Артур Конан-Дойль - Тайна Клумбера
- Нет, пока еще не все плохо, - сказала она, улыбнувшись. - Пойдем же, Джон. Мне очень хочется, чтобы ты это видел.
Я всегда воздерживался от каких-либо разговоров, которые могли бы встревожить мою сестру. Поэтому она не знала, какой интерес вызывают во мне наши соседи. Я взял шляпу и последовал за ней в темноту. Мы шли по узенькой тропинке. Она привела нас к небольшой возвышенности, с которой был виден как на ладони холл.
- Погляди-ка, - сказала сестра, останавливаясь.
Клумбер лежал внизу в море света. В нижнем этаже ставни скрывали огни, но наверху, начиная от широких окон второго этажа вплоть до узких щелей на вершине башни, не было ни одного отверстия, которое не излучало бы поток света. Свет был ослепителен. Было ясно, что в Клумбер-холле горит множество ламп. Причем все эти ярко освещенные комнаты были, по-видимому, нежилыми, а в некоторых из них, насколько мы могли видеть, не было даже мебели.
Минуту я стоял изумленный перед странным зрелищем, потом услыхал за собой всхлипывание.
- Что с тобой, Эстер? - спросил я, обернувшись к сестре.
- Я так боюсь! О, Джон, уведи меня домой, я так боюсь! - Она уцепилась за мою руку и принялась дергать ее.
- Полно, дорогая, - сказал я. - Тут нет ничего страшного. Что тебя так расстроило?
- Я боюсь их, Джон, я боюсь Хэзерстонов. Почему они так освещают свой дом каждую ночь? И почему старик убегает, как заяц, при одном только приближении постороннего? Здесь что-то неладно, Джон...
Я как мог успокоил ее и отвел домой. Перед сном я заставил ее выпить горячего глинтвейна. В разговоре я всячески избегал Хэзерстонов, боясь еще больше взволновать сестру, и она тоже не говорила о них. Однако из ее слов я мог понять, что она в течение некоторого времени наблюдала за нашими соседями, и что странные явления очень подействовали ей на нервы. Ночная иллюминация холла сама по себе не могла бы привести сестру в такое состояние. Только целая серия загадочных происшествий способна была оставить тягостное впечатление в ее душе.
Таковы были в то время мои предположения. Сейчас я знаю, что был прав, и что моя сестра имела даже больше оснований, чем я, догадываться о чем-то таинственном и страшном, тяготеющим над обитателями Клумбера. Наш интерес к Клумберу возник вначале из простого любопытства, но вскоре события приняли такой оборот, что мы оказались прочно связанными с судьбой Хэзерстонов.
Мордаунт, воспользовавшись моим приглашением, иногда приводил и свою сестру. Мы бродили вчетвером по вересковой пустоши или в ясную погоду отправлялись в нашем маленьком ялике в плавание под парусами и добирались до Ирландского моря. Во время этих экскурсий брат и сестра радовались как дети. Им доставляло огромное удовольствие убегать из своей крепости и проводить хотя бы несколько часов со своими друзьями.
Когда четверо молодых существ сходятся вместе для приятных и запретных свиданий, результат может быть только один: знакомство перерастает в дружбу, дружба - в любовь. Вот я пишу эти строки, а Габриель сидит возле меня и соглашается со мной. Достаточно сказать, что в течение нескольких недель после нашей первой встречи Мордаунт Хэзерстон покорил сердце моей дорогой сестры, а Габриель дала мне торжественное обещание, которое не может разрушить даже смерть.
Я только потому говорю так кратко о двойных узах, возникших между нашими семьями, что не хочу, чтобы эта повесть превратилась в любовную историю. Кроме того, я боюсь утерять нить фактов, которые я записываю, они тесно связаны с генералом Хэзерстоном и только косвенно затрагивают мои личные переживания.
В общем, визиты в Бранксом делались все чаще и чаще. Наши друзья проводили с нами иногда целый день, если дела отзывали генерала в Вигтаун или если подагра приковывала его к постели. Что касается нашего доброго отца, то он был всегда готов встречать нас шутками и цитатами из восточных поэм, подходящими к данному случаю. От него у нас не было секретов, и он уже считал всех четверых своими детьми.
Во время приступов особенно мрачного или беспокойного настроения у генерала Габриель и Мордаунт неделями не могли уйти из дому. Генерал стоял на страже в аллее (какой это был мрачный и молчаливый часовой!) или ходил взад и вперед по подъездной дороге, ожидая, что кто-то совершит попытку проникнуть в его уединение.
Иногда, проходя вечером мимо Клумбера, я замечал темную, зловещую фигуру, бесшумно блуждающую в тени деревьев, суровое, костлявое, темное лицо генерала, подозрительно глядевшего на меня из-за прутьев забора. Я часто жалел старика, видя его странные нервные движения, его осторожные взгляды исподтишка и подергивающееся лицо. Кто мог бы поверить, что этот пугливый старик был когда-то лихим офицером!..
И все же, несмотря на бдительность старого воина, мы ухитрялись поддерживать связь с нашими друзьями. Позади холла мы нашли место, где забор был сделан так небрежно, что без особого труда можно было вынуть два бруска. Широкая щель давала нам возможность встречаться. Конечно, эти встречи были очень короткими: генерал блуждал по всему саду, и ни одна часть владений не была застрахована от его внезапных налетов.
Как живо представляется мне одна из этих коротких встреч! Она кажется мне светлой, мирной и такой непохожей на бурные загадочные события, которые закончились страшной катастрофой.
Я припоминаю, что шел я тогда по полю, трава была влажной от утреннего дождя, а воздух напоен запахом свежевспаханной земли. Габриель ждала меня под боярышником по ту сторону щели. Мы стояли рука об руку, любуясь простором поросших вереском полей, широкой голубой каймой пены. Далеко на северо-западе солнце сияло над остроконечной вершиной горы Сростон. С того места, где мы стояли, был виден дым пароходов, снующих по оживленному водному пути на Белфаст.
- Как чудесно! - воскликнула Габриель, пожимая мою руку. - Ах, Джон, почему мы не можем поплыть туда по этим волнам и оставить все наши горести на берегу!
- Какие же это горести, которые ты хотела бы оставить на берегу, Габриель? - спросил я. - Разве я не могу разделить их с тобой?
- У меня нет секретов от тебя, Джон, - ответила она. - Главное наше горе, как ты, конечно, знаешь, - странное поведение отца. Разве не печально для всех нас, что человек, сыгравший такую большую роль в жизни, должен метаться из одного глухого угла страны в другой, должен защищаться запорами, ограждениями, как вор, скрывающийся от правосудия?
- Но почему же он так делает, Габриель? - спросил я.
- Не знаю, - ответила она искренне. - Мне известно только, что над его головой висит какая-то опасность и что эту опасность он навлек на себя во время пребывания в Индии. В чем она заключается, я знаю не больше тебя.
- Но твой брат знает, - заметил я. - Однажды он говорил со мной. Он считает опасность совершенно реальной.
- Да, он знает, да и мать тоже, - призналась девушка, - но они все скрывают от меня. Сейчас отец в агонии страха, но скоро наступит пятое октября, и он успокоится.
- Откуда ты это знаешь?
- По опыту. К пятому октября его страх достигает апогея. В течение многих лет он привык запирать Мордаунта и меня в наших комнатах, поэтому мы не имеем никакого представления о происходящем. Но мы видим, что ему становится гораздо легче после этой даты. Он чувствует себя сравнительно спокойно, пока снова не приблизится этот день.
- Значит, остается ждать около десяти дней, - заметил я, потому что был конец сентября. - Между прочим, дорогая, почему это у вас освещают все комнаты по ночам?
- Ты заметил? Причина все тот же страх отца. Он не выносит темноты. Большую часть ночи он бродит по дому и осматривает все с чердака до погребов. У него поставлены мощные лампы в каждой комнате, коридорах и даже в пустых незаселенных помещениях. Он велит слугам зажигать все эти лампы в сумерки.
- Удивляюсь, как вы умудряетесь нанимать слуг, - сказал я, смеясь. Девушки нашей округи очень суеверны.
- Кухарка и обе горничные из Лондона и уже привыкли к нашему образу жизни. Мы платим им очень большое жалованье за все неудобства, которые они испытывают. Кучер Израиль Стэйкс единственный уроженец этой местности; он, кажется, флегматичный и честный человек, которого не так-то легко запугать.
- Бедняжка! - воскликнул я, глядя на стройную изящную фигурку Габриель. Такая обстановка совсем неподходящая для тебя. Почему ты не позволяешь мне честно пойти к генералу и попросить у него твоей руки? Самое худшее - он просто откажет.
Она повернулась ко мне, испуганная и бледная.
- Ради бога, дорогой, - воскликнула она с волнением, - не вздумай делать этого. Он ночью увезет меня с братом в какое-нибудь другое глухое место, и мы никогда не увидим и не услышим о вас. Кроме того, он ни за что не простит нам вот эти встречи за порогом дома.
- Неужели он такой бессердечный человек? - удивился я. - Я заметил как-то доброжелательное выражение на его суровом лице.
