Борис Башилов - Враг масонов № 1. Масоно-интеллигентские мифы о Николае I
Маклаков рассказывает в своих воспоминаниях, как он был поражен, когда студентом впервые прочел Герцена: вырос он в окружении вовсе не исключительно консервативном, но и в этой среде привык слышать о Николае отзывы, не похожие на суждения герценовские. Маклаков не знал кому верить, отцу ли, другим ли знакомым людям прошлого поколения, — или Герцену.
К сожалению большинство современников Маклакова поверило не тем, кто говорил правду о настоящем царе, а поверило Герцену и Льву Толстому заклеймившего Николая I несправедливым прозвищем «Николая Палкина.»
VIII
Ославленный своими политическими врагами бессердечным деспотом Николай I очень часто поступал с ними наоборот слишком мягко, не так сурово, как следовало поступать. О, как много выиграла бы Россия, если Николай поступил с основателями Ордена Русской Интеллигенции А.
Герценом, М. Бакуниным и В. Белинским и другими политическими бесами его времени с той непримиримостью с какой Герцен и другие интеллигенты всегда относились к Николаю I и всем другим врагам революционного движения. «Малейшая поблажка, малейшая пощада, малейшее сострадание, — писал Герцен в книге «С того берега», — приводят к прошлому и составляют невидимые цепи. Больше нет выбора: надо казнить, или миловать и поколебаться в пути. Другого выхода нет».
Герцен так же как и Бакунин, как и В. Белинский призывает к беспощадной расправе со всеми, кто против разрушения существующих форм жизни. Герцен пишет, что необходимо «разрушить все верования, разрушить все предрассудки, поднять руку на прежние идолы, без снисхождения и жалости» «Страсть к разрушению есть в тоже время — творческая страсть» — вопил революционный бесноватый Михаил Бакунин. Если бы Николай I попал бы в руки декабристов или руки Герцена, Бакунина и Белинского они поступили бы с ним «без всякого снисхождения и жалости» так же, как поступили потомки этих «гуманистов» с последним русским царем и его семьей — Николаем II. И считали бы еще в своем бесовском ослеплении, себя не деспотами и тиранами, а возвышенными идеалистами и гуманистами.
А вспомним, как поступил «деспот» Николай с люто ненавидевшим его Герценом. Группа студентов Московского университета, близких друзей Герцена, распевала на одной студенческой вечеринке, следующую «милую «песенку:
Русский император Но Царю вселенной, В вечность отошел, Богу высших сил, Ему оператор Царь Благословенный Брюхо пропорол. Грамотку вручил.
Плачет государство, Манифест читая, Плачет весь народ, Сжалился Творец, Едет к нам на царство Дал нам Николая, Константин урод. Сукин сын, подлец.
В роли певца Герцен не выступал, на вечеринке, где пелась песня, не участвовал, но был единомышленником участников пирушки и полиция давно знала это, В записке Следственной Комиссии говорится о Герцене:
«Молодой человек пылкого ума, и хотя в пении песен не обнаруживается, но из переписки его с Огаревым видно, что он смелый вольнодумец, весьма опасный для общества». Если бы Николай I решил поступить с участниками этой грязной истории согласно законов, существовавших еще до восшествия его на престол, то главные зачинщики согласно законов о кощунстве и оскорблении царя должны были быть казнены, а остальные отправлены на вечную каторгу.
«Тиран» же ознакомившись с делом, как пишет Герцен в «Былое и Думы» издал следующее «жестокое» повеление:«…Государь, рассмотрев доклад Комиссии и взяв в особенное внимание молодые годы преступников, постановил нас под суд не отдавать, а объявил нам, что, по закону, следовало бы нас, как людей уличенных в оскорблении Его Величества пением возмутительных песен, лишить живота, а в силу других законов сослать на вечную каторжную работу, вместо чего Государь, в беспредельном милосердии своем, большую часть виновных прощает, оставляя их на месте жительства под надзором полиции, более же виноватых повелевает подвергнуть исправительным мерам, состоящим в отправлении их на бессрочное время в дальние губернии на гражданскую службу и под надзор местного начальства».
На долю Герцена выпала «ужасающая кара» — он был назначен чиновником в Пермь: служил в Вятке и затем во Владимире. Из Владимира Герцен едет без разрешения в Москву и увозит из нее свою невесту. В начале 1840 года Герцен получает прощение и возвращается в Москву, из которой по требованию отца уезжает в Петербург для поступления на службу. Министр внутренних дел граф Строганов принимает только что окончившего ссылку преступника на службу в канцелярию министерства. Герцен продолжает клеветать на правительство. Николай приказывает выслать его обратно в Вятку. Строганов, на рассмотрение к которому поступило дело, назначает Герцена советником губернского правления в Новгород, пообещав назначить его через год вице-губернатором. В июле 1842 года Герцену разрешают вернуться в Москву.
Дождавшись снятия полицейского надзора, Герцен выхлопатывает заграничный паспорт и немедленно уезжает заграницу. В Европе Герцен входит в сношения с масоном Луи Бланом, вождями карбонариев, Карлом Марксом и прочими выучениками масонства. Самым излюбленным занятием Герцена становится клевета по адресу главного врага революции — Николая
IX
Такую же излишнюю снисходительность проявляет Николай I и ко второму основателю Ордена Русской Интеллигенции — Михаилу Бакунину, проповедовавшему, что «Страсть к разрушению есть в то же время творческая страсть», принимавшему активное участие в организованных масонами в разных странах Европы революциях, мечтавшему о том райском времени, когда «Высоко и прекрасно взойдет в Москве созвездие революции из моря крови и огня, и станет путеводной звездой для блага всего освобожденного человечества.» Косидьер, бывший парижским префектом во время революции 1848 года, сказал про Бакунина: «В первый день революции это — клад, а на другой день его надо расстрелять».
За участие в революциях Бакунин дважды (в Саксонии и в Австрии) приговаривается к смерти. От смертной казни Бакунин спасается только благодаря тому, что австрийское правительство решило, поскольку он является русским подданным, выслать его в Россию.
Как же поступил Николай с Бакуниным, который призывал поляков к восстанию против России и всячески клеветал на него на революционных митингах и в европейской прессе? За одни только призывы к восстанию поляков против России, на основании существовавших законов Николай I мог предать Бакунина полевому суду, который так же как и европейские суды приговорил, бы Бакунина к смертной казни. Дадим сначала слово Г.
Адамовичу уличающего Г. Гуля в беспардонном вранье по адресу Николая I.
«В «Скифе в Европе», — пишет Г. Адамович, — Николай — человек взбалмошный, гневливый, ограниченный, словом самодур и «прапорщик» до мозга костей. Но под конец повествования, там, где факты говорят сами за себя, возникает некоторое психологическое противоречие: в соответствии с тем представлении о царе, которое складывается при чтении первых трех четвертей книги, Николай должен бы доставленного в Россию Бакунина немедленно повесить. Но царь, — правда, заключив «мерзавца» в крепость, — предложил ему написать свою «исповедь», а прочтя написанное, сказал: «он умный и хороший малый». Об этом рассказано в «Былое и Думы» у Герцена так же, как теперь у Гуля. Получается явная неувязка. Кое в чем Гуль с Герценом расходятся.» Расхождение же заключается в том, что Гуль врет дольше даже, чем Герцен. «Никогда специально Бакуниным не занимавшись, — пишет Адамович, — я не берусь судить на чьей стороне историческая правда. По Гулю, разъяренный царь потребовал сначала от саксонского, а затем от австрийского правительства выдачи государственного преступника. На докладах о Бакунине Николай будто бы кричал: «Достану и заграницей, не допуская и мысли, чтобы кто-нибудь осмелился его ослушаться. А Герцен пишет: «Австрия предложила России выдать Бакунина. Николаю вовсе не нужно было его, но отказаться он не имел сил».
Адамович цитирует Герцена не точно. На самом деле Герцен пишет: «В Ольмюце Бакунина приковали к стене и в этом положении он пробыл полгода. Австрии, наконец, наскучило даром кормить чужого преступника; она предложила России его выдать; Николаю вовсе не нужно было Бакунина, но отказаться он не имел сил». «Бакунин написал журнальный leading article.
Николай и этим был доволен. «Он — умный и хороший малый, но опасный человек, его надобно держать взаперти». И три целых года после этого высочайшего одобрения Бакунин был схоронен в Алексеевском равелине».
Оказавшись в Петропавловской крепости Бакунин стал действовать по «Катехизису революционера» — то есть постарался обмануть царя видимостью раскаяния. Писал Николаю заискивающие, подхалимские письма, которые подписывал: «молящий преступник Михаил Бакунин» или «Потеряв право назвать себя верноподданным Вашего Императорского Величества, подписываюсь от искреннего сердца кающийся грешник Михаил Бакунин».
