Отто Кифер - Сексуальная жизнь в Древнем Риме
Юноши:
Если на поле пустом родится лоза одиноко,Сил не имея расти, наливать созревшие гроздья,Юное тело свое сгибая под собственным весом,Так что верхушка ее до самых корней ниспадает,Ни садовод, ни пастух о лозе не заботится дикой.Но коль случайно сплелась она с покровителем-вязом,И садовод и пастух о лозе заботиться станут.Девушка так же, храня свое девство, стареет бесплодно.Но если в брак она вступит, когда подойдет ее время,Мужу дороже она и меньше родителям в тягость.Перед супругом таким теперь не упорствуй, невеста!Ты не упорствуй пред тем, кому тебя отдал родитель,Сам твой родитель и мать – во всем их слушаться надо.Девственность вся ли твоя? В ней есть и родителей доля:Третья часть у отца, и также у матери третья,Третья лишь часть у тебя! Так против двоих не упорствуй,Коль над тобою права с приданым отдали зятю.К нам, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!
Личность же Вергилия, похоже, была по крайней мере бисексуальной, если не полностью гомосексуальной. Такой характер, однако, не помешал ему с подлинным мастерством описывать женскую любовь и женскую душу. Палдамус называет четвертую книгу «Энеиды» (в которой рассказывается о несчастной любви Дидоны и Энея) «Вертером» латинской литературы. Это сравнение не вполне корректно, так как поэма Вергилия, в отличие от романа Гете, не является идеализированной версией личных авторских переживаний; по крайней мере, нам неизвестно что-нибудь подобное в жизни Вергилия. Но как бы там ни было, величие Вергилия невозможно оценить по жалким отрывкам из его сочинений, которые читают школьники. Он – величайший и наиболее разносторонний поэт из всех, писавших по-латыни.
«Энеида» – чрезвычайно интересное, но очень длинное эпическое полотно мирового размаха, величие и масштабы которого превзойдены лишь в одном романе нового времени. Легко понять, почему даже современные итальянцы почитают Вергилия как одного из величайших своих поэтов. Однако здесь мы вынуждены ограничиться разговором о его любовной поэзии.
О любви Дидоны и Энея писали и предшественники Вергилия, это очень древняя легенда. Тем не менее до нас она дошла в единственном пересказе – Вергилиевом. И это не случайно. Сама тема здесь несущественна: существенно, во что она превращается под пером мастера. Но наш особый интерес вызывают не вопросы формы, а чисто человеческие, имеющие непреходящую ценность подробности этой трагедии.
Четвертая книга «Энеиды» начинается так:
Злая забота меж тем язвит царицу, и мучитРана, и тайный огонь, разливаясь по жилам, снедает.Мужество мужа она вспоминает и древнюю славуРода его; лицо и слова ей врезались в сердце,И благодатный покой от нее прогоняет забота.
Дидона нерешительно раскрывает свою страсть сестре Анне (которая играет роль наперсницы – персонаж, обычный в трагедиях Еврипида). Она бы с охотой вышла замуж за чужестранца Энея, который заинтересовал ее и вызвал ее любовь, поведав о своих приключениях и своей судьбе. Но она и подумать не может о свадьбе после смерти своего первого мужа, которого очень любила. Сестра пытается рассеять ее сомнения (32):
Что же, всю молодость ты проведешь в тоске, одинокоИ ни любимых детей, ни Венеры даров не узнаешь?
Царица, говорит она, должна позаботиться о своем долге перед страной, оставшейся без повелителя. По милости богов, приславших сюда Энея, она станет знаменитой и великой (54):
Речь такая зажгла любовью душу Дидоны,Узы стыда разрешив и ум соблазняя надеждой.
Дидона еще теснее сдружилась со своим гостем. Они вместе приходят в храм, совершая жертвоприношения, и осматривают сокровища дворца. Но потом Дидона снова погружается в тоску – какая ей польза от сокровищ и храмов? (66):
По-прежнему пламя бушуетВ жилах ее, и живет в груди сокрытая рана.
Она пытается признаться Энею в своей любви, но скромность оказывается сильнее, и она умолкает. Они встречаются каждый вечер, и она с жадным интересом вслушивается в речи Энея (80):
После, когда все гости уйдут и в небе померкнетМесяц и звезды ко сну зовут, склоняясь к закату,Ляжет на ложе она, с которого встал он, и в домеТихом тоскует она, неразлучная с ним и в разлуке.То на колени к себе сажает Аскания[72], словноСходство с отцом обмануть любовь несказанную может.
Постепенно она забывает о своих обязанностях царицы и не думает ни о чем, кроме Энея. Наконец, отправившись на охоту, они попали в грозу и скрылись от нее в пещере. Там они соединились (169):
Первой причиною бед и первым к гибели шагомБыл тот день. Забыв о молве, об имени добром,Больше о тайной любви не хочет думать Дидона:Браком зовет свой союз и словом вину прикрывает.
(Представьте себе, что бы сотворил с этой любовной сценой Овидий, как бы он воспользовался возможностью для чувственного повествования и описаний, и вам станет ясно, почему Вергилия называли «девственным».)
По городу расползлись слухи (191),
Будто явился Эней, рожденный от крови троянской,Принят Дидоной он был и ложа ее удостоен;Долгую зиму теперь они проводят в распутстве,Царства свои позабыв в плену у страсти постыдной.
Но вскоре Эней разрывает узы любви, которые мешают ему исполнить свой долг. Втайне от царицы он приказывает готовиться к отплытию. Он медлит сказать Дидоне о своем решении (296):
Но, предчувствий полна и всего опасаясь, ДидонаХитрость раскрыла его, – обмануть влюбленныхвозможно ль? —Близкий отъезд угадав.
В ярости, как вакханка, она мечется по городу и в конце концов возвращается к Энею. Но слова Энея о том, что его поступками управляет судьба, предначертавшая ему великую миссию, лишь разжигают ее гнев (366):
Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили,В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой!Что же, смолчать мне сейчас, ожидая большей обиды?Разве от слез моих он застонал? Или взоры потупил?Разве меня пожалел? Разве, тронут любовью, заплакал?Есть ли жестокость страшней? Ужель царица Юнона,Сын Сатурна ужель равнодушно смотрят на это?Верить нельзя никому! Безумная, с ним разделилаЦарство я, подобрав занесенного на берег бурей,Флот вернула ему и друзей, от смерти спасенных.
Наконец, она обрывает свои обвинения и бежит прочь; ее, бессознательную, подхватывают служанки. Эней, потрясенный горем, все же продолжает приготовления. Даже визит преданной Анны не смягчил его сердца (440):
Слух склонить не велит ему бог и судьба запрещает.Так нападают порой на столетний дуб узловатыйВетры с альпийских вершин: то оттуда мча, то отсюда,Спорят они, кто скорей повалить великана сумеет,Ствол скрипит, но, хоть лист облетает с колеблемых веток,Дуб на скале нерушимо стоит: настолько же в недраКорни уходят его, насколько возносится крона.Так же со всех сторон подступают с речами к герою,Тяжкие душу томят заботы и думы, но все жеДух непреклонен его, и напрасно катятся слезы.
Дидону ужасают предчувствия и видения. Она решает умереть (465):
…все время в ее сновиденьяхГнался свирепый Эней за безумной царицей, она же,Брошена всеми, одна, брела по длинной дороге,Долго-долго ища тирийцев в поле пустынном.
Под каким-то предлогом она устраивает погребальный костер, который украшает, как могилу (506):
Весь плетеницами он и листвой погребальной украшен.Сверху на ложе кладет, о грядущем зная, царицаПлатье Энея, и меч, и образ, отлитый из воска.
Во время одинокой ночи она снова в отчаянии размышляет о поджидающем ее печальном будущем и окончательно решается умереть. К Энею же во сне является Меркурий, побуждая его ускорить отплытие. Он поднимает паруса. На рассвете Дидона видит, что флот Энея вышел в море. В ярости она сперва думает о мести. Послать ли погоню? Захватить корабль? Убить товарищей Энея и Аскания, чтобы (602)
Дать отцу на пиру отведать страшного яства?
Но она понимает, что уже ничего не исправить (597):
Надо б тогда, когда власть отдавала!
Она призывает Юнону, Гекату и фурий отомстить за себя, насылает всевозможные проклятия на голову неверного возлюбленного, молится о вековечной вражде между своим народом и потомками Энея и желает, чтобы из ее праха восстал мститель. Потом она поднимается на погребальный костер и пронзает себя мечом Энея.
Эней со своего корабля видит издали пламя погребального костра и продолжает путь с «мрачным предчувствием». Позже, спустившись в загробный мир, он встречается с тенью Дидоны, но она не желает с ним говорить, непримиримая даже после смерти.
В нашу задачу не входит прослеживать дальнейшую судьбу Энея. Мы лишь намеревались показать, насколько глубоко и тонко Вергилий знал женскую душу.
