Франсина Доминик Лиштенан - Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других
РОДИТЕЛЬСКОЕ НАСЛЕДСТВО
Петр и Екатерина встретились во время Северной воины. Царь, пережив до того ряд тяжких поражений, в мае 1703 года захватил город Ниеншанц, где его офицеры взяли в плен много мирных жителей. Среди них была молоденькая Марта Скавронская, католичка, рожденная 5 апреля 1684 года в Лифляндии. Будучи сиротой, она в 1699 году нанялась в услужение к лютеранскому пастору Эрнсту Глюку, который ее впоследствии удочерил. Вскоре затем она вышла замуж за пруссака Эрнста Иоганна Крузе, трубача из кавалерии наемников в составе шведской армии. Попав в плен, она стала прислугой русского драгуна по фамилии Трубачев, потом оказалась в ставке фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, командующего войсками региона. Там Меншиков, неразлучный друг царя и соратник его распутств, приметил ее и взял в услужение, собираясь сделать своей любовницей{30}.
Увидев ее у своего фаворита, Петр затеял с ней разговор и попросил принести к нему в опочивальню подсвечник. Назавтра он дал ей дукат (двенадцать французских ливров) и тотчас о ней забыл. Однако новая встреча в марте 1704 года раз и навсегда определила — не без помощи обильных возлияний — судьбу Марты: захмелевший царь увел ее с собой, и Меншиков несколько дней безуспешно ее разыскивал. После чего монарх имел со своим другом беседу, по-видимому, весьма серьезную: он объявил, что решил оставить молодую женщину у себя, и повелел прислать ему личные вещи его новой избранницы. О своих отношениях с этой искательницей приключений, едва умевшей читать, царь помалкивал, сохраняя несвойственную ему скромность. В Москве он поручил ее заботам некоей «женщины знатного происхождения», живущей далеко от центра столицы, и три года навещал ее там, выказывая ей нежное расположение. Судя по всему, Марта освоила за это время начатки кириллицы и вскорости перешла в православную веру, приняв имя Екатерины Алексеевны: на этом тайном крещении царевич Алексей, государев сын от первого брака, стал ее крестным отцом. Петр все чаще стал приглашать Екатерину на заседания совета министров, в которых она активно участвовала и проявляла отменный здравый смысл. Царь прислушивался к ее суждениям и подчинялся ей, «как если бы он был Нумой Помпилием, а она — нимфой Эгерией», писал в книге «Рассказы о российском дворе» Франц Гийом Вильбуа{31}. Когда он отправлялся на войну, в их переписке всплывали подробности более прозаические: гордый воин жаловался, что соскучился и что никто здесь не заботится о его белье, она же колко отвечала, что его лошадки, должно быть, дурно причесаны. Монарх больше не мог обходиться без нее. Накануне Полтавской битвы он вызвал ее к себе в ставку, где она, беременная Елизаветой, оставалась до самого начала сражения: раздавала солдатам хлеб и водку. В глазах Петра Великого она была идеальной соратницей, основательной женщиной и доброй советчицей, разделявшей его воинственный пыл, его успехи и неудачи, равно как и его оргии. К тому же ее знание людей, интуиция и практический ум, безусловно, влияли на политические решения царя. Поддерживать реформаторские идеи своего любовника и будущего супруга было как нельзя более в ее интересах, ведь они способствовали возвышению заслуженных персон низкого происхождения, к разряду коих принадлежал Меншиков, ее верный и услужливый друг, а также члены ее семейства, так называемые кузены вроде Карла и Фридриха Скавронских. Молодая женщина умела быть признательной, она добилась многих преимуществ для своих близких: пастор Эрнст Глюк, приютивший и воспитавший ее, был назначен директором школы, призванной обучать русских юношей иностранным языкам.
До 6 марта 1711 года Екатерина держалась в тени, но в этот день чета появилась на турецком фронте и было официально объявлено, что царевна Екатерина Алексеевна является истинной и законной супругой монарха. Вопроса о том, чтобы выяснить, жив ли ее первый муж, никто не задавал. Что до жены государя, с которой формально он так никогда и не развелся, а также его сына и всех поборников нерушимости обычаев Руси, они были этим вконец ошарашены. А Петр пошел еще дальше: объявил, что в случае его смерти Екатерина сохранит за собой титул, почести, доходы и привилегии законной государевой вдовы. Он решил закрепить это бракосочетание религиозной церемонией, каковая действительно состоялась 19 февраля 1712 года в церкви Св. Исаака Далматского (на ее месте потом будет Исаакиевский собор){32}. Эта шумиха дискредитировала молодую женщину еще больше: в глазах населения она была блудницей, особой сомнительного происхождения, к тому же рождена на чужбине — ее бесчестили и чернили, не жалея эпитетов. Церковь выдвигала еще более серьезные доводы против этого брака: будучи крестницей царевича Алексея, Екатерина в духовном плане приходилась родственницей своему царственному жениху, их супружество, таким образом, являлось разновидностью инцеста! Вместе с тем придворные, в особенности те, что сами вышли из низов, помалкивали и охотно участвовали в празднествах в честь новой царицы. После свадьбы у монаршей четы родились еще две дочери, Мария и Маргарита, а потом, к вящему восторгу, 28 октября 1715 года на свет появился сын Петр, наследник престола. В 1723 году царь решил присвоить Екатерине титул императрицы, а соответствующая церемония имела место год спустя в Москве, как велит традиция.
Коронация Екатерины I, состоявшаяся в древней столице в мае 1724 года, показала, что понятия о вкусе при русском дворе изменились. Английский офицер Брюс, который при сем присутствовал, описывает внутренность храма Успения Богородицы: его взгляд поочередно задерживается на символах власти — двуглавом орле, троне, гербах дома Романовых и державного града. Особое внимание британец обращает на демонстрацию роскоши: карета для царственных новобрачных и наряды Екатерины были изготовлены в Париже. Ее бархатная мантия, расшитая золочеными орлами, обошлась в 135 ливров{33}. Однако религиозная сторона ритуала отошла на второй план — от нее отвлекало множество собравшихся здесь гвардейцев, лакеев, гайдуков и военных всех мастей. Новгородский митрополит Феофан Прокопович, ближайший советник царя в богословских вопросах, стоя у врат, подал монаршей чете крест для целования. Петр подвел Екатерину к ступеням трона, на который они взошли вместе, и повелел приступить к коронации. Прокопович благословил Екатерину, прочел несколько молитв о славе империи, о добродетелях и благочестии царского семейства{34}. Брюс не скрывает, что почувствовал волнение, когда царь, приняв из рук митрополита корону, украшенную 2564 драгоценными камнями, сам возложил ее на голову своей жены. Священнослужитель протянул ей державу, символ императорских полномочий, но скипетр — знак верховной власти — Петр оставил себе. Снова грянули пушки, артиллерийские залпы слились с громом колоколов. Началось торжественное богослужение; Петр подвел Екатерину к алтарю, где архиепископ Псковский во имя Пресвятой Троицы помазал ей миром лоб, грудь и руки. Преклонив колена на подушку, она приняла причастие. В похвальной речи, последовавшей за этой церемонией, священнослужитель подтвердил, что царица получила корону России из рук Господа и супруга{35}. Ритуал, таким образом, символизировал равенство церкви и государства, воплощенное в монаршей персоне, получающей власть от Всевышнего.
Екатерина стала первой женщиной, официально коронованной на Руси. Однако император, которому жить оставалось всего год, и в мыслях не имел сделать се своей преемницей, ибо она не имела качеств, необходимых для управления. Главное, о чем он пекся, — это о том, чтобы решительно и бесповоротно утвердить права своих трех выживших дочерей, коль скоро все его сыновья, бесспорные наследники трона, умерли в раннем возрасте{36}. Итак, Анна, Елизавета и ее младшая сестра Наталья были возведены в ранг царевен-наследниц. Желая исключить нарекания, вызванные его сомнительным браком, Петр Великий заручился поддержкой самых высоких церковных чинов, чье одобрение положило конец придворным интригам. Золотые, серебряные и медные памятные медальки, щедро раздаваемые народу, были призваны утихомирить его раздражение: на лицевой стороне изображался Петр, возлагающий корону на голову своей супруги, стояла дата «1724» и было написано: «Коронация в Москве», а на обороте значилось: «Петр император — Екатерина императрица».
Царственные супруги, по части интеллекта далеко не равные, в некотором смысле удачно дополняли друг друга; в плане физическом и психологическом они ладили. Царь, чрезвычайно рослый для своей эпохи (он достигал двух метров), с виду сущий богатырь, па самом деле был слаб здоровьем. Подверженный тяжелым приступам лихорадки, он злоупотреблял баней, которая облегчала мучившие его многочисленные болячки. Его алкоголизм не улучшал положения, ведь он напивался регулярно, порой до бесчувствия. Одна лишь Екатерина, питавшая не менее супруга пристрастие к водке, умела вовремя увести «батюшку» спать{37}. С годами он заполучил хроническое воспаление мочевого пузыря, ему стало трудно мочиться, застойные явления в сочетании с циррозом прикончат его в возрасте пятидесяти трех лет. Он без удержу вступал во внебрачные связи с женщинами легкого поведения, его аппетиты были неутолимы, кое-кому из юных бесстыдников мужеска пола, видимо, тоже случалось потворствовать государеву капризу. Многие годы царь питал не ведающую границ склонность к Александру Меншикову, выскочке, которого он возвысил в ущерб членам знатнейших семейств{38}. Наделенный бешеным темпераментом и неколебимо уверенный в том, что абсолютная власть ниспослана ему свыше, он навязывал свою волю, не останавливаясь ни перед чем. Глубоко верующий, даром что походя изрыгал чудовищные богохульства, он постоянно носил на груди крест и никогда не отправлялся в военный поход без икон. Считая себя защитником веры своего народа, он с любым атеистом расправлялся, как с обычным преступником. Основанием его церковных реформ был расчет, а вовсе не вольномыслие.
