История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I - Михаил Михайлович Бородкин
Отступление шведов от Фридрихсгама несомненно стоило победы. Екатерина II «с удовольствием приняла рапорт об отступлении неприятеля от Фридрихсгама и усмотрела в неповиновении финских войск пособие Божие».
Общее положение было таково среди шведского лагеря, что, прояви наши начальники некоторую энергию и инициативу, Финляндию легко было очистить от неприятеля. Но гр. Мусин-Пушкин бездействовал...
После Гогландского сражения, после отступления шведов от Фридрихсгама и образования аньяльского заговора — русские воспрянули духом. «Аспекты наши гораздо обратились к лучшему», — писала Екатерина к Потемкину. — Молено будет фуфлыге-богатырю подстричь крылья, чтоб впредь летал пониже».
Среди наших войск, оперировавших около Фридрихсгама, находился Наследник Всероссийского престола Бел. Князь Павел Петрович. Он усиленно просился в армию и желал выехать вместе с гр. Мусиным-Пушкиным. «Жена моя (также) повергается к стопам Вашего Величества», — писал он Екатерине. В тот же день (24 июня 1788 г.) он послал второе письмо к Императрице, указывая, что война объявлена; «умоляю... благоволите вспомнить», что вы ранее подали мне надежду отправить меня в одну из двух (действующих) армий. — Екатерина просила его не сомневаться на счет данного дозволения, но наступательные действия еще не начались. — Кнорринг, командовавший одним из корпусов в Финляндии, открыл впоследствии, что получил приказ не сообщать Павлу Петровичу планов военных операций.
1-го июля 1788 г. В. Князь выехал в Выборг. Прощание с супругой Марией Федоровной было трогательное. Великого князя сопровождали капитан Кушелев, его лейб-медик, И. П. Кутайсов и некоторые другие. — Он побывал в Выборге, Вильманстранде и Фридрихсгаме. О поездке Наследника престола на театр военных действий сочинено не мало небылиц. А. М. Тургенев в своих записках рассказывает, что Павел, прибыв в Выборг, «скорым шагом соизволил взобраться на крепостные укрепления», а затем опочил от трудов переезда и осмотра. На другое утро он вновь, с восходом солнца, был на крепостной стене; увидав верхушки мачт шведских кораблей, поспешил вернуться в Петербург. Этим закончились подвиги его на поле брани. «Кампанию его можно описать тремя словами: прискакал, поглядел, ускакал».
Если верить запискам П. В. Чичагова, великий князь совершил в армии столько безрассудных выходок, что главнокомандующий вынужден был просить об его отозвании. «Между прочим рассказывали — прибавляет П. В. Чичагов совершеннейшую нелепость, — что во время стычек и сражений он прыгал, намереваясь поймать пули, летавшие над его головой». Мы допускаем, что неуживчивый характер великого князя повел к размолвке с главнокомандующим. «Monseigneur (в. кн. Павел Петрович) дней пять кряду мог не говорить с гр. Валентином Платоновичем», вследствие разнообразия мыслей в рассуждении принимаемых к поражению шведов мер и т. п., но изображать его ловящим пули, не значит ли явно клеветать на него.
Павел Петрович вел «одиночественную скучную жизнь». О боевых отличиях цесаревича говорить не приходилось, так как гр. Мусин-Пушкин — «сей мешок нерешимый» о сражениях не думал. А. М. Тургенев сообщает маловероятное сведение, что Императрица сочинила комедию, под названием «Поход под шведов», в которой будто бы описала геройский дух Павла[8].
Из поденных записок Кушелева известно, что великий князь выезжал в ту деревню, где находилась квартира шведского короля; в его избе помещался теперь генерал Михельсон. «21 августа (1788 г.) по утру в 6 часов отправился Его Имп. Высочество для рекогносцирования шведского лагеря в Кюменегордском острове, переехав мост, что у протока, отделяющий Фридрихсгамский полуостров. Здесь Его Имп. Высочество изволил быть полчаса во время действия неприятельских батарей под самыми пушками и ядрами». У нас убили лошадь. Чувство, испытанное Великим Князем, походило на чувство, ощущаемое при грозе. «Теперь я окрещен», прибавил он. Павел Петрович, случайно узнав, что от него скрывают истинное положение дел, был глубоко оскорблен и скоро оставил театр войны. В числе лиц, приближенных к Великому Князю, находился молодой (18 л.) гр. Никита Петрович Панин. Отец его, находя, что «все подданные родятся для Государя и для отечества», отправил его волонтером в Финляндию. Никита же Панин убедился, что ему более по сердцу конфедерация в Аньяле, чем бой под Фридрихсгамом. Он возненавидел военные действия и предпочел карьеру дипломата.
Кампания 1788 г. со Швецией прошла бесцветно, серьезных столкновений с неприятелем на суше не было. Наши полководцы воодушевить своих войск не в состоянии были и не сумели составить смелого и дельного плана кампании. Краса армии была в солдате; но так как в огонь его не ввели — поход вышел тусклым, безрезультатным. Уже в сентябре 1788 г. обнаружилась «вялость и непредприимчивость» гр. В. П. Мусин-Пушкина.
Зимой 1788-1789 гг. гр. Мусин-Пушкин не проектировал никаких военных действий. Императрице это «не полюбилось». «Дана собственноручная записка, для составления плана зимней кампании в Финляндии; исполнение поручится Михелсону», читаем у Храповицкого (21 сент. 1788 г.). Через месяц говорит гр. А. Безбородко, что, для достижения скорейшего мира», надо поспешить совершением зимней кампании; ибо, войдя с двух сторон в шведскую Финляндию, можно финнов привесть в решимость к составлению сейма или особенного постановления, повелев уже тогда пригласить и шведов для утверждения мира на общем национальном сейме».
Зимняя кампания не состоялась. В конце ноября 1788 г. были подписаны указы о походе будущего года. Было назначено 34 тыс. сухопутных войск и 11 т. на галерах.
Кампания 1788 г. пи на один шаг не двинула нашего дела. Только утешая себя, Екатерина могла писать: «Если кампания не была удивительной, среди бесплодных скал Финляндии, по крайней мере мы не потеряли ни одной пяди, ни в ширину пальца, из того, что имели».
Кн. М. М. Щербатов, основываясь единственно на «публичных ведомостях», высказался (в июле 1788 г.) по поводу начатой шведской войны. Он сетует, что правительство недостаточно осведомляет публику о ходе дел на театре войны и это может «привести в робость и уныние народ», так как всякий знает о слабости шведского государства, но все слышат о том, что шведы вошли в пределы России и предают все огню и мечу. Если неприятель перешел нашу границу, следовательно, «успехи его суть чрезвычайны», нет воинства для сопротивления и самый «град жилища государства» — в опасности. «А как скоро мысли суть робостию заражены, то муха кажется слоном, приятный зефир — вихрем, а лужа — морем». «И несть власти, могущей запретить, чтобы пораженному страхом вопля не испускать».
Столкновение 1788 г. явилось в известной мере личным
