Римская Республика. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Римская супружеская чета. Ватикан
Проворные слуги быстро приготовили незатейливую снедь, и вскоре возлегли за столом трое: сам хозяин, сын его, молодой молчаливый человек, и гость. Стол был убран опрятно, но без роскоши. Подали салат, яйца, бобы, кашу из полбы и достаточно вина. Старик-хозяин усердно потчевал гостя: «Хорошее вино! Не хуже греческого, из собственного виноградника». – «Да, хорошо говорить тебе, – вдруг неожиданно хриплым голосом заговорил Гельвий, – когда рабы-то попались тебе хорошие: как проворно убрали мою лошадь – и удивительно откормлены они у тебя и не лентяи». – «Друг, – ответил хозяин с усмешкой, – видно, ты не умеешь как следует хозяйничать, коли жалуешься. Не следует оставлять у себя в хозяйстве негодных рабов, продай их скорей или обмени на что-нибудь, жалеть нечего…» – «Да старых-то как продать – например, дядьку, который меня на руках выносил…» – «Э, Люций, научился и ты новшествам, забыл заветы дедов и отцов. Нечего жалеть их, говорю тебе: в хозяйстве асс асса ищет. Раб – что бык. Надо за ним строго смотреть, чтоб не задурил, а кормить не хуже своего, и вина давать, особенно в праздник, для того чтоб было видно, что хозяин за дело его поит и кормит. Свой глаз, сам знаешь, дороже всего: не упускай рабов из глаз. Да сам ты с ними работаешь ли?» «Как видишь», – с гордостью возразил Гельвий, показывая руки, изукрашенные большими мозолями. – «Этого мало, – продолжал, смягчившись, старик. – Нужно, чтоб знали они, что составляют одно с хозяином. Дай рабу своему разжиться, завести свое маленькое хозяйство, на оброк отпусти его, если в нем есть сметка, но и тут не спускай с него глаз. Умрет у него жена – не давай горевать долго, большой убыток от этого хозяйскому добру: жени его поскорее, да выбирай жену здоровую – больше здоровых детей народит ему. Останутся маленькие сироты – вели выкормить их тем рабыням, у которых кормятся грудью дети, а если сможет жена, и сама пусть покормит… Верь мне, раб твой, вдовец, из-за детей будет работать за троих. Не надо только держать их много: лишние рты! Вот у меня небольшое именье засажено оливками, держу их всего 13 человек, для виноградника – 100 в нем югеров – приходится держать 16. По старине живем. Ничего дурного не будет, если станешь следовать обычаю предков…»
– То же говаривал и покойный батюшка, – промолвил Гельвий. – Всегда, бывало, хвалился, что в доме у него по-старому. И мать мою недаром звали домоседкой: все, бывало, сидит со служанками, шерсть прядет; всех она обшивала и одевала, а было немало: десять сыновей да сестра одна. Сам-то в семье я старший…
– Помню, помню твоего отца, – быстро прервал Катон речь разговорившегося гостя, – храбро сражался он с этими негодными инсубрами в Испании и славно умер с почетной раной в груди. Не напрасно пролил он кровь свою: смирил римский народ их князьков – этих плотоядных животных… Трудами таких мужей и стоит наше отечество. Не хвастаем мы своими Ахиллами да Одиссеями, а получше их, если пороешься в старых записях, откроешь героев. Горе нынешним согражданам: любят они шататься по этой Греции, навезли хитрых, лукавых рабов, те водят их за нос, льстят подлипалы надутым спесью хозяевам; кого только ни встретишь ты ныне в доме наших бывших консулов – заморского повара и заморского лекаря. Сам лекарь ничего не смыслит в лечении, а готовит такое зелье, от которого в один час скрутит человека. Нет, ежели, что у тебя заболит, лечись по старине. Дам я тебе лекарство такое, которое твоему греку и в ум не приходило… Это, друг Люций, винцо, которое сразу поднимает дух почище всякого койского. Нужно лишь знать, как его приготовить. Хорошенько выбери лозы, заметь их, обсыпь корни, пересыпь истолченной эллеборы, обложи сверху старым навозом со старой золой и двумя частями земли. Да еще сверху прикрой землей. Особо сбирай с этих лоз виноград и не смешивай с другим. Пей вино из него с водой перед обедом. Самое полезное лекарство для желудка, ежели он заупрямится. Затянется болезнь подольше – сыщем и против этого средство, испытанное предками. Сам на себе я проверил.
– Вот еще хорош бывает наговор на вино, слыхал я от покойного отца, – робко вставил Гельвий, – была у нас старуха-рабыня, умела шептать какие-то слова на вино и на воду – излечит, бывало, не то что человека, а и скотину. Поверишь ли, отец мой (довольная улыбка пробежала при этих словах по лицу старого Катона), заболел у нас большой племенной бык. Так она…
– И вовсе не так следует лечить быка, мальчики, – с живостью прервал старый хозяин. – Ежели бык заболеет, дай ему сырое куриное яйцо, и пусть сожрет его, не разбивая, целиком. А на другой день сотри головку чеснока и дай с вином выпить. Хорошенько три, подавай в деревянной чашке, да непременно натощак, и сам ничего наперед не ешь утром. А наговор, о котором ты говоришь, существует и очень полезен для вывиха и перелома. Когда случится такое несчастье, возьми зеленый прутик в пять или четыре фута длиной, разрежь его посредине, и пусть два человека держат его над тобой, сам же ты говори нараспев: «дариес, дардариес, диссунапитер»; по-иному: «гуат, ганат, гуат, иста, иста, иста, домиабо, дамнаустра» или еще: «гуат, гаут, гаут, иста, ис тарсис арданнабон дуннаустра». Не забывай каждый день повторять это и как раз в тот момент, когда твои помощники помахают над тобой частями сломанного прутика и соединят их, тотчас же сломай его на мелкие кусочки, сделай повязку из них на вывихе или переломе и вылечишься. Все это передали нам отцы и деды. А кто о них теперь помнит? Хорошо, мой Люций, что ты не забыл отцовских советов. Ныне пошли новые молодые люди: подражают этим несчастным гречишкам. А что у них хорошего? Только болтать да врать учат. Были и у них умные люди, да сгибли. Не любит это племя правды – одну лесть лживую, лесть чтут они, как и
