Маргарита Альбедиль - Индия: беспредельная мудрость
Этот архаический мифологический смысл центра мира в том или ином воплощении сохранился во многих религиях Востока, в том числе и в индуизме: он запечатлел важнейшую для них идею повторения изначальной иерофании. Именно в том особом месте, которое воспринимается как центр мира, некогда было освящено и преобразовано данное пространство-время, и потому именно в нем, как нигде, можно гарантированно приобщиться к сакральному.
В индуизме, как и в других индийских религиях, обнаруживается связь между понятиями центра мира и абсолютной реальности, с которыми иногда объединяется и идея первочеловека, раскрывая таким образом смысл сотворения его как микрокосма. Тем самым утверждается важная для всех религий идея: спасение или освобождение возможно лишь благодаря возвращению к «центру», как это произошло, например, через страсти Христовы, когда Иисус, находясь в центре бытия, искупил своей кровью грехи рода человеческого. Таким образом, по мифологическим воззрениям, унаследованным индуизмом, организованный мир состоит из такого пространства, на разных полюсах которого находятся небесный свод с богами и небожителями и земля с людьми и всем, что на ней существует, а между ними через центр – некое сакральное место – осуществляется постоянная связь. Изначальное создание земной опоры и расширение пространства, пригодного для жизни, наличие структурированного пространства само по себе является важной характеристикой организованного мира; оно необходимо для полнокровного существования этого мира, и оно начинается в его центре, и только в нем.
Таким бесспорным центром является для приверженцев индуизма прежде всего храм, дом божества, зримое воплощение метафоры лабиринта, которая поможет понять его мистическое содержание. В индуистском храме все – от ритуала его возведения до глубокого и выразительного символизма – задает маршрут путешествия по глубинным лабиринтам психики и ведет от края, периферии, то есть от суетной повседневности, к центру, то есть к сокровенному, к истине, или, иначе говоря, от внешнего к внутреннему. Это – то особое пространство, где божественное присутствие имеет невозможную для других мест полноту и где происходит встреча человека со священным, с богом. Разумеется, чище и чаще всего это случается в душе, в сердце, но и в земном ландшафте всегда находились места для подобных «свиданий».
Как правило, понятие сакрального пространства в индуизме связывается с определенными интуициями мест, которые становятся средоточием священной силы и дают возможность человеку к ней приобщиться. Как сказал Ги де Мопассан, «храм – это дань неведомому». Так повелось издревле: скалы, пещеры, урочища, деревья особой формы, водные источники, камни и другие природные объекты наделялись особой энергией и становились местами для совершения ритуальных таинств еще у первобытных племен. Позже, с зарождением цивилизаций, государств и религий каждая из них стала выделять особое пространство человеческого опыта, в котором, как предполагается, боги и люди должны встречаться и вступать в общение. Святилища, алтари, жертвенные площадки, как и храмы, всегда считались в Индии зоной повышенной сакральности; некоторые социальные правила и запреты становились там неактуальными. Эти представления отражают важные пространственные дефиниции ритуальной жизни, которые не только сознавались здесь с древности, но и были предметом самостоятельной рефлексии. Пространственный аспект индуизма, деша-дхарама, был всегда связан с локальными предпочтениями и конкретными ландшафтными ориентациями, имеющими неоспоримую эмоциональную окраску: места могли быть знакомыми, своими, освоенными и незнакомыми, чужими, неосвоенными, могли восприниматься как дружественные к человеку и как враждебные.
Совершение обрядов именно в таких местах обещает гарантированные благие результаты и даже просто пребывание в них сулит приобщение к благодати и увеличивает религиозные заслуги. Людям при этом отводятся специфические роли: жреца, пророка, мистика, шамана, паломника, прихожанина и т. п. Они совершают предписанные ритуальные действия и многообразные культовые процедуры, часто следуя при этом правилам символического поведения и ожидая от богов или ответного дара, или устранения ритуальной нечистоты, или нисхождения благодати.
Индуизм за длительную историю своего существования «накопил» самые разные варианты воплощений сакрального пространства – от предельно конкретных природных объектов, например камня, дерева, утеса, дупла особой формы в разных народных формах религии, до не привязанного к какому-либо месту, как в откровениях Дж. Кришнамурти, по мнению которого сакральное вообще атрибутов не имеет: «Камень в храме, икона или изображение бога в церкви, символ не священны. Человек называет их священными, чем-то святым, достойным поклонения, исходя из сложных потребностей, страхов, желаний. Это „священное" все еще в поле мысли, оно создано ею, а в мысли нет ничего нового или святого. Мысль может сотворить хитросплетение систем, догм, верований и образов, символов; ее проекции не более святы, чем чертежи дома или проект нового самолета. Все это внутри границ мысли, и нет в этом ничего святого или мистического. Мысль – материя, и ее можно превратить во что угодно, уродливое-прекрасное.
Но есть святость, которая не от мысли и не от чувства, оживленного мыслью. Она не распознаваема мыслью и не может быть использована мыслью. Мысль не может ее выразить. И тем не менее, существует святость, не затронутая символом или словом. Она непередаваема. Она – факт. Факт нужно видеть, и это видение происходит не через слово… Само видение – вне времени и пространства».
Однако самые распространенные варианты таких сакральных мест – алтарь и храм. В прошлом как сакрально однотипные с ними структуры воспринимались также царский дворец, дом, город (в древности в большей степени, сейчас – в меньшей; об этом пойдет речь в последней части книги). В своем мифологическом истоке они восходили к той изначальной жертве Пуруши, из которой некогда возник мир.
По всей вероятности, храмы в Индии появились довольно поздно. Вопрос о существовании храмов в городах протоиндийской цивилизации все еще остается дискуссионным. Что же касается древних ариев, то они храмов не строили, а жертвоприношения совершали на специально устроенных жертвенных площадках, ягашала, и алтарях, веди, причем церемония их сооружения нередко была необычайно сложной и сама по себе составляла длительный и важный ритуал, который регламентировался целым рядом строгих правил, изложенных в шульба-сутрах (шульба буквально «веревка, канат, струна», то есть сборники правил по измерениям с помощью веревки).
Илл. 58. Манговое дерево в храме города Канчипурама. Фото А.М. ДубянскогоИсследователь ведийских гимнов Л. Рену попытался по описаниям текстов воссоздать план жертвенной площадки, которая обычно представляла собой участок земли, либо плотно утрамбованный, либо выстланный травой или вымощенный кирпичом. Любопытно, что сравнение этого плана с планом позднейших индуистских храмов обнаруживает общие принципы их построения, планировки и сходство главных конструктивных особенностей. Это позволяет предположить, что эволюция культовых сооружений в индуизме шла по линии постепенного усложнения конструкции алтаря и превращения его в храм.
Как и в других религиях, для строительства индуистских храмов всегда выбирались особые места, отмеченные благодатью. Считалось, что образцы храмов, городов, алтарей и других сооружений создавались еще в мифические времена, а люди потом должны были воспроизвести их так, чтобы земной двойник соответствовал небесному, и потому с древности верили, что храмы следуют идеальному прототипу – мифическому образу мировой горы, который мыслится как реальный. Гора же воплощает собой важнейший образ центра мира, его середины, то есть самого лучшего, благостного пространства, а значит, и времени. Это – то священное место, где происходит встреча Неба и Земли. Выше уже говорилось, что в индийских мифах накопилось обширное «досье» на всевозможные мировые горы, среди которых лидирует гора Меру. От мифологического образа горы и протягиваются нити в сакральную архитектуру: храмы индуизма часто находятся на горе или повторяют ее форму. Индуистский храм и в самом деле часто напоминает крутую пирамиду или гору, сложно и обильно изукрашенную скульптурами и барельефами, а его внутренние помещения с плоскими перекрытиями вызывают ассоциации с пещерами.
Первые индуистские храмы начали строить, по-видимому, в III–II вв. до н. э.; до нас дошли только их развалины. Тогда же зодчие и скульпторы, не жалея сил, вырубали храмы в монолитных скалах и пещерах, украшая скульптурными фризами их открытые поверхности. Обычно храмы высекали в очень твердых породах камня, сохраняя три основных части: святилище (гарбхагриха), главное помещение для молящихся (мандапам) и входное помещение, напоминающее притвор в христианских храмах (антарала). Традиция пещерного зодчества, то есть не структурного, а негативного вида монолитной архитектуры, сложилась, скорее всего, за много веков до нашей эры. Ярким примером ее являются индийские пещерные храмы (чайтьи), которые начали распространяться со II века до н. э. в связи с утверждением буддизма в западной части страны (штат Махараштра) – в Бхадже, Кондане, Питалкхоре, Аджанте, Насике, Карле и в других местах: в ту пору он занимал господствующее положение в религиозной жизни Индии. Происходящие от скромных пещер буддийских отшельников, пещерные храмы постепенно превращались в великолепные, впечатляющие сооружения. Одно время они были основным видом индийского культового зодчества.