Евгений Анисимов - Афродита у власти. Царствование Елизаветы Петровны
При этом Бестужев умело вымогал деньги. Когда осенью 1752 года саксонский курфюрст и польский король Август III испугался приготовлений Фридриха II к нападению на Саксонию, то его посланник в Петербурге устремился к русскому канцлеру за помощью. Тот, безусловно, обещал оказать содействие дружественному государю и при этом «признался» посланнику, что растратил на собственные нужды более 20 тысяч дукатов из денег Коллегии иностранных дел и что при первой же ревизии его, искреннего друга саксонцев, лишат должности. И тогда он не сможет помочь Саксонии. При этом он просил саксонского дипломата известить об этой печальной новости своих австрийского и английского коллег. Все три посланника сели обсуждать создавшееся положение — Бестужев явно вымогал деньги. Английский резидент Вульф, на карман которого особенно рассчитывали саксонец и австриец, возмутился и отказался спасать «своего друга». С бумагами в руках он доказал коллегам, что за последний год передал канцлеру свыше 62 тысяч рублей. С трудом удалось «выбить» из английского резидента восемь тысяч рублей, остальные прислали от Марии-Терезии.
Секрет, казалось бы, странного поведения Бестужева, который брал деньги у одних и не брал у других, отгадывается довольно просто. Подкуп иностранных государственных деятелей в те времена был делом обычным. За деньги просили предоставить нужную информацию, надеялись, что деньги помогут изменить курс данного государства в нужную коронованному взяткодателю сторону. В 1749 году граф Гуровский, посланец графа Морица Саксонского, ставшего во Франции маршалом Саксом, предложил Бестужеву 25 тысяч червонцев, чтобы тот добился от императрицы Елизаветы обещания никогда не выпускать из ссылки герцога Бирона и его сыновей. Морицу, который еще в 1726–1727 годах неудачно претендовал на курляндский трон, все-таки хотелось его занять, а для этого было крайне важно, чтобы герцог Бирон с сыновьями подольше посидел в своей ярославской ссылке.
Бестужев написал об этом разговоре с Гуровским Алексею Разумовскому и просил передать всё это государыне. Канцлер сообщал, что он недавно «вкратце, за недостатком времени» (известно, что у Елизаветы времени для дел было очень мало) просил выпустить Бирона и отправить его в Курляндию и тем самым покончить с так называемым Курляндским вопросом — ведь свободный «курляндский стул» не давал покоя многим честолюбцам и тем создавал проблемы для России. Однако, как пишет Бестужев, государыня «сказать изволила, что его (Бирона. — Е. А.) не освободит». Поэтому Бестужев просит Разумовского передать императрице, что «граф Сакс ничего более и не требует, как такого со стороны Ее императорского величества изъяснения, что Бирон свободен быть не может; следственно мне легко было б 25 тысяч червонных принять. Но я весьма верной Ее императорского величества раб и сын Отечества, чтоб я помыслить мог и против будущих интересов Ее и государства малейше поступить».
Документ этот интересен не тем, что Бестужев демонстрирует свою неподкупность, а тем, как работает механизм подкупа и поведения сановника, которого покупают. Смысл документа в том, что Бестужев мог бы взять деньги за содействие Морицу Саксонскому и при этом совсем не заниматься хлопотами о том, чтобы Бирон по-прежнему сидел в ссылке, — ведь государыня и так не намеревалась его выпускать. Зато потом можно было заявить Гуровскому о «проделанной» канцлером работе. Но Бестужев по каким-то причинам на сделку с Морицем не пошел, но представил все это дело в выигрышном для себя, как он думал, свете.
История с Бироном и Морицем позволяет понять философию продажности канцлера. Он не брал деньги от французов и пруссаков не потому, что очень не любил Людовика XV или Фридриха II и был без ума от Марии-Терезии или Георга II. Суть в том, что Бестужев не брал денег у противников своей политической линии и с охотой брал их у тех государей, политика которых не противоречила этой линии. Это было так же удобно и безопасно, как в описанном деле Морица. Взяткодатели думали, что политика России направляется ими благодаря деньгам, которые они дают Бестужеву. На самом же деле канцлеру не требовалось в этой политике ничего менять — эта политика отвечала его целям, намерениям, она одобрялась государыней. Польский король Станислав Август Понятовский писал о Бестужеве-Рюмине: «Как во всем, он был настойчив в том, чего хотел. Он всю свою жизнь был приверженцем Австрии, до ярости отъявленным врагом Пруссии. Вследствие этого он отказался от миллионов, которые ему предлагал прусский король. Но он не совестился принять подношения и даже просить о нем, когда он говорил с министрами Австрии или Англии, или Саксонии, или другого какого-либо двора, которому он считал нужным благодетельствовать для пользы своего собственного отечества. Принять подачку от государя, связанного дружбой с Россией, было по его понятиям не только в порядке вещей, но своего рода признанием могущества России, славы которой он по-своему желал».
В чем же суть политики, во имя которой канцлер брал и даже требовал от одних пенсионы и грубо отвергал взятки от других иностранцев? В многочисленных докладах, записках, письмах Бестужева-Рюмина не раз излагалась концепция внешней политики России, называемая им «системой Петра Великого». В основе ее лежало, во-первых, признание важности для России, как великой державы, собственных имперских задач. Во-вторых, опорой международных отношений России считались союзы: с морскими державами — Англией и Голландией, а также Саксонией и Австрией. Называя союз с Англией «древнейшим», Бестужев считал, что Россию и Англию связывают торговые отношения, которые приносят огромные барыши купечеству и казне, и за этот союз, имеющий экономическую подкладку, России нужно держаться двумя руками. Союз с Саксонией важен тем, что саксонский курфюрст — польский король, а Польша — один из тех районов Европы, куда с особой силой распространяются русские имперские интересы. Заметим, что к этому времени будущие разделы Речи Посполитой были во многом подготовлены активной русской политикой по разложению польской государственности, и отказываться от этого магистрального интереса ради эфемерного союза с Пруссией Россия никак не могла.
Но более всего общность долговременных интересов связывала Россию с Австрией. Это было продиктовано и «польской проблемой», и борьбой с Пруссией за влияние над Германией, и так называемыми турецкими делами. Борьба России с сильной Османской империей была невозможна без союзника, а таким единственным естественным союзником, кроме ослабевшей Венеции, выступала Австрия, имевшая, как и Россия, давние претензии к Турции и мечтавшая, как и Россия, о расширении своих владений и влияния за ее счет.
Эту-то концепцию внешней политики Бестужев и называл «системой Петра Великого», и дочь царя-реформатора ее горячо поддерживала, ибо она свято верила в то, что сохранение важнейших начал политики ее отца есть гарантия могущества России и одновременно незыблемости ее личной власти над страной. В конечном счете именно в этом и заключалась причина столь прочного положения Бестужева-Рюмина при дворе. В глазах Елизаветы престарелый канцлер, при всех его недостатках и пороках, был носителем столь уважаемой и комфортной для государыни идеи.
Отражала ли «система Петра Великого» взгляды и идеи самого Петра? В стратегическом смысле преемственность политики Петра I по укреплению империи сохранялась с того момента, как первый император умер в январе 1725 года. И правительство Елизаветы, вслед за правительством всех ее предшественниц на троне, эту общую идею всецело поддерживало. Ни один правитель России, ни до Елизаветы, ни после нее, не намеревался отказаться от завоеваний времен Северной войны, от влияния России в Прибалтике, Польше, Германии, на международной арене. Бестужев справедливо писал, что Петр Великий особо следил за Саксонией, «неотменно желал саксонский двор, колико возможно, наивяще себе присвоять, дабы польские короли сего дома совокупно с ним Речь Посполитую польскую в узде держали». Никто из русского руководства не хотел, чтобы Россия вернулась к положению 1680-х годов, когда Россия — великая страна — считалась второстепенным государством. Поэтому Бестужев продолжал «систему Петра Великого», которую до него развивали Меншиков и Бирон, Остерман и Левенвольде.
В тактическом же смысле (выбор союзов, характер соглашений) «система Петра Великого» — мистификация Бестужева-Рюмина. Как объяснял государыне канцлер, безопасность России требует, «чтоб своих союзников не покидать для соблюдения себе взаимно во всяком случае… таких приятелей, на которых положиться можно было, а оные суть морские державы, которых Петр Первый всегда соблюдать старался, король Польский как курфюрст Саксонский и королева Венгерская по положению их земель, которые натурально с сею империею (то есть Россией. — Е. А.) интерес имеют. Сия [система] с самого начала славнейшего державствования Ее императорского величества… родителя состояла».
