Михаил Садовяну - Никоарэ Подкова
Скакуны эти вели свое начало от жеребцов и кобылиц, покинувших в древние времена табуны древних скифов и сарматов и размножившихся на укромных островных пастбищах и в пустынных степях. Многие сгибли в суровые зимы, а от тех, что выжили, пошла крепкая порода лошадей с широкими копытами, легко бежавших по болотам, с длинной зимней шерстью, линявшей по весне. Татары охотились на диких коней осенью, когда они нагуляют жиру, и убивали их себе на пищу.
Шах и его запорожские охотники преследовали лошадей неторопливо, окружали в определенных местах и ловили арканом. Прежде всего охотники искали жеребых кобылиц: ожеребившись, те становились совсем ручными, а из их жеребят гетман выращивал наилучших боевых коней.
Не раз татары просили дозволения вступить на землю запорожцев, чтобы купить двухлеток и трехлеток от диких кобылиц. Гетману они дали прозвище "джеамбаш-шах" - "царь барышников". Ногайцам нравилось вести с ним торг и, споря о цене, состязаться с "джеамбаш-шахом" в шутках и острословии; в конце концов они всегда ему уступали, дивясь его мудрости и ясному уму.
Поп Нектарий Балабан отслужил панихиду, читая нараспев молитвы высоким голосом, а потом запорожцы уселись за столы. Но прежде чем начаться шуму и песням, встал гетман Шах и, подняв большой кубок, наполненный старым медом, произнес слово в помин души присноблаженного, пребывающего среди святых угодников Иона Водэ, поборника православной веры и народной правды. И в наступившей тишине раздавались горестные вздохи витязей, воевавших бок о бок с господарем в лето 1574 года.
Шах поклонился Никоарэ, и оба гетмана, не торопясь, осушили чаши. Выпили затем и собравшиеся на тризну воины. Все расселись по местам. Подкова все еще стоял в глубоком раздумье, весь во власти своих сокровенных мыслей; лицо его было бледно от волнения.
- Паны-братья, - произнес он, - сызнова наполните кубки. Выпьем за тех, кто и впредь будет бороться с притеснителями и слугами кривды. Клянусь душою: не посрамлю сабли, доставшейся мне в наследство от брата моего Иона Водэ.
Воины встрепенулись и громкими возгласами откликнулись на этот обет, а когда осушили чаши, все столпились вокруг Никоарэ, и близстоящие подняли его на руки и плечи. Потом полились песни о его подвигах, и кобзари, ударяя по струнам гусиным перышком, подтягивали:
Что за гром в Больших Лугах,
Кто там скачет на конях?
Гетман сам Иван Подкова
К нам с победой скачет снова.
Никоарэ закрыл глаза. Он был в это мгновение счастлив, далек от всех земных забот. Вскоре он ушел с тризны и расположился вместе с гетманом Шахом под развесистой ивой на берегу острова, омываемого днепровскими волнами; растянувшись на ложе из скошенной травы, они обсуждали предстоящее дело.
- До весны, брат Никоарэ, мы постоим здесь. Надо время выждать и подготовиться. Работы будет не мало: оковать телеги, починить, а то и снова справить для них навесы, переменить упряжь и сбрую, сменить ослабевших коней. Уговорились мы посадить на коней пятнадцать сотен. На зиму воины наши разбредутся, но как только расцветут луга и пройдут весенние праздники, все сюда воротятся, и тогда мы выдадим им часть жалованья. А те, что останутся здесь на зиму, получат плату, как только закончат работу; половину платит гетманство, половину - твоя милость.
- Как мы уговорились, так и будет, я ничего менять не собираюсь, подтвердил Подкова. - Деньги доставит к сроку мой дьяк Раду Сулицэ. А ты не позабыл, что к весне надобно послать на Остров молдаван добрых наставников - учить моих людей ратному делу?
- В наставники пришлем лучших наших воинов.
- А сотников отбери из людей разумных и строгих, знающих порядок - мы вступаем в Молдову не ради наживы, а будем суд вершить над предателями.
- Так и внушим всем. Да ведь и я сам буду рядом с твоей милостью. За слово данное отвечаю головой.
Встали оба друга и обнялись. Из камышей, окаймлявших остров, вылетела, торопливо хлопая крыльями, стая уток и с громким кряканьем понеслась над днепровской стремниной. Шах и Подкова долго следили за их полетом, затем, улыбаясь, обернулись друг к другу. Шах, как и Подкова, не носил бороды, в каштановых усах его уже поблескивало серебро. В прозрачном воздухе плыли легкие паутинки. Поодаль в таборе пели кобзари.
- Слышал я от людей твоей милости, Никоарэ, что собираешься ты завтра обратно к Черной Стене. Что так торопишься? Дни стоят ясные, теплые, давно таких не было. Поедем-ка лучше с нами, поохотимся на тарпанов.
"Что ж, пусть позабавится Младыш", - с жалостью подумал Подкова и обещал Шаху остаться.
Гетман обрадовался и молвил:
- Ну вот и хорошо. Делу время, а потехе час. Но охота наша не только веселое времяпрепровождение и не только идет от нее торговая выгода. Вот завтра наш Елисей Покотило сядет на коня и отправится к буджакскому хану со словами мира между ногайцами и запорожскими воинами и подскажет хану, что наши охотничьи ватаги могли бы встретиться где-нибудь в безлюдных степях, где обретаются дикие лошади.
У Никоарэ прояснилось лицо.
- Поистине ты мне верный друг, Константин Шах, - сказал он. - Чует сердце - дела наши на хорошем пути.
Итак, Никоарэ задержался еще на неделю в Больших Лугах, а затем в ясный день погожей осени, какой давно уж не бывало в этих краях, двинулся с охотничьей ватагой на юг. Продвигались пять дней на границе ногайских кочевий, внимательно оглядывая пустынные степи, и напали на след диких лошадей.
Ногайцы ловят их не так, как запорожцы. Проведав, где пасутся тарпаны, охотники окружают место и мчатся за конями, пугая их гиканьем, завыванием охотничьего рога и лязгом медных литавров. Когда кони охотников устают, татары останавливаются на ночлег, разводят костры. Дикари-тарпаны, успокоившись, тоже ищут отдыха и корма. А на заре снова до их настороженных ушей долетают страшные звуки, и снова мчатся они, сперва неукротимо быстро, а затем все тише и тише, потому что их терзает голод. Так травят их охотники, присоединяя табун к табуну, пока не загонят в топкие низины, прозываемые Грязи. Там дикие кони вязнут в болотах и покорно подставляют голову под стрелы и пики преследователей.
Запорожцы поступают иначе: выслеживают диких коней и разыскивают место их выпаса. А найдя его, окружают тарпанов на большом расстоянии и осторожно приближаются к ним, ведя своих коней в поводу. Ежели тарпаны пасутся в ложбине, козаки поджидают их на возвышенностях, охотники садятся на коней и ловят диких скакунов арканами. Пойманных лошадей оставляют на попечение старых охотников, искусных в укрощении диких коней, и несутся дальше, пока не примчатся у чужому рубежу и не покажутся вдали всадники со склоненными у седел копьями. Те в нашу степь не отваживаются зайти, и наши рубеж не переходят.
Гетман Константин Шах любовался пойманными тарпанами и раздавал приказания, уснащая свою речь старинными поговорками.
- Молодому коню - старый наездник, - говаривал он остававшимся позади укротителям дикарей. - Норовистому коню - острая шпора, - прибавлял он. А мы, когда воротимся, без особых трудов получим добрых боевых коней. Старый всадник знает, когда поднести дикарю-тарпану на ладони ячмень, когда кольнуть его шпорой, когда ласковое слово промолвить да по шее потрепать.
У костров на привалах седовласые воители рассказывали удивительные приключения, случавшиеся с ними в этих пустынных степях, излюбленных злыми духами. Ночи в ту осень были лунные, тихие, изредка из глубоких далей наплывали звуки, похожие на приглушенный зов рога. Но люди, уже побывавшие в этих краях, утверждали, что это воют ведьмы. Осенью в другие годы, мол, тут охотники своими глазами видели, как ведьмы спускались по лунным лучам на метле. И когда луч тускнел, колдуньи в страхе скулили, пока не проваливались в болота.
Старые охотники рассказывали, что называют диких лошадей тарпанами ногайцы, - это старинное татарское слово, сохранившееся с древней поры, когда орды хана Батыя двинулись на христианский мир. У подножья Алтайских гор водились в те времена дикие кони, называвшиеся тарпанами. Но у тех коней хвосты были, как у ослов, с метелкой на конце, а у этих волос в хвосте ровный, длинный. Ногайцы бьют их на еду, потому как любят жареную конину; а мы выбираем самых резвых и не знающих устали скакунов.
Подобные беседы на привалах были по вкусу Александру, и он допоздна слушал у костра рассказы охотников, пока не начинал клевать носом.
На двенадцатый день после выезда из Больших Лугов всадники гетмана Шаха, выступавшие впереди, остановились на расстоянии полета стрелы от Казак-Бунара - уже в Ногайской степи.
"Бунар" на языке ногайцев означает "колодец". У того колодца уже сделали привал какие-то люди; они лежали на коврах, а поодаль чернокожие слуги торопливо воздвигали шатер со знаком буджакского хана.
Шах обратился к своему спутнику:
- Дед Елисей перед отъездом велел нам остановиться здесь. Либо он один сюда придет, либо с Демир Гиреем. Вижу, прибыл хан - вон стража его вскочила на коней. Слезайте, сынки!