Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
В вооруженных рейдах принимали участие и армия, и милиция. Армейские подразделения, имея превосходство в оружии и связи, могли уничтожить гораздо больше индейцев, чем волонтеры. Армии ставилась задача быть на страже мира, противостоять набегам индейцев, подавлять мятежи и проводить форсированную депортацию в резервации. Армейский План А представлял собой комбинацию кнута и пряника: ведение мирных переговоров с последующей полицейской депортацией в отдаленные резервации и показательные репрессии в отношении тех индейцев, которые договариваться не желали. Проводя эту политику, военные иногда объединялись с индейцами против поселенцев. История Калифорнии помнит много случаев, когда армейские офицеры выступали против кровавой бойни, которую устраивали белые фермеры. Пресекая конфликт, некоторые армейцы угрожали оружием фермерам, а не индейцам, другие делились с ними армейскими пайками или покупали голодающим еду на свои деньги (Heizer, 1993). На юго-западе генерал Крук вел сдержанную и даже примирительную политику с апачами, предпочитая переговоры, а не перестрелки. И таких генералов было достаточно много.
После окончания гражданской войны армия начала проводить в жизнь План Б — крайне жестокую тактику ведения боевых действий, хорошо отработанную в войне между Севером и Югом. План Б часто смыкался с Планом В — локальным геноцидом индейцев Великих равнин, апачей и еще более воинственных племен. Шерман был тогда начальником штаба, а Шеридан командующим армией. В 1866 г. Шерман так объяснил свою тактику военному министру:
Если мы разрешим остаться хотя бы 50 индейцам между Арканзасом и округом Платт, нам придется охранять каждый пост, каждый поезд, каждую железнодорожную бригаду… 50 враждебных индейцев прикуют к себе силы трех тысяч солдат. Надо как можно быстрее убрать их оттуда, и невелика разница, будет ли это депортация или уничтожение (Brown, 1970: 157–158).
Шерман не хотел распылять силы, потому что это было на руку индейцам, великолепно умевшим вести партизанскую войну. Поэтому генералы предпочитали развертывать наступление зимой, когда индейцы сосредотачивались на своих зимних стоянках. В этой трагической ситуации воины должны были защищать свой скудный скарб, детей и жен. Армейцы были убеждены, что их огневая мощь подавит любое сопротивление загнанных в угол индейцев (Uttley, 1994). В результате под пулями погибали и стар и млад, и мало кому удавалось спастись. А если кто и спасался, то ненадолго — потеряв все имущество, люди были обречены на голодную смерть. Подчиненный Шермана генерал Санборн был возмущен этой геноцидной тактикой. В письме министру внутренних дел он сообщает:
Для такой могучей нации, как наша, вести войну такими способами с жалкой горсткой кочевников — унижение и позор, вопиющая несправедливость, национальное преступление, за которое рано или поздно на нас или на наших потомков обрушится гнев Небес.
Но генерал Шеридан легко отмахивался от обвинений в истребительной тактике: «Все это не более чем вздорная богословская болтовня слезливых баб, защитников дикарей, тех самых, которые беспощадно убивают наших мужчин, женщин и детей». Так оправдывалось возмездие. Шеридан еще более откровенно выразил свои мысли на знаменитой встрече с команчами, когда те пришли сдаваться. Вождь представился Шеридану на ломаном английском: «Я — Тосави, хороший индеец». Шеридан ответил: «Все хорошие индейцы, которых я видел, были мертвыми индейцами». Именно Шеридану приписывается авторство этой знаменитой фразы, столь популярной на Диком Западе. Афоризм передавался из уст в уста, пока не приобрел чеканную форму: «Хороший индеец — мертвый индеец» (Brown, 1970: 157-158, 170–171). Шерман и Шеридан оставались бессменными командующими в период индейских войн. Гнева Небес не воспоследовало, действия генералов (очень успешные) одобряли и простые жители, и местная администрация далекого фронтира.
Как и следовало ожидать, военная тактика выродилась в рутинные массовые убийства. Это была не только ненависть к врагу, но и трезвый практический расчет. Чтобы разгромить противника, надо было лишить его материальной базы — помощи невоюющих соплеменников, нужно отсечь индейских воинов от баз снабжения, не позволить краснокожим партизанам растворяться среди своих. Все это и осуществилось в XIX веке во время великих индейских войн. Индейцы не носили воинских мундиров, а значит, любой индеец мог быть врагом. На всякий случай стоило убить их всех. Тактика была успешной — сковать индейцев боем в родной деревне, заставить их закрывать от пуль своих жен и детей. Такие тактические приемы выходили за рамки устрашающих репрессий — они становились геноцидом.
Милиция финансировалась правительством штата или округа и несла главную вину за геноцид индейцев. Это были добровольческие нерегулярные формирования, получавшие вознаграждение, иногда в виде скальпов убитых. «Моя цель — убивать всех индейцев, которые встретятся мне на пути», — говорил полковник Чивингтон, бывший священник методистской церкви, командующий 3-м Колорадским добровольческим полком. Он призывал своих подчиненных «скальпировать всех, и больших, и малых». «Малые» означало дети. «Из гнид вырастают вши», — объяснял полковник. Когда один армейский офицер попытался убедить губернатора Колорадо Эванса вступить в переговоры с индейцами, тот ответил: «А что мне делать с 3-м Колорадским полком, если не будет войны? Они подготовлены, чтобы убивать индейцев, и они будут убивать индейцев». В бойне на Сэнд Крике в 1864 г. солдаты именно этим и занимались. Полк Чивингтона уничтожил 105 индейских женщин и детей, 28 мужчин, потом над их телами надругались. Каратели вырезали себе на память женские влагалища и другие части тела. Действия Чивингтона были бессмысленными и вредными: он отвратил от себя вождей чейенов и арапахов, которые были склонны к переговорам с белыми (Brown, 1970: 86–93; Stannard, 1992: 171-174). Устрашающая карательная операция достигла прямо противоположных целей. Она стала попыткой локального геноцида. Возмущенная общественность пыталась отдать его в руки правосудия, но это не удалось. Чивингтон навсегда остался легендой Денвера. Уоллас (Wallace, 1999: 218) пишет, что все поселенцы так или иначе формировали боевые отряды, и горе было тому политику, который выступал против них. Сторожевые посты, милиция, рейнджеры называли себя «свободными людьми с оружием». В этом кровавом деле были нужны пастухи
