Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Он не сомневался, что Гитлер вполне может оказаться тем, кто вновь повлечет страну к катастрофе. «Он – гипнотизер, очаровавший немецкий народ, и тот слепо следует за ним», – писал он. Лидер Германии продолжал настаивать, что стремится только к миру, но старый опытный журналист обращал внимание на то, что в любом попадавшемся ему немецком журнале было полно фотографий солдат в стальных шлемах и сцен времен последней мировой войны. Одной из самых примечательных его встреч во время визита в Берлин был разговор с американкой, давно бывшей замужем за немцем. Он пил с ней чай в отеле «Фюрстенхоф», где проживал в это время, и заговорил с собеседницей о ситуации напрямую.
– Большинство людей в Англии и все во Франции считают, что Германия готовится к новой войне, – говорил он.
– Но это же невозможно! Нелепость какая-то, – искренне удивилась та. – Почему они верят в подобный абсурд?
Он пересказал свои наблюдения относительно милитаризма нацистов, их веры в расовую доктрину и преследование евреев, грубых антиинтеллектуальных теорий и общих положений «Mein Kampf» и прочие соображения относительно немецкой мечты об экспансии. Люди вроде нацистского идеолога Альфреда Розенберга, по его мнению, проповедовали полное варварство, власть инстинктов и биологических порывов.
– Мои немецкие друзья смеются над этой розенберговской болтовней, – ответила американка. – Что до маршей и прочего, это все не имеет отношения к войне. Немцы это любят, как англичане любят футбол или крикет.
Она сказала, что знает много молодых нацистов.
– Они при мне говорят вполне свободно, ведь я замужем за немцем, так что для них – вполне немка. Они не говорят, что хотят войны. Им идея войны совершенно не нравится.
Она пояснила, что войну они упоминают, только когда обсуждают, не нападет ли Франция со своими союзниками. В этом случае они, конечно, готовы защищать родину.
– Но ведь это для любого народа нормально, не так ли?
К тому времени Гиббс обратил внимание, что у их столика вьется уже несколько официантов. Он предложил собеседнице перебраться в более тихое место.
– К нам прислушиваются, – пояснил он.
Они сменили столик, и американка заговорила о Гитлере, которого она знала и которым восхищалась.
– Он настоящий миротворец, – сказала она. – Иностранцы просто не верят в его искренность. Но я уверена, что он предпочел бы дружить с Францией. Он так к этому стремится… почему Франция не принимает его предложения?
Гиббса это все не слишком убедило, но он счел слова американки вполне искренними: она верила, что Гитлер и его последователи стремятся к миру. Как и Марта Додд, она считала, что новую Германию неправильно понимают и поступают с ней несправедливо. И особенно несправедливо относятся к Адольфу Гитлеру.
Глава 7. Танцы с нацистами
В субботу 30 июня 1934 г. Марта Додд со своим кавалером, которого она описывала как «молодого секретаря из иностранного посольства», поехала на двухместном «Форде» с открытым верхом на озеро в Гросс Глиникке в пригородах Берлина. Был прекрасный теплый солнечный день, они со спутником отдохнули на пляже у озера, стараясь загореть как можно больше – они знали, что лето в Северной Европе коротко. Во второй половине дня они неспешно отправились обратно в город. «У нас кружилась голова, кожа от солнца просто горела, – довольно вспоминала Марта. – Мы не думали ни о вчерашнем, ни о сегодняшнем, ни о нацистах, ни о политике».
В город они вернулись в шесть вечера. «Я поправила юбку, села прямо и прилично, как подобает дочери дипломата», – писала она. Но столица Германии выглядела как-то не так, атмосфера была вовсе не похожа на утреннюю. На улицах было маловато народу, и большинство держалось небольшими группами; по мере приближения к центру они увидели множество армейских грузовиков и пулеметов, а также солдат, эсэсовцев и нацистских полицейских. При этом вездесущих обычно коричневорубашечников не было нигде видно. Добравшись до Тиргартенштрассе, они увидели, что обычный проезд полностью закрыт, так что пройти через военные и полицейские кордоны они смогли только с помощью своих дипломатических значков. Молодой дипломат оставил Марту перед посольской резиденцией её отца, а сам поспешил в свое посольство выяснять, что случилось и почему все так серьезно.
Еще не оправившаяся от перегрева на солнце Марта поспешила в дом, голова у нее чуть кружилась, а в темном – по контрасту – доме она сначала не могла ничего разглядеть. Она всмотрелась и разглядела вверху, на лестнице, своего брата Билла.
– Марта, это ты? – окликнул он. – Ты где была? Мы о тебе беспокоились. Тут фон Шлейхера убили. Мы не понимаем, что происходит. В Берлине военное положение.
Генерал Курт фон Шлейхер был сначала министром обороны, а потом – недолгое время – последним канцлером, перед самым приходом Гитлера к власти. Он ставил своей целью создать раскол в рядах нацистов, предложив Грегору Штрассеру, главе фракции «социалистов» и вероятному сопернику Гитлера, пост вице-канцлера. Шлейхер был одним из политиков, убеждавших Луи Лохнера из Associated Press и других корреспондентов, что правительству успешно удается «обеспечивать мир внутри страны». Утром 30 июня, пока Марта Додд со своим кавалером отдыхали на пляже, на виллу Шлейхера прибыли эсэсовцы, позвонили в дверь и застрелили хозяина дома на месте, когда тот открыл дверь. Затем они застрелили и его жену. В полдень Грегора Штрассера арестовали в его доме в Берлине и притащили в тюрьму гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, где его застрелили через несколько часов. Штрассер никогда не принимал предложения Шлейхера присоединиться к его правительству, он к этому моменту вообще ушел из политики, но это его не спасло от гнева Гитлера.
Убийства в Берлине оказались лишь частью большой кровавой расправы, получившей название «ночь длинных ножей». По всей Германии в домах и тюрьмах теперь лежали тела, изрешеченные пулями. Генри Манн, берлинский представитель National City Bank, нашел тело одного из своих соседей у себя на ступеньках: в данном случае жертву выманили из её дома и убили прямо перед домом американца. Тело пролежало там весь день, пока наконец не приехала полиция и не увезла его, сказав прислуге Манна убрать кровь. Манн до того говорил послу Додду, что он и другие американские банкиры наверняка смогут наладить сотрудничество с новыми властями Германии. Но, как отметил в своем дневнике Додд, после этого случая Манн «не выказывал никакой терпимости к гитлеровскому режиму».
Основными целями
