Олег Гончаренко - Москва, которую мы потеряли
Братию перевели в Новоспасский монастырь, но помещения не дали. Отцы поселились в Серафимо-Знаменском скиту женской Покровской общины, под заботливым уходом матушки игуменьи Фамари. Литургию служили ежедневно. В октябре 1919 г. патриарх Тихон вызвал к себе о. Серафима. « Ты мне нужен, – сказал патриарх и назначил его епископом Дмитровским. – Как ты думаешь, даром ли кадят архиереи трижды по трижды? Нет, не даром. За многие труды и подвиги, за исповеднически верно хранимую веру. Иди путем апостольским. Ничем не смущайся, неудобств не бойся, все претерпи», – наставлял патриарх Тихон нового архиерея. Свою Дмитровскую паству владыка окормлял усердно, был всем доступен, знал каждый дом. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые его любовью и молитвой...
В ноябре 1922 г. владыка был заключен на Лубянке. Один Господь утешал святителя в глубоком подземелье. Ничего не вкушая девять дней, он укреплял свою душу и тело Святыми Тайнами. Затем его перевели в Бутырки. Страдания его здесь были подобны тем, что претерпевали мученики первых христианских веков. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело, начались частые сердечные приступы. Но Господь хранил святителя для Церкви и любимой паствы, которая со слезами молилась за него. Владыку поместили в больницу. Передачи заключенному были столь обильными, что ими питалось множество заключенных. Святитель не переставал улавливать души любовью Христовой. Люди, десятки лет не приступавшие к Святым Тайнам, соединялись вновь с Господом, исповедуя свои грехи. После пяти месяцев заключения о. Серафим пошел по этапу в Зырянский край. Скромное село Визинга приняло его в свои пределы. Устроили домовую церковь. Ежедневная уставная служба занимала все свободное время. Святитель-изгнанник предавался молитве. «Только здесь, в спасительном изгнании, узнал я, что такое уединение и молитва», – писал он своему другу владыке Арсению. Через два года последовало освобождение, но оно было омрачено смертью патриарха Тихона. Вернувшись в Москву, владыка поселился в Аносиной пустыни. Молитва успокаивала душу архипастыря. Летом 1926 г. он снова высылается из Москвы и Московской области. О. Серафим едет в Дивеево. Но боязливая игуменья не сразу позволила столь известному святителю совершать богослужения в обители. Долго страдал владыка; наконец, своим смирением и молитвою склонил матушку исполнить его прошение. В подвальной церкви иконы Божией Матери «Утоли мои печали» Преосвященный Серафим стал ежедневно совершать литургию, молясь за обитель и за свою осиротевшую паству. После литургии проходил по канавке, приняв сердцем правило преподобного Серафима – полтораста молитв «Богородице, Дево, радуйся» ежедневно. А 9 ноября 1927 г. владыка был снова арестован. Арзамас, Нижний Новгород, Москва, Меленки, Казахстан, Пенза, Саратов, Уральск... В Уральске тяжелая малярия чуть не лишила его жизни. Потом его перебросили в Сибирь, на 60-градусные морозы... 11 июня 1937 г. владыка Серафим был арестован в последний раз. 23 августа 1937 г. «тройка» НКВД по Омской области приговорила Звездинского Н.И. по статье 58-10-11 УК РСФСР к расстрелу. Через три дня приговор был приведен в исполнение. Известно, что владыка Серафим похоронен в Омске, в братской могиле, на месте которой теперь стоит жилой дом. Сегодня он святой нашей Церкви и молится за нас у престола Всевышнего в сонме новомучеников в земле Российской просиявших.
Возвращаясь к делу Звездинского, состряпанному в НКВД, нужно заметить, что в нем хранится история неудавшегося ухода в подполье общины храма Никола Большой Крест. Это был тот самый храм, где до ареста служил протоиерей Валентин Свенцицкий, куда он прислал свое последнее письмо, благословляя своих духовных чад не уходить в подполье, но стать членами Церкви, возглавлявшейся м. Сергием. Отец Валентин (1882–1931) был по-своему замечательным человеком и прекрасным пастырем-исповедником, много пострадавший от безбожной власти. Для того, чтобы хоть в малой степени дать возможность читателю проникнуться обаянием его слова, приведем отрывок из одной проповеди, произнесенной о. Валентином в 1920-х гг., в страшную пору гонения на Русскую Церковь. «...Церковные недостатки – это явление не нашего времени, они были всегда. Достаточно вспомнить слова святого Григория Богослова, который говорил: “Погибла вера в Бога”. Достаточно вспомнить слова святого Иоанна Златоуста, который в беседе на Послания к Коринфянам говорил: “У нас в Церкви осталось много лишь хороших воспоминаний, что и раньше, и ныне собирались для песнопений, но раньше, когда собирались для песнопений, было единомыслие, но теперь едва ли найдешь хотя бы одного человека, который был бы твоим единомышленником”. Ведь это все говорилось тогда, когда еще были живы некоторые отцы Никейского Собора, когда только что почил Афанасий Великий, когда были еще живы Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Но что это значит? Это значит только то, что Церковь земная имеет много недостатков, которые есть результат слабостей и немощей человеческих. Могут ли поколебать святость Церкви прегрешения отдельных людей? Какой соблазн, какое величайшее неразумие говорить, что я ухожу из Церкви, потому что встретился с недостойным пастырем, что я не буду больше веровать в Церковь, потому что пришлось пережить тяжкое личное впечатление от того или иного носителя благодати. Святость Церкви не в этом заключается – она заключается в таинствах, в святости благодати Божией, во всем том добром, что сия благодать сделала с душами человеческими; она заключается в том сонме святых, которые спасены сей благодатию, она заключается в каждом истинно добром движении нашей души. Это светлое и святое составляет святость Церкви. А грехи наши – болезни наши, они есть немощи греховные, которые мы омываем и очищаем в этой Святой Церкви Христовой. Вот потому как в личной нашей жизни да не смущает нас лукавая мысль о ненужности наших трудов, когда мы чувствуем немощь грехов наших, так да не смущается в нас и наша вера в святость Церкви, когда мы видим те или иные недостатки в земной Церкви. Наше сознание грехов не уныние должно вызывать в нас, а лишь еще большее и большее старание совершать работу Господню. Сознание недостатков церковной жизни должно влечь за собою не отхождение от Святой Церкви, а еще большую к ней любовь и желание служить на пользу церковную».
Дело епископа Серафима хранит следы неоднозначной реакции прихожан на послание о. Валентина. Кое-то из них даже ушел из храма. Обращает на себя внимание, что среди арестованных чад о. Валентина нет, кроме сестры его жены. Не ясно, оставались ли те из них, кто послушался своего духовного отца, в храме Никола Большой Крест или аресты были более четко выборочными, чем это нам представляется. В той мере, в какой мы можем судить по материалам дела, в начале 1932 г. в общине Никола Большой Крест не заметно тенденции к принятию декларации м. Сергия – напротив, она является одной из самых активных непоминающих. Возможно даже, что приход воспринимал себя некоторым московским центром Православной Церкви. В частности, они принимали паломников из других городов, приезжавших исповедаться и причаститься. Например, из города Козлова к ним приезжали группы человек по 12, которых в обстановке, близкой к черезвычайному положению, устраивали в Москве на ночь. Возможно, все это сказалось на отношении к ним ОГПУ.
Храм Николая Чудотворца Большой Крест незадолго до разрушения
Осенью 1931 г., еще ранее приговора А.Ф. Лосеву, храм Никола Большой Крест закрыли. За несколько месяцев до этого, предвидя закрытие храма, его община и настоятель, свящ. Михаил Любимов, делали попытки найти формы продолжения литургической жизни. Как быть дальше? Православная община обязательно должна существовать, считал о. Михаил; «...ни в коем случае нельзя допустить, чтобы верующие признавали Сергианскую церковь, т. к. это ведет к некоторому примирению с существующим строем...» Приход храма Никола Большой Крест поддерживал постоянное общение с другими московскими храмами, не поминавшими м. Сергия: Сербским подворьем (храм Кира и Иоанна на Солянке), Никола Кленики на Маросейке, Никола Котельники, Никола Подкопай. После закрытия церкви Никола Большой Крест о. Михаил предложил своим прихожанам причащаться в одной из перечисленных церквей. Понимая неизбежность ухода в подполье, прихожане были озабочены проблемой сохранения себя в Церкви, а значит, епископского окормления. «...Те, кто суть народ Божий и суть Христовы, те – с епископом», – писал свмч. Игнатий Богоносец. Как близко стало теперь самосознание Церкви первых веков! Погруженные в атмосферу богоненавистничества, и священники, и миряне, поставленные перед необходимостью выбора, с необычайной отчетливостью осознавали свою причастность именно ко Христу и к Церкви Христовой. Они ищут этого единения во Христе друг с другом, настойчиво ищут восполнения этого единения в своих духовных предстоятелях – епископах. Повсеместно и священники, и миряне – представители общин – едут и едут к своим, ставшим общецерковными, архиереям. Храм же был снесен в 1933 г. Прихожане перешли в церковь Сербского подворья на Солянке...
