Евгений Федоров - Большая судьба

Лицо старика просветлело. Он вздохнул и душевно ответил:

- До гробовой доски, Петрович, я твой слуга. Дело твое - народное. Последнее отдам, чтобы добыть для русского человека заветное. Вот мое слово!

- Спасибо, старик, спасибо! А теперь дай совет, помоги моим думкам. Раскрою тебе свои замыслы.

Литейщик положил натруженные руки на стол и стал внимательно слушать.

- Первое, - начал Павел Петрович: - думал я поставить опытные плавки. Надо проверить, правильно ли пишут иностранцы о причинах образования узоров и о качествах булата.

- Правильно! - одобрил литейщик. - В темную играть не следует.

- Второе, надо узнать, что и как влияет на образование булатного узора: какие примеси, какие плавки, температура. И последнее: нужно нам установить, какую роль играет углерод в создании булата...

Не всё было ясно старику: в своей работе он руководствовался чутьем да накопленным опытом; всё же он с достоинством сказал:

- Трудновато будет, однако ты, Петрович, задумал правильно...

Они переговорили о многом, и пора было уходить, но Аносову трудно было подняться. Он вспомнил Лушу. Как и в былые годы, за перегородкой возились ребята. Заметив, что Павел Петрович к чему-то прислушивается, Швецов сказал:

- Всё внуки, прибывают, хвала богу. Только одни оперятся, глядишь, другие в гнезде возятся. Вот и сижу, как дуб среди поросли.

Павел Петрович поднялся:

- Ну, прощай, отец. Завтра за работу!

- А чего тянуть, - согласился старик. - Время мое под угорье идет, надо торопиться!

Он проводил Аносова до калитки. Инженер вышел на улицу, не зная, куда идти, - домой не тянуло. В горах выпали дожди, и Громатуха шумела, ворочая придонные камни. Павел Петрович вышел на берег резвой речонки и долго смотрел на мутные воды. Прошло не так много лет, но как сильно изменилось всё кругом! Он вздохнул и с грустью подумал:

"Отлетела, навсегда ушла милая, прекрасная юность!..".

...Опыты начались в старом цехе. Шел 1828 год. На первых порах опыты, казалось, ничем не отличались от прежних исканий по изготовлению литой стали. Те же тигли, те же старые печи, но Швецов всё же каждый день отмечал новое в работе. Он видел в руках Аносова журнал, в который заносились результаты и наблюдения над плавками. Павел Петрович не скрывал неудач, а мужественно старался найти и устранить причины их.

Первый опыт не удался, и Аносов прямодушно записал: "Тигель повредился, а металл не расплавился, что приписано жидкости шлака; почему к стеклу прибавлено кирпичной глины".

Глядя на трещины в тигле, Швецов угрюмо усмехнулся:

- Так, выходит - первый блин комом! Как будто мы малые ребята и впервые литье видим.

- И у доброй хозяйки бывает первый блин комом! - ободрил старика Аносов. - Что ж, это только начало огорчений. Но будут и радости!

Павел Петрович внес изменения в состав флюса, увеличил время плавки на десять минут. Увы, снова вышел конфуз! Пришлось и о втором опыте записать: "Сплавилась хорошо, но, по выливке в форму, не сковалась. По обточке оказалось много пузырей. Приписано доступу воздуха..."

Так, изо дня в день, потянулись терзания. Аносов чувствовал смертельную усталость и сильные головные боли от удушливых газов, но не уходил из цеха. Только старый, привычный ко всем невзгодам Швецов не уступал ему в терпении.

- Ты бы, Петрович, прилег, а я поворожу! - уговаривал он инженера, который, стиснув зубы, наблюдал за тиглями.

Татьяна Васильевна не могла уговорить мужа днем приходить домой; пришлось обеды посылать в цех. Судки и хлеб в чистой скатёрке приносила бойкая и смешливая служанка Матреша. Жене это было не по душе, и она иногда упрекала Аносова:

- Павлуша, подумай, что ты делаешь? Ты ведешь себя, как простой мастеровой, которым жёнки приносят горшок щей!

- Ну, милая, до простого русского мастерового мне еще далеко! протестовал он. - Для того чтобы им быть, надо овладеть мастерством. Посмотри на Швецова, у него огромный опыт! Знания у меня кое-какие есть, а вот опыт еще нужно перенять...

Татьяна Васильевна сердилась, хмурилась, капризничала.

- Почему все горные живут, как люди? У них семейные вечеринки, а ты всё в цехе и в цехе! - жаловалась она.

Аносов ласково брал жену за плечи.

- Погоди, добуду булат, устроим пир на весь мир! - обещал он.

- Ты поседеешь, а несбыточное не случится! - безнадежно отвечала она.

Что на это можно было сказать? И без того на душе Аносова было тревожно и тяжело. Он и сам понимал, что отдает делу лучшие молодые годы.

"Но как же иначе? Дело-то ведь большое! - раздумывал он. - Молодость прекрасна; пока много сил - только и творить чудесное. Надо прожить эти годы так, чтобы не краснеть в старости!"

И Аносов снова принимался за работу. Дни проходили стремительно, он похудел, на лице слегка огрубела кожа. Жена примирилась или, по крайней мере, делала вид, что это так. За вечерним столом она ерошила ему волосы и ласково приговаривала:

- Мастеровой ты мой, мастерко...

Восьмой опыт принес небольшую радость: сталь чем-то напоминала булат. Павел Петрович записал в журнал:

"Ковалась, но отчасти не проварена. По вытравке серною кислотою на ней оказались узоры".

Инженер и литейщик долго рассматривали полученный сплав. Швецов одобрительно крякал:

- Еще немножко, и, может, сбудется наше!

- Нет, еще далеко до настоящего! - с огорчением сказал Аносов. - Узор не тот, мутен, не радует глаз.

Слиток отнесли начальнику оружейной фабрики Ахте. Сухопарый, длинный, в больших очках, он низко склонился над сплавом и долго внимательно изучал его: вертел, взвешивал на руке, стучал молоточком, вызывая улыбку на лице Аносова.

- Это не есть действительно булат! - наконец с важностью изрек он. И ваш метод не даст желанный результат. Вам, господин офицер, надлежит следовать примеру столь известного ученого Фарадея! - Ахте величественно поднял длинный, сухой перст, как бы подчеркивая этим непоколебимость своего суждения.

- Я ведь пробовал идти путем Фарадея! - хотел запротестовать Павел Петрович, но в эту минуту начальник фабрики добавил:

- Учтите, господин офицер, сей ученый сейчас пошел дальше, он прибавлял к железу платину и получил весьма твердую сталь! Ноне на Урале найдена платина, и мы отпустим ее для опытов...

Павел Петрович склонил голову.

- Хорошо, я проверю и этот опыт господина Фарадея.

Уходя от Ахте, он понял, что трудно ему будет опровергнуть выводы мирового ученого. Но внутреннее чувство говорило ему: "Будь смелее, дерзай!".

Фарадей много лет жизни отдал поискам открытия секрета булата. Он думал, что тайна кроется в посторонних примесях к железу. Химический анализ индийского вуца* показал ученому, что в составе таинственного сплава имеется алюминий. И Фарадей поверил, что алюминий и явился источником узоров на булате. Ахте тоже сказал Павлу Петровичу правду: Фарадей, прибавляя к железу серебро и платину, получил прекрасные сплавы. Особенно хорошими свойствами обладал сплав с платиной. И всё-таки это не был булат!

_______________

* В у ц - один из видов булата.

Аносов продолжал опыты. Выполняя приказ Ахте, он добавил в сплав пять золотников платины. Это был десятый по счету опыт. Время плавки длилось час двадцать минут, но Аносову казалось, что прошла вечность.

"Неужели Фарадей прав?" - думал он.

И когда Швецов закончил плавку, Павел Петрович долго разглядывал полученный металл, присматривался к самым ничтожным его изменениям.

В журнале Аносов записал: "Дутье ровное: ковалась, но при малом нагреве и медленно. По испытании оказалась твердою и годною на тонкие инструменты. По вытравке слабою серною кислотою на ней оказались узоры".

- Что ж, сталь неплохая, - одобрил Швецов. - Но заметь, Петрович, это не брат булату!

Они снова принялись за опыты, и лишь на пятнадцатом решили еще раз проверить Фарадея. Теперь в сплав добавили десять золотников платины. Тут уж заволновался и Швецов. Всегда спокойный, терпеливый, он вдруг загорелся юношеским задором:

- А что будет, Петрович, если мы, златоустовцы, да нос утрем Англии?

- Шапками закидаем, так, что ли? - насмешливо сказал Аносов.

Старик смутился, понял: не о похвале идет речь, а о борьбе за лучший сплав. Кто будет обладать им, тот и сильнее!

Плавка продолжалась, как обычно, час двадцать минут. Долго проверяли себя. Сдерживая волнение, Аносов записал в журнал показания опыта:

"Ковалась хорошо, но тверда, при закалке поверхность темнее; весьма хороша по остроте и стойкости. Узоры явственнее прежних, но различны от булатных".

Выходит, английский ученый Фарадей ошибся. Тайны булата он не открыл. То, что он принял за булат, только улучшенная сталь, а не булат.

О результатах опыта Аносов очень корректно написал в рапорте начальству. Между тем опыты продолжались. Стремясь постигнуть тайну булата, Павел Петрович исследовал влияние марганца, хрома, титана, серебра, кислорода на сталь. Он тщательно изучал, как отражаются на качестве металла различные вещества, содержащие углерод. В виде присадки он добавлял золу растений, чугун, графит, слоновую кость.