Юрий Пернатьев - Великие загадки истории
В перечне имен поэтов, увенчанных посмертными лаврами, содержится ответ, почему среди них нет Шекспира. Его и не могло быть среди поэтов-аристократов, на равных говоривших с государями. Будь Шекспир трижды популярен, он никогда не смог бы удостоиться подобных почестей из-за традиций современного ему общества. Зато самый заурядный поэт, если он обладал титулом и влиятельными родственниками, в отличие от безродного гения вполне мог вызвать у собратьев по перу поток славословий и комплиментов. А уж покинув столицу и вернувшись в Стратфорд, Шекспер вообще перестал быть интересен даже тем, кто знал его близко. Стоило ли в таком случае ждать бурной реакции на его смерть в столице, если само известие о ней могло достичь Лондона-лишь через несколько месяцев? А потому мысль о том, что кто-то из его невежественных родственников специально предпримет поездку в столицу, разыщет знакомых покойного с единственной целью сообщить им о печальном известии, представляется не очень реальной.
И все же надо отдать должное стратфордцам. После смерти Шекспира они-таки поставили ему незамысловатый памятник, за который, вероятно, заплатили родные. Впрочем, это бездарное изваяние простояло не очень долго, подвергшись всяческим издевательствам со стороны поклонников поэта и драматурга. А вот для нестсратфордианцев этот примитивный образ Шекспира был лишним доказательством того, что он просто не мог быть великим поэтом: и лицо его излишне округло, и лысина неблагородна, и нос курносый, словом, слишком мало в этом сооружении демонического и слишком много обыденного для великого драматурга. Помимо прочего грузный бородатый мужчина изображен не с пером и бумагой, как подобало литератору, а опирается всего-навсего... на мешок с шерстью.
Но давайте зададимся вопросом: а могло ли надгробие в тех обстоятельствах выглядеть иначе? Спустя шесть лет после смерти Шекспера его наверняка лепил третьеразрядный скульптор, и следовал он отнюдь не свободному полету своей фантазии, а просто выполнял волю заказчиков — родни, которая и определяла, каким именно мир увидит их покойного сородича. Надолго покинутое им и оставшееся малограмотным семейство сделало все, чтобы поддержать репутацию своего блудного сына: Шекспир изображен именно таким, каким виделся добропорядочный горожанин. Пресловутый мешок — лучшее, что они могли вложить в его руки, ибо это символ почтенного фамильного занятия — торговли шерстью, к которой в Англии относились с большим трепетом (вспомним аналогичный мешок с шерстью в английском парламенте).
Таким образом, скульптурный портрет вполне отражает представления шекспировского семейства о престижном надгробии и имеет малое отношение к самому покойному, бессильному что-нибудь изменить и, как сказал бы Гамлет, не имевшему «ничего в запасе, чтобы позубоскалить над собственной беззубостью». И конечно, совершенно естественной выглядит смена атрибутов в надгробии при его позднейшей реставрации: ведь переделки совершали уже после того, как в свет вышло «Первое фолио» с пьесами Шекспира и его произведения стали расходиться большими тиражами. Быть может, посмертная слава и коммерческий успех примирили родню с мыслью, что быть известным писателем не менее престижно, чем простым бюргером.
Конечно, когда всем стало ясно, кто такой Шекспир на самом деле, в 1709 г. памятник переделали. Вместо мешка с шерстью в одной руке драматурга появилось перо, а в другой — лист бумаги. Как здесь не вспомнить о похвальном слове Шекспиру, составленном в связи с появлением первого собрания сочинений в 1623 г. близко знавшим его Беном Джонсоном: «Ты памятник без могилы»! Одного этого достаточно, чтобы усомниться, был ли актер Шекспир автором приписываемых ему пьес и не скрывается ли за этим многовековая тайна, которую так упорно пытаются разгадать настойчивые исследователи.
Претенденты на литературный трон
Шекспира нередко называют Великим Сфинксом по аналогии с монументальным памятником в Египте. И главная загадка заключается в том, что за величественной фигурой Барда скрываются либо анонимные, либо исторически установленные личности. Добро бы еще в подлинности его авторства сомневались завистливые обыватели или критически настроенные литературоведы. А то ведь в их стане представители мировой элиты изящной словесности, признанные гранды литературы, такие как Джордж Гордон Байрон, Чарльз Диккенс, Марк Твен, Уолт Уитмен, Зигмунд Фрейд, Анна Ахматова, Владимир Набоков и многие другие.
Надо сказать, что причин для такого скептицизма всегда было достаточно, причем начиная еще с шекспировских времен. Нередко это было стремление отрицать саму возможность того, что гениальные шекспировские творения принадлежат перу выходца из народа, желание приписать их одному из представителей правящих верхов. Свою роль играла и погоня за сенсацией или более оригинальным решением вековой загадки. Иные же приверженцы великих творений английского гения нередко выражали протест против того образа довольного собой, благонамеренного и чинного стратфордского обывателя, который на основе немногих биографических черт рисовало западное литературоведение.
Впрочем, из всего, что Известно о Шекспире, можно предположить: он не был каким-то таинственным, скрытным человеком, который предпочитает держаться на расстоянии от друзей. Напротив, современники отмечали его любезность, обходительность и прямой нрав, все-таки, видимо, он прошел свой жизненный путь достойно и открыто, сохранив привязанность к своим собратьям по актерскому ремеслу, не испытав особых переживаний от неудовлетворенного честолюбия. «Поэтому особенной иронией судьбы было то, — справедливо замечает один из новейших биографов Шекспира Э. Кеннел, —- что непроницаемая завеса скрыла столь многие стороны его жизни и труда и что там, где он ближе всего подходит к сознательному самовыражению, результат, которого он достигает, ныне кажется наиболее скрытым».
Речь идет о знаменитых сонетах, загадку которых пытались разгадать многие сотни, если уже не тысячи, терпеливых, добросовестных исследователей. Когда были написаны эти «сладкозвучные» строки, кто вдохновил поэта на их создание, о ком говорится в них? Большинство серьезных шекспироведов пришли к выводу, что, по крайней мере, часть сонетов связана с покровителем Шекспира молодым блестящим аристократом Генри Рисли, графом Саутгемптоном. Но такой, как и любой другой, ответ является только гипотезой. Этим широко пользуются нестратфордианцы, постоянно превращая поэтические иносказания в намеки на обстоятельства жизни своего кандидата в Шекспиры.
С их легкой руки претендентов на славу «лучшего драматурга всех времен и народов» с каждым столетием становилось все больше и больше (сейчас их насчитывается более полусотни). Достаточно сказать, что уже почти не осталось представителей елизаветинской аристократии, которых не наделяли бы участием в сочинении шекспировских сонетов, трагедий и комедий. О многих претендентах нет даже информации относительно того, написали ли они хотя бы несколько стихотворных строк или проявляли ли когда-либо интерес к театру. Особую активность проявляют нестратфордианцы, пытаясь доказать, что Шекспир из Стратфорда был лишь маской, за которой скрывался действительный автор шекспировских произведений. По их мнению, создатель шекспировских пьес должен был быть человеком, связанным с феодальными аристократами, представителем высшей знати, родственником или активным сторонником ланкастерской династии, победившей в войне Алой и Белой розы, поклонником Италии, любителем музыки и спорта, щедрым, имеющим склонность к католицизму и т. д.
Кто же те люди, которых нестратфордианцы прочат в Шекспиры? Вот некоторые из них, наиболее известные. Первое место в списке гипотетических авторов бессмертных произведений уже давно отводится выдающемуся современнику Шекспира философу и государственному деятелю Фрэнсису Бэкону, портреты которого, кстати, очень похожи на изображения драматурга, помещенные и в «Первом фолио» и в третьем собрании его сочинений. Или еще более поразительный факт — бросающееся в глаза совпадение между мыслями, обнаруженными в записных книжках Бэкона и в пьесах Шекспира. Правда, этих мыслей философ в произведениях, изданных под его собственным именем, не излагал или же если и высказывал, то только после опубликования шекспировских трагедий и комедий, где встречаются параллельные замечания и утверждения. Трудно предположить, чтобы актер Шекспир имел возможность знакомиться с заметками, которые делал вельможа, государственный деятель Фрэнсис Бэкон исключительно для себя в записных книжках, отнюдь не предназначенных для постороннего взгляда. Не следует ли из этого, что сам Бэкон повторил свои мысли, зафиксированные сначала в записных книжках, в пьесах, которые опубликовал под именем Шекспира?
