Виктор Кондрашин - Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма
Подобное неприятие крестьянством мобилизации в Красную армию оказалось характерным не только для Поволжья. Волнения мобилизованных происходили практически во всех губерниях, подконтрольных большевикам. Например, только с 1 по 25 ноября они произошли в 80 уездах Центральной России{535}.
В официальных документах причины крестьянского неприятия идеи вооруженной защиты завоеваний революции объяснялись двумя факторами: воздействием на крестьян агентов контрреволюции и различных «темных элементов», а также слабостью агитационо-пропагандистской работы. В Поволжье к ним добавлялся третий — мятеж чехословацкого корпуса{536}.
Подобные объяснения причин негативного отношения крестьян к мобилизациям в Красную армию звучали с высоких трибун и в официальной партийной печати и имели чисто пропагандистское значение: списать все грехи на врагов революции, снять с себя ответственность за просчеты и ошибки в проводимой политике. В документах же «для служебного пользования», оперативных и аналитических материалах заинтересованных ведомств содержалась другая информация, дающая представление об истинных причинах крестьянского неприятия принудительной мобилизации. Прежде всего, речь идет о документации центральных и местных органов ВЧК-НКВД-Красной армии.
В информационных сводках оперативного и аналитического характера причинами нежелания крестьян Поволжья служить советской власти в 1918 г. назывались: 1) негативное отношение к власти вследствие грабежей и насилия со стороны регулярных частей Красной армии и различных реквизиционно-карательных отрядов, 2) нежелание отрываться от выполнения текущих сельскохозяйственных работ; 3) страх наказания в случае победы антибольшевистских сил. Как следует из этих документов, в каждом конкретном случае — в зависимости от обстоятельств — преобладал тот или иной из названных мотивов, в ряде случаев они действовали в комплексе.
Так, например, в начале лета 1918 г., когда Советы терпели военное поражение в Поволжье от чехословаков и поддержавших их антибольшевистских сил, информационные бюллетени Наркомата по военным делам сообщали о нежелании крестьян Симбирской губернии идти в Красную армию из-за «боязни репрессий в случае прихода чехов»{537}.
Летом 1918 г. обозначилась другая важнейшая причина крестьянского нежелания участвовать в вооруженном противостоянии красных и белых: нужно было убирать урожай. Так, 18 августа 1918 г. органы военного контроля Наркомата по военным делам информировали Центр: в г. Свияжске Казанской губернии крестьянский съезд постановил «по окончании уборки хлеба призвать все население в ряды Красной армии, но, хотя уборка хлеба закончена, декреты о хлебной монополии и всеобщем обучении в жизнь не проведены»{538}.
Одной из основных причин негативного отношения крестьянства к мобилизациям в Красную армию стали насилия и беззакония, чинимые над населением в прифронтовой зоне красноармейцами и представителями советской власти. Кроме того, сама политика Советского правительства, проводившаяся в Поволжье во второй половине 1918 г., не способствовала росту в крестьянской среде симпатий по отношению к действующей власти. Об этом имеется немало документальных свидетельств. Например, 3 сентября 1918 г. на заседании Алексашинского волсовета Новоузенского уезда Саратовской губернии отмечалось, что «обострение отношения местного населения к Красной армии» связано с тем, что «многие красноармейцы производят единоличные конфискации, грабежи», самовольные избиения граждан «без всяких на то предписаний сверху»{539}. Факт отрицательного отношения крестьян к мобилизациям как реакции на репрессивную антикрестьянскую политику был отмечен 28 декабря 1918 г. на I съезде губернских военных комиссаров Приволжского военного округа. В частности, одной из причин усиления на территории округа дезертирства в выступлениях военкомов назывались действия отрядов ЧК, которые «восстанавливают против себя население»{540}.
Столкнувшись с крестьянским противодействием мобилизации, власти сделали основную ставку на силовое решение проблемы. В докладе Симбирского губвоенкома, посвященном ходу мобилизации в губернии в июне 1918 г., констатируется, что «производство этой мобилизации сильно затруднялось», так как «со стороны темных элементов были покушения на агитаторов, не охранявшихся вооруженной силой». И она, хотя и с большими затруднениями, была осуществлена лишь тогда, когда в деревню были направлены карательные отряды «для применения всевозможных мер к побуждению волостных и сельских администраций к немедленной высылке на сборные пункты всех граждан, на которых распространялась объявленная мобилизация»{541}. К наиболее злостным дезертирам, участвовавшим в крестьянских выступлениях, применяется высшая мера наказания — расстрел{542}. Подобные меры давали результат, но, как свидетельствуют документы, крестьянская позиция по отношению к мобилизации менялась кардинальным образом не только под влиянием страха перед репрессиями, но и в силу других обстоятельств, изучение которых проливает свет на один из ключевых и дискуссионных вопросов в отечественной и зарубежной историографии — о причинах победы большевиков в Гражданской войне.
Мобилизация в Красную армию в 1918 г. не везде встречала противодействие. Так, в информационном листке Наркомата внутренних дел от 29 июля 1918 г. сообщалось, что в Пензенской губернии, в с. Тимирязеве и близлежащих к ним селениях «организуются отряды для борьбы с чехословаками»{543}. Аналогичная ситуация сложилась в южных уездах Саратовской губернии. 6 августа 1918 г. в телеграмме из Балашова Донского военкома Е.А. Трифонова председателю Всероссийского бюро военных комиссаров К.К. Юреневу указывалось: «Население очищаемых нами местностей поголовно уходит за нами и становится под ружье. Крестьяне приходят толпами, требуя оружие, подъем огромный»{544}. В донесении Саратовского губвоенкома о положении в губернии за период с 25 октября по 10 ноября 1918 г. отмечалось: «26 октября 1918 г. крестьяне оказали помощь отряду Киквидзе против наступавших банд Краснова, казачьих банд. В районе с. Матышево Аткарского у. в деревнях принимаются резолюции о поддержки советской власти»{545}.
В прифронтовой зоне Восточного фронта происходили события, аналогичные описанным в Саратовской губернии. Например, 17 октября 1918 г. завполитотделом штаба 5-й армии Кучурин сообщил, что в Цивильском и Чебоксарском уездах Казанской губернии мобилизация прошла успешно, «ни одного человека нет, не подчинившегося декрету», «население настроено в пользу советской власти»{546}. Агитатор Всероссийского бюро военных комиссаров А.А. Кланг в начале ноября 1918 г. в своем докладе в Москву отметил: «Крестьянство в некоторых местах относится безразлично или вернее выжидательно к Красной армии. В других же местах, где проходили и жили чехи, чувствуется оставленный ими гнет, и Красную армию встречают радушно»{547}.
Из приведенных примеров следует, что крестьяне изменяли свою позицию по отношению к большевикам и Красной армии под влиянием двух обстоятельств: во-первых, полученного опыта «знакомства с чехами», во-вторых, реально осознанной угрозы со стороны Краснова и «казачьих банд». Особенно важным среди названных причин является второе обстоятельство. Активное участие крестьянского населения юга Саратовской губернии в отражении наступления казачьей армии генерала Краснова, на наш взгляд, имело принципиальное значение. Напомним, что в июне-июле 1918 г. в губернии полыхало мощное крестьянское восстание на почве недовольства грабительской политикой большевиков. Крестьянские выступления продолжались и осенью 1918 г. Тем не менее, саратовские крестьяне выступают в защиту советской власти и делают это тогда, когда над ней нависает угроза со стороны белоказачьей армии Краснова.
Это, на первый взгляд, противоречивое и нелогичное поведение в действительности продиктовано вполне здравым смыслом. Для крестьян казаки были символом старого мира, несущего на своих знаменах самую страшную для них угрозу — помещичье землевладение. Они знали, что генерал Краснов отменил на Дону все законы советской власти и идет в мужицкую Россию делать то же самое{548}. Наверняка они знали и об антикрестьянской позиции руководства «Демократической республики “Всевеликого войска Донского”», сделавшего ставку на коренное казачество в ущерб интересам иногороднего населения. Поэтому их реакция на появление у рубежей своих селений казачьих отрядов была вполне адекватной. Крестьяне защищали не советскую власть, а прежде всего свои жизненные интересы: завоеванную в ходе революции землю. По мере устранения угрозы этим интересам их участие в вооруженном противостоянии сторон ослабевало.
