Джек Уэзерфорд - Чингисхан и рождение современного мира
Власть целиком перешла к роду Тулуя. Соркоктани разрушила последние препятствия, отделявшие ее сыновей от власти, и умерла, зная, что ни одна из ветвей Золотой Семьи не будет угрожать им. Лучшее описание ее достижений дошло к нам от писателя Бар-Эбрея, который писал: «Если бы я увидел среди женского племени еще одну женщину, подобную этой, я бы сказал, что женское племя гораздо выше мужского». Никто в мировой истории не получал в свое распоряжение такую великую и богатую империю, какую получили сыновья Соркоктани. Но через несколько лет после ее смерти, четверо братьев начали разрывать империю на части.
Приблизительно в феврале 1252 года, когда монголы празднуют начало нового года, то ли в конце года Свиньи, то ли в начале года Крысы, Соркоктани умерла. И с ее смертью окончилось десятилетие власти женщин, которое началось в 1241 году. И хоть они соперничали друг с другом, они все же принесли извне много нового и полезного во внутренний круг монгольской власти, и дали империи новый фундамент, поддерживая школы и монастыри, книгопечатание и обмен идеями и знаниями. После того, как мужчины возобновили монгольскую Мировую войну, в конце концов, именно учреждения, созданные этими женщинами, сильнейшим образом повлияли на весь мир — как в Монголии, так и за ее пределами. Но расцвет всего этого мог наступить только после еще одного периода войны.
Восхождение Мункэ на престол Великого Хана Монгольской империи в 1251 году произошло почти через четверть века после смерти его деда, Чингисхана в 1227. Слова, которыми Мункэ охарактеризовал свое правление и свою собственную личность, выпестованную матерью, гласят: «Я следую законам своих предков; я не подражаю путям других народов». Он был серьезным человеком без легкомыслия Угедея и безрассудства Гуюка, а также почти единственным членом Золотой Семьи, который избежал пагубного влияния алкогольной зависимости.
Чтобы упрочнить законность своего назначения Великим Ханом Монгольской империи, и чтобы подправить историю, приблизив ее к его требованиям, в 1252 году он задним числом наградил своего покойного отца титулом Великого Хана. Было официально заявлено, что Тулуй имел право унаследовать титулы и вотчину своего покойного отца, так как был младшим сыном, и, следовательно, Отчигином, или Князем Домашнего Очага.
Осматривая свои владения, Мункэ обратил внимание на свою новую столицу Каракорум, которая служила центром и символом власти семьи Угедея на протяжении двадцати лет. Но Мункэ намеревался превратить скромное родовое гнездо семьи Угедея в имперскую столицу. Перед тем, как Угедей возвел Каракорум, эта земля принадлежала кераитам, а конкретно — Он-хану и его семье, включая Соркоктани, мать Мункэ и племянницу Он-хана.
Ему нужно оставить в столице свой след. Так как Угедей уже воспользовался услугами китайских и персидских архитекторов, Мункэ обратился к мастерам-христианам, которых он захватил в плен во время европейской кампании. И хотя он не уважал европейскую архитектуру, технические способности мастеров по металлу поразили его. Когда его солдаты покорили Белград, они взяли в плен Гийома Буше, парижского золотых дел мастера. Буше был передан Соркоктани из-за своего умения создавать христианские предметы культа, а после ее смерти он перешел к Арику-Буга, младшему брату Мункэ. Новый хан выбрал Буше и его команду ремесленников, чтобы они придали монгольской столице экзотический европейский колорит, настолько необычный и чуждый, что гости часто бывали просто ошеломлены им.
Иностранные послы отмечали, что Мункэ в своем дворце в Каракоруме строил необычное сооружение. Огромное дерево из серебра и других драгоценных металлов как бы выросло посреди его двора и возвышалось над дворцом, а его ветви простирались вдоль балок здания. Серебряные плоды висели на ветвях, и четыре золотых змея оплетали его ствол. На верхушке высился ликующий ангел, также серебряный, с трубой в руке. Запутанная система пневматических трубок, расположенная внутри дерева, позволяла спрятанным слугам дуть в них, приводя в движение механизм. Монголам он казался просто волшебным. Когда хан желал угостить гостей напитками, механический ангел подносил трубу к губам, звучал горн, а змеи в это время начинали изливать из своих пастей струи напитков в большие серебряные емкости, расположенные у основания дерева. Каждая труба выпускала разный напиток — вино, черный арак, рисовое вино и мед.
Четыре змея на Серебряном Древе Каракорума символизировали четыре стороны света, куда простиралась Монгольская империя, то же значили и четыре напитка, полученные из продуктов далеких и экзотических цивилизаций: винограда, молока, риса и меда. Деревья были редкостью в степи, но они играли очень важную роль на родовой земле семьи Чингисхана. Согласно преданию, первый предок, пытавшийся объединить монгольские земли, был избран ханом под деревом в степи Хорхонаг, и в этих же местах Тэмуджин и Джамуха стали друг другу названными братьями после битвы против меркитов. Это сооружение служило эффектным и четким напоминанием о происхождении монголов и их цели — завоевании всего мира. Мункэ взял на себя обязательство привести все земли под власть монгольского государства, которое стояло как огромное дерево посреди Вселенной. Мункэ-хан принимал эту цель буквально как судьбу своего народа и брал на себя ответственность эту цель достичь.
В связи с возрождением западной ориентации при монгольском дворе христианство снова упрочило свои позиции. Этому споспешествовало большое количество христианских жен в Золотой Семье и незыблемая верность монголам некоторых христианских стран, таких как Грузия и Армения. В конце 1253, года Быка по восточному календарю, Вильгельм Рубрук, монах-францисканец, прибыл ко двору Мункэ как посол от короля Франции. Из его писаний нам стало известно интригующее, но не всегда детальное описание соперничества христианства и других религий при монгольском дворе. Рубрук видел, как монгольский двор праздновал Рождество, хотя сам не участвовал в празднестве, ограничившись пением «Veni Sancte Spiritus» для собравшихся. Сам Мункэ-хан с супругой присутствовали на богослужении в церкви, восседая на золотом ложе напротив алтаря. Согласно ассирийской традиции христианства, внутри церкви не было чрезмерной роскоши и убранства, но балки были драпированы шелками, чтобы здание походило на монгольский гэр. После мессы хан недолго говорил со священниками о религии. Когда он ушел, его супруга осталась и раздала всем рождественские подарки. Она предложила Рубруку в подарок ткани, но тот отказался их принять. По-видимому, хатун не заметила намеренный знак неуважения, так как переводчик Рубрука сам принял дары, а затем продал их на Кипре.
После раздачи подарков началось празднование, сопровождаемое вином, рисовым элем и вечным монгольским араком. Французским послам пришлось снова петь для хатун. Наконец, после нескольких порций напитков, к столу подали большие тарелки с рождественским ужином, состоящим из баранины и карпа. Рубрук презрительно отметил, что ужин был подан без хлеба и соли. «Я съел немного. Они провели таким образом время до вечера». Рождественская месса и празднование окончились, когда «госпожа, уже пьяная, забралась в свою повозку, а священники в это время продолжали петь и завывать. Затем она уехала своей дорогой».
Монголы-христиане придавали особое значение отождествлению Бога со светом, особенно с Золотым Светом, священным в их мифологии. Также они ассоциировали Иисуса Христа с исцелением и торжеством жизни над смертью. Несмотря на общую веру, Рубрук был очень обижен присутствием христиан ассирийского, армянского и православного направления при монгольском дворе. Рассматривая всех некатоликов как еретиков, он презрительно называл монгольских прихожан ассирийской церкви несторианами в честь Нестория, константинопольского архиепископа пятого века, который был признан еретиком на Эфесском Вселенском соборе в 431 году. Среди ассирийских верований, которые считались еретическими, было и то, что Дева Мария была «Христородицей», но не «Богородицей». Также они отличались от католиков тем, что отказывались рисовать Иисуса на кресте, так как это было бы нарушением монгольского запрета на изображение крови и смерти. Но, даже признавая себя христианами, монголы не считали веру первоначальным фактором их идентификации. Как выразился один из верующих в Христа монгольских военачальников, он не был христианином, — он был монголом.
Заставив французское посольство ждать несколько месяцев, Мункэ, наконец, официально принял его 24 мая 1254 года. Рубрук сообщил чиновникам, что он сведущ в Слове Божием и прибыл, дабы распространять его. Перед собравшимися представителями различных религий хан попросил Рубрука объяснить им Слово Божие. Монах споткнулся на нескольких фразах и сделал ударение на необходимости каждому христианину следовать заповеди любить Бога. Тогда один из мусульманских духовников скептически спросил: «А есть ли хоть один человек, который бы не любил Бога?»
