7 и 37 чудес. От Африки до Индии - Кир Булычев
А в промежутках между этими династиями стена своей задачи не выполняла. Преодолевали её и отряды алтайских тюрок в VII веке, и монголы как в XIII веке, так и в 1449 году, когда Эсен, вождь монгольского племени ойротов, подошёл к стенам Пекина.
Последняя война заставила императоров минской династии поспешить с завершением стены. Императоры были убеждены, что, как только стена станет настолько длинной, что её нельзя будет обойти с флангов, и как только в ней не останется ни одного слабого места, которое могут преодолеть кочевники, Китай будет в безопасности.
Наконец стена протянулась непрерывной линией на две тысячи семьсот километров, а общая длина её со всеми отростками, ветвями и параллельными валами достигла шести тысяч километров.
…И не прошло полувека со дня её окончательного завершения, как её преодолели маньчжуры и, воспользовавшись развалом императорской армии и несогласованностью действий крестьянских вождей, захватили Пекин. Причём важно отметить, что ещё до окончательного покорения Китая маньчжуры нередко пересекали Великую стену и уводили пленных и скот. В одном из таких набегов увели с собой четверть миллиона человек и полмиллиона голов скота.
Изображения Китайской стены, известные каждому с детства, создают не совсем правильную картину. Они все относятся к участкам неподалёку от Пекина, где стена хорошо сохранилась или подреставрирована. Это — позднейший её участок. Здесь стена достигает стандартной высоты — пятнадцать метров и ширины — четыре метра, с таким расчётом, чтобы по верху её, скрываясь за зубцами, могли проехать повозки или пройти отряды солдат. Через каждые сто — сто двадцать метров над стеной поднимаются квадратные невысокие башни, господствующие над окружающей местностью. С башен простреливается ближайший участок стены. Кое-где в стене встречаются ворота. Их немного. Они расположены на караванных путях и возле городов.
Пять основных ворот на пяти основных караванных дорогах считались воротами в Китай. Одни из них находятся неподалёку от Пекина, у города Шайхайгуаня. Сюда и по сей день привозят китайцев, скончавшихся в «застойных областях». До сих пор в сознании многих китайцев области, не ограниченные стеной, не являются Китаем. Города у пяти ворот обязательно имеют обширнейшие кладбища.
Однако вдали от больших городов, не на главных направлениях, стена не выглядит так внушительно, как у Пекина. Кое-где она представляет собой просто полуразрушенный земляной вал. Особенно это относится к её отросткам и ветвям, построенным тысячу, а то и две тысячи лет назад. Лучше всего сохранились части стены из голубоватого кирпича и камня с земляным заполнением.
Но и в тех местах, где стена осыпалась, стоят башни. Когда-то башен было шестьдесят тысяч, по крайней мере так утверждают китайские историки. Сейчас их насчитывают около двадцати тысяч — тоже цифра внушительная.
Подсчитано, что на строительство стены пошло семьсот миллионов человеко-часов, сто восемьдесят миллионов кубометров земли и шестьдесят миллионов кубометров камня и кирпича. Я уже не говорю о количестве рабочих, умерших там, — их сотни тысяч. Ни одному египетскому фараону и не снился такой объём работы.
И сейчас, как и тысячу лет назад, стена бежит через весь Китай, встречая на пути гору, она не огибает её, а поднимается на вершину, чтобы так же спуститься с другой стороны, она пересекает сухие степи и проходит вблизи городов. Она удивительна и, по-моему, трагична. Это величайший в мире памятник многовековому труду целого народа, но одновременно и памятник человеческому горю, бесправию и бесполезности начинания, остановиться в создании которого никто не смог и не захотел.
Тодайдзи
Дерево, бронза и камень
Культуры народов неизбежно встречаются, «обмениваются опытом», сливаются. Архитектуру и искусство развозили по свету купцы и паломники, учёные монахи и беглые солдаты… Завоеватели приносили с собой нормы красоты и заставляли побеждённых воздвигать на площадях храмы своим богам. Возвращаясь домой из похода, цари привозили рабов, и среди них испокон веку самыми ценными считались учёные и художники. В рабстве художники продолжали работать, и в чужом городе храм или дворец приобретал новые черты. Влияние взаимно, и с ходом времени привнесённое извне растворяется в опыте народа, обогащая, но никогда не заменяя его культуры.
Когда-то в Китай и Японию вместе с буддизмом проникли понятия о структуре буддийских храмовых помещений. Китайские паломники побывали в Индии, и индийские купцы доходили до восточных пределов Поднебесной империи. Но буддийские доктрины в архитектуре и искусстве, обживаясь на китайской и японской земле, теряли многие чисто индийские черты, непонятные здесь, и вливались в русло японской культуры, зародившейся задолго до появления на свет учения Будды.
Ступа, дагоба в Индии, происходившая от могильного кургана, продвигаясь к востоку, вытягивалась вверх от ланкийского полушария к бирманскому конусу, тайским «кеглям» и к многоярусным башням-пагодам Китая и Японии. Впоследствии она вернётся в Бирму из Китая и будет сосуществовать с пагодой, заимствованной из Индии, только изменит несколько свой вид и свои функции: вместо каменной станет деревянной, и внутри неё, под навесом, будут, как в храме, стоять статуи будд.
Дерево. В нём заключается основная разница между архитектурой Южной и Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока. Разумеется, и в Китае, и в Японии есть немало каменных зданий, храмов и крепостей, но всё-таки если себе представить японский храм, то воображение немедленно выдаст сложившийся образ — деревянные столбы, тонкие стены и большая, с загнутыми концами, черепичная крыша, может, даже несколько крыш, уменьшающихся одна над другой. Воображение подскажет и обязательный аккуратный сад вокруг, с камнями (разбросанными, на первый взгляд, случайно, а на самом деле по тщательно продуманному плану), мхом и изогнутыми невысокими соснами.
Если архитектура Индии родилась из скал и пещер и сохранила следы этого на многие века, то архитектура Японии — архитектура народа, близкого лесу, природе лесистых долин и морскому ветру.
Индийский храм плотно ограждает человека от остальной природы, замыкает его в себе. Стены храма — надёжная преграда, и двери его узкие, как бойница.
Японские же зодчие задались целью сделать строение как бы частью природы. Японский храм — лес, столбы его, тонкие и лёгкие, — стволы деревьев, крыша, обширная и пышная, — крона, а внутри просторно, светло и чисто. Сад — неотъемлемая принадлежность каждого строения — разбит так, чтобы казаться не делом рук человека, а частью природы. Интересно и характерно в этом отношении учение о камнях в архитектуре Японии. Камень рассматривается в нём как живое существо, но только до тех пор, пока он не отёсан. Обработанный камень мёртв. В садовой
