныне в городе Сухуми, потому что для его здоровья именно сухумский климат необходим. А для души ему было необходимо съездить на Украину.
...Петр Грищенко оказался в августе 1941 года в Подвысоком вместе со своим 283-м корпусным артиллерийским полком, поддерживавшим огнем 99-ю дивизию в нескольких боях, в том числе и в последнем. А отходили они от самой границы.
Ночью 5 августа артиллеристы гоняли взад-вперед по Зеленобрамской улице тягачи, рассчитывая, что противник примет их за танки, идущие на прорыв. А тем временем основная колонна прорыва покидала село, двигаясь по улице Богдана Хмельницкого. Отвлекающий маневр артиллеристов был просто вызовом огня на себя. Это — и, к сожалению, только это — удалось Петру Грищенко и его товарищам. Под обстрел себя подставили, но существенной помощи главным силам 6-й и 12-й армий не оказали, да и не могли тогда оказать.
