Нина Берберова - Люди и ложи. Русские масоны XX столетия
Среди людей, которые по кодексу законов Российской империи должны были «защищать интересы родины перед правительствами других стран, к которым были аккредитованы», такая крамола кажется просто невероятной.
Но был ли факт принадлежности к масонству – крамолой? С точки зрения самодержавного царского правительства, – несомненно, если даже Кривошеина, Столыпина и Сазонова царь и царица считали «хуже Думы». Но с точки зрения русского масонства, крамолы никакой не было.
В эти годы масонство никак не связывалось с революцией, и революционеров в ложах не было. Меньшевиков было не более пяти-шести за все эти довоенные годы, социалист шел в тайное общество тогда, когда от его революционности (и социализма) оставались только следы. Маклаков много раз говорил позже, что «все мы» были против революции, так что Кропоткин ошибался, считая что «русскому революционному движению хорошо и полезно быть связанным с масонством». Хотел ли он сказать этим, что масоны прекрасные конспираторы и могут научить этому революционеров, или он намекал на масонскую дисциплину, которая у эсеров была недостаточна?
Но Ковалевский, конечно, никогда не мог бы согласиться с Кропоткиным. Он был далек от всякой мысли о возможной революции. Вернувшись в Россию в 1906 году, он сперва начал газету, вскоре прикрытую, затем вступил в партию «демократических реформ», насчитывавшую в это время не то 4, не то 5 членов. Он был выбран в I Думу, но не прошел во вторую, и тогда повернулся лицом к Государственному Совету, в который едва прошел (из «академической курии»).
Его ближайшими друзьями были и посвященные масоны и сочувствующие профаны: Баженов, проф. С. Котляревский, В.Д. Кузьмин-Караваев, Аладьин, Урусов, Гейден, Н. Львов, А. Стахович, Энгельгардт. Его партия демократических реформ, доведя число своих членов до девяти, слилась с партией «мирного обновления» – само название которой отрицало всякую революцию. И в IV Думе эти друзья перешли в «прогрессивный блок». Но в это время он уже был тяжело болен, и в 1916 г. умер, последние годы руководя «Вестником Европы». Незадолго до своей смерти он близко сошелся в Петербурге с французским послом Морисом Палеологом. У посла в 1914-1916 гг. собирались на вечерах кадеты из Думы, и Палеолог говорил с ними только об одном: «Продолжать войну с Германией, а все остальное может подождать».
В эти годы появился на свет один из первых списков имен мирового масонства, в который были включены и русские имена. Об этом списке упоминает П.Е. Щеголев, в нем было 30 тысяч имен, он был составлен всемирной антимасонской организацией. Русские фамилии в нем настолько перевраны, что трудно узнать кого бы то ни было. Кое-кто, в виде исключения, назван верно: среди них – М.М. Ковалевский, В.В. Вырубов, Лорис-Меликов, Гамбаров, Тамамшев и врач Зелинский.
* * *По архивным документам теперь известно, что в начале 1890-х гг. во Франции и Бельгии существовали масонские ложи, которые принимали русских. Двух примеров – Баженов и Прокопович – достаточно. В Париже, в 1900 г., некоторые французские ложи еще шире открыли свои двери для русских[4]. Это были уже названные «Cosmos» и «Mont Sinai». Тот факт, что в 1906 г. братья Сеншоль и Буле, почти одновременно с отъездом Ковалевского, перевели 15 братьев русского происхождения из французской ложи в учрежденную с их помощью русскую ложу, доказывает, что в это время почва была готова, или почти готова, для того чтобы русское масонство могло начать свою деятельность.
Из 15 братьев, посвященных в Париже, большинство принадлежало к Великому Востоку. Но Сеншоль и Буле имели полномочия вводить кандидатов в оба Устава. Имена девяти человек были мною названы выше, шесть имен остались неизвестными.
Параллельно в эти же годы (1905-1906) в России оживилась деятельность «мартинистов», с помощью двух шарлатанов, Папюса и Филиппа (предшественников Распутина при русском дворе). Вскоре гр. Мусин-Пушкин стал у них Великим Мастером. Говорили, что в молодости Николай II был мартинистом, по примеру своих английских, германских и датских родственников. Николай II вышел, однако, очень скоро из тайного общества. Но его дяди, вел. кн. Николай и Петр Николаевичи (внуки Николая I и двоюродные братья Александра III), а также вел. кн. Георгий Михайлович остались мартинистами высоких степеней и время от времени, в специальном храме в Царском Селе, собирались для ритуала. Это продолжалось до 1916 г., когда мартинистам пришлось прекратить свое существование. Великих князей, конечно, не тронули, а царь, как пишет Л.Д. Кандауров, «окончательно обратился наконец к Серафиму Саровскому». К этому времени относится письмо царя, в котором он рассказывает царице, как нынче утром, 8 августа 1916 г., он с особой нежностью вспоминал ее, потому что ровно год тому назад в это время он тоже причащался, и когда стоял против большой иконы, услышал внутренний голос, внезапно сказавший ему, чтобы он немедленно написал «Николаше» о своем бесповоротном решении прогнать его и сесть самому на место Верховного Главнокомандующего. Что он немедленно и сделал[5].
Близко к мартинистам стояли филалеты. Их русская ложа в 1890 г. была основана в Париже (в доме № 70 по улице Эдгар Кинэ). Она вела свое происхождение от оккультного общества 18 века. Известно, что эта ложа имела дело, главным образом, с потусторонним миром. В 1898 г. она распространилась и на Швейцарию, и немного позже имела успех в России, где вел. кн. Александр Михайлович, брат Георгия и впоследствии автор воспоминаний, был заядлым спиритом. Ему было явление духа сирийского провидца Алкахеста, предсказавшего великому князю революцию и то, что он сядет на престол вместо Николая. Александр Михайлович был в это время управляющим Торгового мореплавания и был известен тем, что все никак не мог навести в этом учреждении порядок. Одновременно он стоял во главе Морского музея в Петербурге. В ложу филалетов принимали всех, кто хотел, никаких анкет и рекомендаций не требовалось. К 1916 г. в ложе оказалось около тысячи человек. Никого не исключали и никого никакими взносами не облагали.
Близко к мартинистам стояла и ложа «Люцифер», возникшая около 1910 г. и просуществовавшая очень недолго. В нее, по документам, не внушающим полного доверия, входили некоторые поэты-символисты: Вяч. Иванов, Брюсов, Белый и друг Белого А. Петровский. Перед самой войной ее решили «усыпить» (т.е. закрыть), хотя, как пишет Кандауров, «характер их работ был возвышенный». Была ли эта ложа та самая, в которую Терещенко – тогда владелец «Сирина», позже – министр Временного правительства, – ввел, или только собирался ввести, Блока?[6].
М.М. Ковалевский начал работать над расширением масонских лож. В 1907 г. им была открыта «Северная Звезда» во дворце графа Орлова-Давыдова, в Петербурге. Орлов-Давыдов был, разумеется, одним из тех, кого посвятили в масонство Сеншоль и Буле еще в Париже. Он был член Гос. Думы и позже – прогрессист. Организованная вскоре «Военная ложа» до самого Февраля собиралась у него во дворце, в Петербурге. Материальный вопрос в первый период русского масонства никогда не стоял остро: Орлов-Давыдов, Бебутов и другие отдавали братьям под храмы свои особняки и квартиры, – их было у каждого по несколько. Орлов-Давыдов был знаменит на всю Россию: «Толстый, с вытаращенными глазами, розовым лицом и огромными плоскими ступнями, – пишет о нем Клод Анэ, корреспондент «Пти Паризьен», – он одно время считался другом и Керенского, и вел. кн. Николая Михайловича». Прославился он благодаря шумному судебному процессу: его любовница, исполнительница модных романсов и даже сочинительница их, – наибольшей популярностью пользовался ее романс «Лебединая песнь» – вчинила ему иск о признании им ее незаконно прижитого с ним ребенка. Кандауров в своей «Записке», о которой я буду позже подробно писать, говорит, что свидетелями по этому делу в суде были приглашены многие члены «организации» (так Кандауров в целях конспирации называет тайное общество и, в частности, – ложу «Астрея»). Керенский, сначала выступавший свидетелем на суде, позже был шафером на свадьбе: Мария Пуаре выиграла дело, и граф женился на ней.
В 1907 г. Орлов-Давыдов стал Великим Мастером «Северной Звезды», а в 1908 г. была открыта ложа «Возрождение», с Великим Мастером Н.Н. Баженовым. Название «Северная Звезда» требует небольшого комментария:
Сначала, видимо, по аналогии с французской ложей «Etoile Polaire», было выбрано традиционное название «Полярная Звезда». Из историков этим названием пользуется только С.П. Мельгунов, когда, кое-что зная о масонстве (впрочем, гораздо больше, чем все другие), он упоминает о ней в своей переписке с масонами. Можно предположить, хотя и с большой осторожностью, что французское название не могло быть переведено с необходимой точностью по одной странной и неожиданной причине: «Полярной Звездой» называлась одна из пяти или шести царских яхт, на которой Николай II отправился в 1894 г. в Германию на обручение с будущей своей женой, Алисой Гессенской. Ассоциация с этой «Полярной Звездой» могла показаться русским братьям нежелательной, и они перевели французское название, как «Северная Звезда». Под этим же именем ложа была восстановлена в эмиграции, в 1922 году[7]. 1908 г. прошел в приездах Сеншоля и Буле (Кандауров называет их «весьма усердными») и в посвящении новых братьев в Досточтимые Мастера. Затем французские помощники были торжественно введены в новооткрытые русские ложи. В Нижнем Новгороде (Д.М. Бурыгин), в Риге, в Саратове также открылись ложи и появились братья. Некоторые вначале не всегда знали, куда попали, и называли себя розенкрейцерами. В том же 1908 г. русский «Космос», близнец парижского, был открыт в Петербурге. Туда вошли сам Ковалевский, де Роберти, проф. Евг. Аничков, Гамбаров и др. «Космос» принадлежал к Уставу Великого Востока. Сеншоль и Буле приехали во второй раз в том же году, учреждать сразу три ложи: в Петербурге, Москве и Варшаве. Маклаков, Немирович-Данченко и Амфитеатров принимали гостей; заодно в июле «узаконили» и «Северную Звезду». В Нижнем теперь уже было две ложи, одна из них называлась – «Железное Кольцо», с Досточтимым Мастером Кильвейном[8]. В этом же году были открыты русские ложи Шотландского Устава – Великой Ложи Франции.
