Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Каждую неделю на территории Освенцима заключались тысячи подобных нелегальных сделок. В лагерь стекалось столько богатств, а контроль был настолько слабым, и возникало столько возможностей что-то украсть, что трудно представить, чтобы кто-либо из эсэсовцев не был вовлечен в подобное преступление. От рядового эсэсовца, которому хотелось раздобыть новый радиоприемник, до офицера СС, который торговал украденными драгоценностями: разложение в лагере стало повальным.
В своей печально известной речи в Познани в октябре 1943 года, произнесенной перед 50 высшими чинами СС, Гиммлер обратился к животрепещущему вопросу разложения и коррупции в СС. «Хочу с предельной откровенностью обсудить с вами один нелегкий вопрос, – сказал Гиммлер. – На этот раз мы будем говорить об этом друг с другом открыто, но никогда не признаемся в этом публично… Я имею в виду выдворение евреев, их истребление. Едва ли не каждый из нас пережил, и понимает, что такое сто лежащих рядом трупов, или пятьсот, или тысяча. Выдержать это и, за исключением отдельных случаев проявления человеческой слабости, остаться при этом порядочным, – в этом наша закалка. Это славная страница нашей истории, которая никогда не была написана, и никогда не будет написана…. Богатства, имевшиеся у них, мы забрали и… Я отдал строгий приказ, а обергруппенфюрер (генерал-лейтенант) Поль его исполнил: естественно, все их имущество и богатства без остатка были переданы Рейху, государству. Себе мы не взяли ничего. У нас есть моральное право, у нас есть обязанность перед нашим народом уничтожить тот народ, который хотел уничтожить нас. Мы выполнили эту тяжелую задачу из любви к своему народу. И наше мужество, наша душа, наш характер нисколько от этого не пострадали».
Гиммлер таким образом пытался провести четкую границу между убийствами, якобы оправданными и необходимыми для блага рейха, и получением личной прибыли, которая оставалась преступлением. Так он пытался сохранить образ СС как «твердой» и «неподкупной» организации. И легко понять, почему он пытался проводить подобное разделение. За два года до этого он лично наблюдал, какую психологическую травму нанесла его командам убийц необходимость расстреливать евреев в упор.
Потому-то он следил за совершенствованием системы убийств с помощью газовых камер, которая избавляла эсэсовцев от эмоциональных потрясений. Теперь он стремился обеспечить своим людям психологический комфорт, проведя черту между моральной, но твердой защитой рейха, и презренными лицемерами, пустившимися за личной выгодой. Для того чтобы примирить нацистов с самими собой, даже им дать возможность «простить» себе участие в «окончательном решении еврейского вопроса», Гиммлер должен был показать эсэсовцев пусть убийцами женщин и детей – однако убийцами, у которых все еще оставалась честь. Так он напоминал им, что они не извлекали из этих зверств личную выгоду.
Все это было, конечно, ложью. И не только в самом очевидном – что эсэсовцы массово были замешаны в коррупции и воровстве в Освенциме. Это была сплошная непроходимая ложь от начала до конца, потому что едва ли возможно разделение на протяжении всего процесса «окончательного решения еврейского вопроса» между «достойным уважения» умерщвлением беспомощного гражданского населения и чистейшим зверством. Эта правда наиболее очевидно иллюстрируется действиями врачей-эсэсовцев в Освенциме. Эти медики-профессионалы принимали участие на каждом этапе процесса убийств, от первоначального отбора на «пандусе» до убийства отобранных заключенных. Их участие обозначал и тот факт, что «Циклон Б» доставлялся до газовых камер в псевдо-карете скорой помощи с красным крестом. Активные соучастники убийств, врачи Освенцима столкнулись с более жесткой дилеммой, чем остальные нацистские преступники; ее можно вкратце выразить одним вопросом: как можно принимать участие в массовых убийствах и продолжать при этом верить, что твои действия морально совместимы с клятвой Гиппократа, которая велит врачу делать все, чтобы исцелить больного?
Для того чтобы понять, как у нацистских врачей получалось ответить на этот вопрос, необходимо осознать: принятая в Освенциме практика вовлечения в процесс убийств обученного медицинского персонала была вовсе не нова для них.
С момента прихода к власти в 1933 году нацистское руководство было привержено идее, что определенные «расы» (и, несомненно, отдельные люди) более «достойны» жизни, чем остальные. Первым примером практической реализации этой идеи было введение в 30-е годы принудительной стерилизации людей с тяжелыми психическими заболеваниями. В целом около 300 тысяч немцев было принудительно подвергнуто такой стерилизации.
Тесные связи между нацистской программой эвтаназии взрослых, которая возникла осенью 1939 года, и персоналом лагерей смерти «Операции Рейнхард» уже описывались. Эти пионеры лагерей смерти, Вирт и Штангль, оба начали свои карьеры с участия в убийствах инвалидов. Но здесь важно отметить тот факт, что селекционный процесс для программы эвтаназии инвалидов контролировался врачами, а не полицией – и подобная практика сохранилась в Освенциме. Эта близкая связь вытекала из предыстории убийств: устранение того, что нацисты называли «Lebensunwertes Leben» («жизнь, недостойная жизни»), считалось теперь высочайшим долгом медицины. Такая извращенная логика делает неудивительным с точки зрения убийц то, что практикующий медик доктор Эберль мог стать комендантом лагеря смерти Треблинка.
К тому времени, как Эберль получил свое место в Треблинке, эта идея – «жизнь, недостойная жизни» – конечно, распространилась с умственно и физически неполноценных людей и на евреев. И пытаясь оправдать убийство евреев, доктора СС прибегали к старой нацистской пропагандистской лжи о евреях, как о людях, разлагающих государство. «Конечно, я врач, и я хочу сохранять жизнь, – говорил один нацистский эскулап по имени Фриц Кляйн. – Из уважения к человеческой жизни я удалю гангренозный аппендицит из больного тела. Евреи – гангренозный аппендицит на теле человечества»10.
Следовательно, с точки зрения нацистов-«борцов за расовую чистоту», в Освенциме и других лагерях смерти отрабатывались новые приемы «здравоохранения» – устранение тех, кто считался обузой или угрозой благополучию государства. Поэтому поначалу в Освенциме часть тех, кто оказывался непригодным к работе, убивали в блоке 10, больничном блоке, с помощью инъекций фенола. Абсолютное извращение медицинской этики: когда в больнице не лечат, а убивают.
Когда в 1942 году была введена система отбора по прибытии в лагерь, нацистские врачи играли в процессе массовых убийств роковую роль. Именно они решали главный вопрос: кто из прибывших на транспорте будет жить, а кто должен умереть. Активное участие врачей в этом отборе было существенно для нацистов по двум причинам – практической и философской. Практическая причина понятна: врачей считали наиболее способными на глаз составить мнение о том, способен ли человек работать (процедура такого отбора занимала несколько секунд). Но философская причина менее очевидна и более значительна. Вовлекая врачей в процедуру отбора, нацисты создавали иллюзию, что убийство не просто произвольный акт, и диктуется не предубеждением или прихотью, а научной необходимостью. Освенцим не был местом беспорядочной бойни: здесь взвешенно и спокойно «оздоравливали» государство.
Однако именно в области медицинских экспериментов врачи Освенцима завоевали особенно дурную славу. Для этой цели использовали тех заключенных, которые подходили для реализации нацистской идеи, что враги государства должны «послужить» рейху: если не принудительным трудом, то собственной смертью во имя «медицинских знаний». Для доктора, стремящегося сделать карьеру исследователя, и не обремененного человечностью или состраданием, Освенцим был уникальной лабораторией. Так, доктора Клауберг и Шуман проводили в Освенциме «медицинские исследования» в области стерилизации. Знаменательно, что у Шумана уже имелся опыт убийства – в качестве одного из докторов, включенных в программу эвтаназии душевнобольных, он работал в «центре эвтаназии» Зонненштейн, куда в июле 1941 года посылали заключенных Освенцима.
Сильвию Веселу11, одну из первых словацких женщин, прибывшую в Освенцим, заставили помогать Клаубергу и Шуману. Она работала санитаркой в блоке 10 главного лагеря, где проходило много экспериментов: «Мне сказали, что в одной части блока находится рентген. Там был огромный рентгеновский аппарат с большими цилиндрами. Стерилизации выполнял доктор Шуман. Вторая часть здания принадлежала доктору Клаубергу. Он выполнял стерилизации посредством воздействия химическими веществами. Он вводил вещество в матку и яичники женщины, чтобы они склеились. Главной целью этих экспериментов было определить необходимое для успешной стерилизации количество этого вещества».
