Игорь Пыхалов - За что сажали при Сталине. Невинны ли «жертвы репрессий»?
Нетрудно заметить, что Шатуновская фактически приписала лишний нуль к реальным цифрам.
Аналогичным образом поступил и A.B. Антонов-Овсеенко:
«По данным Управления общего снабжения ГУЛАГа, на довольствии в местах заключения состояло без малого 16 миллионов — по числу пайко-дач в первые послевоенные годы. То был пик, но не первый, такой же крутой высится над годом тридцать девятым».[38]
Увы, вскоре выяснилось, что мы имеем дело с вульгарной подтасовкой:
«Статистика заключённых ГУЛАГа, приводимая A.B. Антоновым-Овсеенко, построена на свидетельствах, как правило, далёких от истины. Так, он, в частности, пишет в упомянутой статье: «По данным Управления общего снабжения ГУЛАГа, на довольствии в местах заключения состояло без малого 16 миллионов — по числу пайкодач в первые послевоенные годы». В списке лиц, пользовавшихся этим документом, фамилия Антонова-Овсеенко отсутствует. Следовательно, он не видел этого документа и приводит его с чьих-то слов, причём с грубейшим искажением смысла. Если бы A.B. Антонов-Овсеенко видел этот документ, то наверняка бы обратил внимание на запятую между цифрами 1 и 6, так как в действительности осенью 1945 г. в лагерях и колониях ГУЛАГа содержалось не 16 млн, а 1,6 млн заключённых.
Тот факт, что предположительная статистика А. В. Антонова-Овсеенко, равно как и сведения О. Г. Шатуновской, опровергаются данными первичных гулаговских материалов, делает дальнейшее ведение полемики на эту тему совершенно бессмысленной. Добавим только, что в материалах всесоюзных переписей населения 1937 и 1939 гг. численность спецконтингента НКВД группы «В» (заключённые и трудпоселенцыJ совпадает с нашими данными, взятыми из статистической отчётности ГУЛАГа НКВД СССР, тюремного управления НКВД СССР и Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР».[39]
В подтверждение своих выдумок обличители сталинизма часто ссылаются на некие «свидетельства очевидцев»:
«Копию документа Кузнецов показал помощнику Хрущёва И. П. Алексахину. Иван Павлович пробыл на Колыме 10 лет, Ольга Шатуновская — намного дольше. Им доподлинно известно, что на земле Дальстроя и Приморья единовременно работало около миллиона заключённых. Эту цифру в откровенной беседе с Кузнецовым, разумеется, уже после XX съезда, назвал бывший начальник Дальстроя Иван Никишов, Герой Социалистического Труда».[40]
«Незадолго до войны один из ближайших подручных Берии Богдан Кобулов, сидя за ужином в тесном товарищеском кругу, обронил: сейчас в наших лагерях имеется более 11 миллионов заключённых. Это лишь в ИТЛ (свидетельство В. Лордкипанидзе)».[41]
Что характерно, сами авторы при этих «откровенных беседах» не присутствовали и «в тесном товарищеском кругу» не сидели. Сообщаемые ими сведения фактически представляют собой пересказ слухов и сплетен — то, что в просторечии именуется «сарафанным радио».
«К сожалению, мы не располагаем данными за последующие годы. Зато нам известна численность населения тюрем и истребительных лагерей в год большой волны, в год тридцать восьмой, — ШЕСТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ».[42]
Нетрудно догадаться, откуда именно «известна» эта численность. Первоисточником является всё то же «сарафанное радио» в диссидентско-шестидесятническом исполнении: «Свидетельство начальника управления Печорского железнодорожного строительства В. А. Барабанова (в передаче В. В. Благовещенского)»».
Другим не менее «достоверным» источником служат взятые с потолка или высосанные из пальца умозрительные рассуждения и расчёты:
«Историк Михаил Геллер приводит данные, полученные известным австрийским физиком Александром Вайсбергом, арестованным в 1937 году в Харькове. Он сидел на Холодной Горе, в центральной тюрьме области, где формировались лагерные этапы. Вайсберг с товарищами вели счёт арестованным и сопоставляли с численностью населения. Когда Вайсберг 20 февраля 1939 года ушёл на этап, в его камере определили, что в Харькове и в области арестовано за два года примерно 5,5 процента населения. К таким же результатам пришли в других местах: 5,5–6 процентов. Приняв первую цифру, получили 9 миллионов по стране. Ознакомившись с этой публикацией в «Русской мысли» (15 июня, 1990), О. Шатуновская вспомнила, как на Колыме тем же методом получили по 38-му году более 10 миллионов репрессированных».[43]
Забавно, что низкую достоверность подобных «подсчётов» отмечал даже такой матёрый антисоветчик, как А. И. Солженицын:
«В тюрьмах вообще склонны преувеличивать число заключённых, и когда на самом деле сидело всего лишь двенадцать-пятнадцать миллионов человек, зэки были уверены, что их — двадцать и даже тридцать миллионов. Зэки были уверены, что на воле почти не осталось мужчин, кроме власти и МВД».[44]
При этом будущий Нобелевский лауреат сам себя высек, поскольку, как мы вскоре увидим, «на самом деле» в сталинских лагерях и тюрьмах сидело не 12–15 миллионов, а в несколько раз меньше.
Весомый вклад в мифотворчество внёс и незабвенный Никита Сергеевич Хрущёв: «Но, когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн человек».[45]
Все эти фантастические цифры были с энтузиазмом подхвачены перестроечными публицистами:
«По существующим оценкам, в лагерях в разное время находилось от 10 до 15 млн заключённых, в частности, на момент смерти Сталина —12 млн человек, т. е. 1/5 — 1/4 часть (!) всех занятых в то время в отраслях материального производства».[46]
Несмотря на открытие советских архивов и неоднократную публикацию документально установленных сведений о количестве заключённых, сказочники-антисталинисты продолжали самозабвенно нести ахинею. Так, в 1998 году вышло сразу два учебника по экономике, авторы которых, не утруждая себя ссылками на какие-либо источники, практически слово в слово повторяют одну и ту же выдумку:
«В СССР (после войны. — И. П.) трудились 1,5 млн немецких и 0,5 японских военнопленных. Кроме того, в системе ГУЛАГа в этот период содержалось примерно 8–9 млн заключённых, чей труд практически не оплачивался».[47]
«Численность заключённых в лагерях составляла от 8 до 9 млн чел., плюс использовался труд 1,5 млн пленных немцев и 500 тыс. — японцев».[48]
Ещё бы! Будущие прислужники разворовывающих страну олигархов должны твёрдо знать «преступления» «кровавого сталинского режима».
Впрочем, всех обличителей переплюнули авторы вышедшей в 1995 году в Варшаве книги «История Польши с древнейших времён до наших дней» Алиция Дыбковская, Малгожата Жарын и Ян Жарын:
«К 1940 г. суммарное число заключённых достигало в них (советских лагерях. — И. П.) около 22 млн человек».[49]
Что же касается архивных данных, в том числе и опубликованных, то такие материалы правдоискатели демонстративно «не замечают», старательно притворяясь, будто подобных документов не существует в природе, либо объявляя их заведомо сфальсифицированными.
Напротив, любой добросовестный исследователь, занявшийся изучением статистики «сталинских репрессий», быстро обнаруживает, что помимо душещипательных рассказов безвинных сидельцев существует масса документальных источников: «В фондах Центрального государственного архива Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ЦГАОР СССР)[50] выявлено несколько тысяч единиц хранения документов, относящихся к деятельности ГУЛАГа».[51]
Изучив архивные документы, такой исследователь с удивлением убеждается, что масштабы репрессий, о которых мы «знаем» благодаря средствам массовой информации, не просто расходятся с действительностью, а завышены в десятки раз. После этого он оказывается перед мучительной дилеммой: профессиональная этика требует опубликовать обнаруженные данные, с другой стороны — как бы не прослыть в глазах «общественности» защитником Сталина.
Результатом обычно становится некая компромиссная публикация, содержащая как стандартный набор антисталинских штампов и реверансов в адрес Солженицына и K°, так и подтверждённые документами из архивов сведения о количестве репрессированных. Наиболее ярким примером такого рода публикаций могут служить работы кандидата исторических наук Виктора Николаевича Земскова, который одним из первых ввёл в широкий оборот достоверную статистику «сталинских репрессий».
Рождение ГУЛАГа
Вызванный революционными событиями 1917 года развал государственной машины Российской Империи не обошёл стороной и систему мест заключения. Бывшие царские тюрьмы практически не охранялись. Как вспоминал тринадцать лет спустя П. И. Стучка, занимавший в марте-августе 1918 года должность наркома юстиции РСФСР: «Режим тогда был так плох, что из тюрем не бежал только тот, кому было лень».[52] Одну из действующих петроградских тюрем бездомные использовали как ночлежный дом, заходя туда вечером и покидая утром. Караул не замечал или не хотел замечать этих посещений.[53]
