Михаил Садовяну - Жизнь Штефана Великого

Михаил Садовяну

Жизнь Штефана Великого

Глава I

в которой показано, почему Штефан Великий должен был взойти на молдавский престол

Когда Штефан, сын Богданов, вступил в малое и неприметное Молдавское княжество воевать отчий стол, шел год 1457 от рождества Христова.

Никто не ведал имени княжича. После гибели отца пришлось ему скитаться по дворам иноземных правителей. Теперь он возвращался с валашским войском, молдавскими сторонниками и наемной челядью. Не раз поступали так в начале века искатели престола. Одних поддерживали венгры, других — поляки. Над их недолговечной властью тяготело Божье проклятие. Там, у Дуная, на рубежах Европы и Скифии, был новый, только что обжитый край. Враждебные стихии сталкивались на его просторах. И вот опять клубилась пыль над ним, и новый меч, пытая счастье своего господина, тянулся к стольной Сучаве[1].

Сила, которую люди того времени именовали Божьим промыслом, готовила руке, державшей этот меч, необычайную судьбу.

В ту пору Молдавское господарство простиралось к югу от Покутья[2] вдоль Карпатских гор до Дуная, Черного моря и Днестра. Окружность его равнялась 222 милям, или 274 часам пешего хода. Когда прекратилось нашествие варварских племен[3], и лишь отдельные набеги еще тревожили страну, осели тут со своими дружинами загорные князья и бояре, ушедшие в вольные просторы от самовластья венгерских королей. Найдя здесь тучные земли и древние леса, они спустились по течению рек в равнины. Это свободное племя вело свой род от древних обитателей Дакии[4], язык его свидетельствовал о владычестве римлян[5] и смешении с ними. По всему северу Семиградия[6], на землях от Западных гор до Марамуреша[7]- сохранились доныне поселения тех древних племен — предков основателей Молдавии.

В начале ХV века княжил в Сучаве Александр по прозванию Добрый[8] из рода Мушатов. И заложил он новую власть по византийскому образцу, жалуя чины, назначая воевод над войсками, пыркэлабов[9] и шолтузов[10] над городами и крепостями. Старым и новым вотчинникам пожаловал он грамоты, установил подати и пошлины, подтвердил армянским, немецким и генуэзским торговым людям установленные, ранее привилегии. Прокняжил Александр в мире и спокойствии тридцать с лишком лет. У горных перевалов, ведущих во владения венгерского короля, застал он немецких рыцарей-папистов[11], однако не докучал им, живя с ними в добром соседстве. Да и у него у самого княгини были веры латинской. При всем том Александр был первым крупным учредителем православия в Молдавии.

Так за одно столетие жители гор заселили окрестные равнины. Умножились их селения до самого Прута и Днестра. Водные угодия свои они измеряли полетом стрел, пасеки на полянах — брошенным балтагом[12], вотчины — на глаз, окидывая взором земли с самого высокого холма и ставя межевые знаки с изображением зубра[13]. Ходили со стадами от Кымпулунга и Тротуша до Килии[14] и Днестровского лимана. Со стен днестровских крепостей княжеская стража обозревала татарскую пустыню.

Богатый край сей, подверженный набегам, нуждался в крепкой власти. А власть сулила князю великую казну. Ибо сложившиеся в Европе отношения, засилие Венецианской купеческой республики на Средиземном море побудили генуэзцев, сокрушенных в своем торговом господстве купцами святого Марка, искать сухопутных путей на Восток. Вступив в сделку с немцами и поляками, генуэзские купцы повели через армянских и греческих агентов торговый промысел по татарскому шляху, лежавшему теперь под охраной нового князя вдоль Молдавии на Белгород- Днестровский[15]. Другая наезженная дорога вела через княжеские соляные копи у Тротуша или через семиградский Брашов к Килийской крепости. Отсюда генуэзские корабли плыли в Кафу[16]. Привилегии и порядки, установленные в княжение Александра Старого, тщательность перечисления товаров и пошлинных сборов на них свидетельствуют о значении этой денежной статьи для господаревой казны. Девственные земли Молдавии приносили свои естественные дары. На обширных отгонных полях множились стада овец и крупного рогатого скота. Часть вывозилась морским путем, часть направлялась в Данциг. Торговые компании Генуи и их отделения во Львове оставляли казне изрядный куш золота. Подобное сплетение различных интересов побуждало венгерских и польских королей добиваться власти иль влияния над этой малой, но богатой и прибыльной землей.

Александр-Воевода Мушат прокняжил в мире и дружбе 32 года в самом начале столетия. Первая его княгиня была из Семиградия. Потом сосватали ему краковянку, сестру самого короля Владислава[17]. И ссудил он его величеству королю, воевавшему с крестоносцами, значительную сумму злотых, получив в залог ляшские земли и города. Послал он — по обычаю средних веков вассальные грамоты обоим королям и почил в вере отцов своих, свободный и независимый, повелев захоронить себя в Вистрицком монастыре, где мирно спит и ныне.

Неровен климат края. Перемены его зачастую нелепы, внезапны, словно прыжки тигра: смешиваются времена года, за ливнем следует метель, за мертвым штилем — буря, за мутными потоками — сухмень. Такая же пошла безрядица и во власти господарской по смерти Александра Старого. Четверть века продолжалась смута под опекой сюзеренов-королей: насилия, распри и убийства терзали род Мушатов.

Грешная природа людей вообще, — а молдаван и подавно, — толкает к излишеству, когда плоть пребывает в довольстве, лишь беды научают человека мудрости.

Мягкий, добронравный господарь Александр заботливо пекся о своих княгинях. Но, покуда разъезжал он по стране, обильной стадами, яствами и питьем, творя народу правый суд, нашел и на него любовный хмель в этом брачном слиянии людей с девственной землей; и посеял он во многих местах незаконных наследников. Когда же законные принялись рубить и увечить друг друга, ища подмоги у соседских королей, поднялся кое-кто из незаконных: мы, дескать, тоже от древней отрасли почившего князя, и права у нас одни перед Господом Богом.

Старший сын Александра Старого, Илие, взял в жены Марию, сестру королевы польской. От этого брака родились двое: Роман и Александр. Второго же сына старого князя звали Штефаном. Королевский свояк Илие княжил в Сучаве один, покуда брат не принудил его угрозами да ковами уступить ему Нижнюю Молдавию. Сопротивление длилось до 1444 года, когда в великой битве с турками при Варне был убит король Владислав Ягеллон. Как только не стало покровителя Илие, Штефан выступил против брата и, захватив его в Сучаве, ослепил. Сын ослепленного, Роман, бежал с матерью и младшим братом Алексэндрелом в Польшу, под защиту дядей и прочих ляшских родичей.

Лиходей Штефан делил власть с третьим, меньшим братом, Петру. Затем в Сучаву воротился с ляшскими полками Роман и, изловив своего дядю, отсек ему голову. Петру спасся бегством в Семиградие, потом, заручившись поддержкой Яноша Корвина Семиградского[18], изгнал племянника. Вскоре после этого Роман-Скиталец умер в Польше. Вельможная пани Мария натравила тотчас на Молдавию второго сына, Алексэндрела. С помощью ляшских сторонников он завладел сучавским престолом, и тут же, помирившись с дядей Петру Ароном, поделил с ним власть в Молдавском господарстве.

Тогда, "коль уж на то пошло", как любят выражаться молдаване, объявился один из незаконных отпрысков старого князя Александра именем Богдан[19]. То был родитель нашего Штефана-Воеводы. Повел он рать на соправителей и прогнал обоих. По заведенному обычаю князья нашли прибежище в польской земле. И вскоре Петру, более расторопный, пересек со своими конными отрядами рубеж в осенний мясоед и захватил Богдана ночью на свадебном пиру в селе Роусены. Изловив князя арканом, кинул его к ногам наемников и повелел срубить ему голову.

Был тут притом злодеянии и княжеский отрок Штефан Богданович, пировавший с отцом. Прорвавшись в сутолоке, сбежал он с малым числом товарищей да верных бояр, нашел прибежище у валахов. Там жила и мать княжича Олтя, родом валашка.

Конец междоусобной брани, как и затишье после бури, подобен вещей тайне цветка. Лишь после стольких казней да сумятиц, после долгих лет безвластья и произвола, сложил народ с боярами известную пословицу про смену господарей[20] и осознал ее мудрый смысл. Все-ждали истинного господаря. Но мыслимо ли было признать его в юном княжиче, явившемся неведомо откуда? Ростом был он невелик, обличием — ни змей, ни богатырь… И лишь в глазах его, подобных горным водам, таились ум и сила. Явись на его место завтра новый — никто б не удивился. Но пониманию людей, подчас и тонкому, не все было доступно. Им не было дано постигнуть семижды скрытый смысл Божьих начертаний.