Александр Тюрин - Формула истории

Кстати, малый ледниковый период воздействовал и на северо-западную Европу. Но поскольку средние температуры были все же выше, чем в России (Гольфстрим все же функционировал), то европейские землевладельцы нашли определенный выход. Они перешли на посадки клевера, турнепса и других кормовых культур, которыми кормили скотину, а та уже снабжала навозом посевы оставшиеся посевы зерновых. Естественно, что при переориентации на скотоводство, землевладельцам требовалось меньше крестьян – они пополняли толпы обезземеленных бродяг, число которых сокращали палачи и работные дома. Значительная часть крестьян превращалась в сверхдешевые рабочие руки для припортовых мануфактур. Но лучшем путем к выживанию для этих бедолаг была колонизация новых заморских земель – перед европейцами все-таки были открыты моря. А вскоре европейцам подоспела на помощь и заокеанская «гуманитарная помощь» – картошка.

На малый ледниковый период приходится правление талантливого и стратегически мыслящего Ивана Грозного.

Иван IV прекрасно понимал (хотя и описывал это, наверное, своими словами), что главная угроза для устойчивости всей «системы Русь» – это слабость производительных сил, основой которых является малопродуктивное рискованное земледелие в условиях дефицита рабочих рук.

Иван IV понимал, что внутриконтинентальная замкнутость «системы Русь» делает ее крайне неустойчивой к неблагоприятным воздействиям внешней среды, превращая ее в систему-донора, накапливающую энтропию.

Царь Иван понимал, что Руси нужны не только безопасные границы и новые пашни, но и выход к заморским ресурсам, к новым технологиям, которые, в силу естественных причин, страна не могла создать сама.

Сперва Иван IV активно взялся за перестройку государства, убирая избыточные связи и создавая более совершенную организацию. Про элементы регулярного войска (стрельцы) и протоминистерства (приказы) писать не буду, об этом достаточно информации. Гораздо менее «популярна» информация о том, что на место самоуправства бояр и наместников, усилившегося в смутные годы после смерти Василия III,  приходило возрожденное и хорошо организованное самоуправление крестьянских и посадских общин, их широкое участие в охране порядка и судопроизводстве – и это на основе закона, Судебника 1550 года. Не один крестьянин не мог быть взят под стражу царским наместником без согласия местной крестьянской общины (нам и сегодня такое лишь снится). Община обязана была контролировать ведение судебных дел в отношении своих членов.

«И все судные дела у наместников и тиунов писать выборному земскому дьяку, а дворскому и старосте и целовальникам к тем судным делам прикладывать руки»

Судебник упростил и сделал единообразным переход трудовых ресурсов (крестьян) от одного землевладельца к другому.

Иван IV собирал представителей «земли» на парламенты Земских Соборов, включая представителей крестьянства, по наказам которых и составлялись уставные царские грамоты, вводящие самоуправление в той или иной волости.

Иван IV с молодых ногтей рвался к продвинутым технологиям. Миссия Ганса Шлитте, вербовавшего в Европе для царя не только ремесленников, но даже ученых, относится к 1547.

Однако ганзейцы и ливонцы перехватывали и даже казнили тех немецких ремесленников, которые завербовались для работы на Руси. (Шлитте со всей своей навербованной командой попал в тюрьму.) А Польша, Швеция и Ганза не давали выхода к морской торговле – ни один капитан не был пропущен в русский порт на реке Нарве.

И тогда Иван IV попытался мощным махом превратить Русь Полевую в Русь Морскую.

Тактическая нелепость, перемирие 1559 г., заключенное под воздействием Дании и бояр-западников, превратила разгром Ливонии в войну против коалиции великих держав того времени – Польши, Литвы, Швеции, Крымского ханства (и стоящей за ней Турции), при враждебности Германской империи. Население коалиции превосходило пятимиллионое население Руси в несколько раз, несравнимы были и производительные силы.

К тому же, титанические военные усилия усилия Ивана IV пришлись на пору стихийных бедствий, они натолкнулось на саботаж или измену элит, оставшихся от удельного периода, фактически от Речной Руси.

Измена эта включала и настоящую химическую войну, развернутую против царского дома при помощи иностранных «специалистов». Любимые рассуждения либеральных историков про «лечение сифилиса» не проходят.  М. М. Герасимов в отчете о вскрытии царской усыпальницы писал: «…Был обнаружен очень большой процент ртути. В связи с этим напомним, что нередко говорят, опираясь на неясные сведения, о болезни царя Ивана, намекая на то, что у него был люэс (сифилис). Исследование скелета дает нам право говорить, что это не так. Ни в костях скелета, ни на черепе нет следов этого заболевания». Иван был отравлен, как и его мать Елена Глинская, как и его первая жена Анастасия Романова; современные исследование останков цариц показало такой же «меркуриализм», как и у царя.

 Тонкая игра папского престола (вот где уж коварство) привела к созданию на антирусской базе коалиции великих военные держав того времени. Для чего пришлось совершить государственный переворот в Стокгольме, поменяв протестанта Эрика на католика Юхана, и осуществить манипуляцию выборами польского короля. К власти с помощью откровенного шантажа – татарских набегов – был приведен османский вассал Стефан Баторий. И эта вся силища – Польша, Литва, Швеция, Крым – была направлена на разгром малопроизводительной и малонаселенной России. Противник вел войну на уничтожение, Vernichtungskrieg. Наемные войска Стефана Батория, нанятые на деньги Германской и Османской империй, в стиле Батыя вырезали население и гарнизоны занятых русских городов; шведы в одной только Нарве убили семь тысяч горожан, крымские татары разоряли Рязанский край; подстрекаемые османскими агентами заволновались поволжские народы.

Руси не удалось выйти из внутриконтинентальной замкнутости, но сильное государство, созданное Иваном IV, осталось на века.

Чингисхану простили уничтоженные цивилизации; всемирная империя с центром в Каракоруме – это ж для книги рекордов Гинесса. Протестантам забыли истребление «ведьм» и уничтожение католических городов, а католикам – сожжение еретиков и истребление протестантских городов, ведь переход к Новому времени явно требует жертв. Фердинанду и Изабелле простили десятки тысяч жертв аутодафе и перемалывание миллионов индейских жизней – как же Европе без Нового Света. Прогрессивная общественность дала право Генриху VIII и Елизавете вешать десятками тысяч разоренных английских крестьян и ирландских общинников, а немецким рыцарям десятками тысяч крестьян сжигать – без ликвидации лишних людей просто не развился бы капитализм. Кромвель, как великий британец, мог спокойно резвится в Ирландии, огнем и мечом истребляя и загоняя коренное население на каменистые берега Коннахта. Король Баторий и король Юхан остались в мировой истории как большие либералы, хотя их армии имела обыкновение вырезать население захваченного русского города.

Иван IV же стал человеком минус тысячелетия. О нем пишут, его вспоминают в ежедневных американских газетах. И вспоминают, конечно, не земские соборы, не царские уставные грамоты, вводящие крестьянское самоуправление, не освоение Дикого Поля и не колоссальный территориальный рост Московской Руси.

Насколько раздуты новгородские казни января 1570 года (их, кстати, не заметил шведский посланник Паавали Юстен, находившийся в Новгороде в это время), но как мало говорится о голоде и чуме 1567—1569, которые, собственно, и смяли город. Причем, неурожай с чумой в цитадели "вечевой свободы" был столь частым явлением и во времена независимости, чем она выделялась даже среди неблагополучных русских городов. Нередко голоду способствовали западные «партнеры», блокировавшие город-побратим с моря, как например в 1445. А чума на Русь всегда приходила на Русь из вшиво-блохастой Европы именно через Новгород. Сколько написано о паранойе царя, видевшего кругом нерадивость и измену – но «диссидент» Курбский, начальствуя уже литовской армией, разорял за милую душу регион Великих Лук. А перед побегом к польскому королю сдал врагу план оршинского наступления русских войск начала 1564 года и выдал важного русского агента в Ливонии графа Арца. Перед "новгородским делом" была таинственная сдача противнику важнейшей крепости Изборск. Странное случилось во время нашествия крымской орды в 1571 года, когда изменники фактически привели татар к Москве, а земская армия, по приказу воевод, укрылась в городе и сгорела вместе со столицей.

В 1572 татарско-турецко-ногайское нашествие повторилось, уже с целью установления азиатского ига. Однако орды были наголову разгромлены в судьбоносной битве при Молодях, всего лишь в 70 верстах от Москвы (именно в этой точке можно измерить максимальную глубину проникновения турков в Европу; Молоди, а не Вена). Эта битва была намного удачнее, чем Бородино, намного важнее, чем Полтава, и фактически по значимости сравнима с битвой под Москвой 1941 года. Но мы ухитрились ее забыть, потому что кто-то из высокородных гуманитариев посчитал, что опричный князь Хворостинин не может выступать в роли спасителя Отечества. (Этому князю, неоднократно затираемому родовитыми боярами, мы обязаны еще не одной победой).