Леси Коллинсон-Морлей - История династии Сфорца
Тем не менее при французском дворе существовала влиятельная партия противников похода в Италию, которая доставляла немалое беспокойство Сансеверино; она была так сильна, что, как сказал ему Бельджойосо, без приезда мессира Галеаццо экспедиция могла и не состояться. Партия войны значительно усилилась после прибытия решительного и воинственного кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи, Джулиано делла Ровере, позже ставшего Папой Юлием II. Последний был заклятым врагом Папы Александра VI Борджиа, и его заветной мечтой было увидеть его низложение на церковном соборе. Именно эту цель он преследовал, используя в поддержку военной экспедиции свое немалое влияние. Поэтому Гвиччардини представляет его главной причиной бедствий Италии. В конце концов, партия войны одержала верх.
Глава XII
Вторжение в Италию Карла VIII. Людовико становится герцогом Милана
Судьба распорядилась так, что первым из приближенных французского короля, встреченных герцогом Бари в Италии, оказался Людовик, герцог Орлеанский, который, будучи внуком Валентины Висконти, заявлял о своих правах на Милан. Они испытывали взаимную неприязнь и недоверие друг к другу, ибо Людовико был хорошо осведомлен о претензиях герцога Орлеанского на Милан. В июле Людовик прибыл в принадлежавший ему город Асти и был с великим восторгом встречен своими подданными. Людовико встречал его в Алессандрии, но свидетели этой встречи не заметили ни малейших проявлений ими подлинных чувств в отношении друг друга. Герцога Бари раздражали настойчивые просьбы француза одолжить ему 60 000 дукатов, но он все же был вынужден собрать необходимую сумму, хотя для этого ему пришлось приложить немалые усилия. Тем не менее только своевременное прибытие герцога Орлеанского спасло Геную от неаполитанцев и позволило освободить Рапалло. Используемые французами жестокие методы ведения войны посеяли ужас среди населения Италии, привыкшего к обычаям профессиональных кондотьеров, которые, если им предоставлялась возможность, всегда старались избежать кровопролития и берегли своих пленников ради тех денег, которые могли получить за их выкуп. Но именно французы во главе со Стюартом д'Обиньи и Лa Тремойле заставили отступить выдвинувшихся в Романью неаполитанцев.
В сентябре в Асти прибыл Карл в сопровождении зловещего кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи. Чтобы выручить необходимые средства, ему пришлось заложить драгоценности своих союзников, герцога Савойского и маркизы Монферратской. Короля приветствовали герцог Бари и Эрколе, герцог Феррары. Беатриче находилась неподалеку в замке Аннона вместе со своими певчими и свитой из шестидесяти красивейших женщин Милана, ибо слабость короля к прекрасному полу была хорошо известна. Галантный Карл, сняв шляпу, одарил поцелуем каждую из них, начиная с Беатриче и ее любимицы Бьянки Сансеверино. Карл VIII не был хорош собою. У него были полные, отвислые губы и неуклюжий нос, слабое, сутулое тело и тонкие, рахитические ноги. Говорят, что одной из самых смешных его черт были огромные глаза и исполненный величия взгляд; по словам Гвиччардини, он скорее походил на монстра, нежели на человеческое существо, и был совершенно лишен какого-либо культурного воспитания, едва ли умея читать и писать. Правда, французский историк Коммин утверждает, что он был любезен. Итальянцы эпохи Ренессанса, которые привыкли ценить утонченные манеры и личностные качества, были весьма разочарованы Карлом. Но как бы там ни было, он был король, и дамы отмечали по большей части его достоинства. Беатриче заявила, нет более милосердного государя, чем Карл. Он попросил ее позволить ему увидеть, как она танцует, поэтому сначала ее дамы, а затем и сама Беатриче исполнили для него танцы, что привело его в совершенный восторг. Столь же восторженны строки Гаспарре Висконти, личного друга Беатриче:
Я вижу прекрасную и благородную донну,Под звуки сладостных гармоний,С возлюбленным своим ступающую плавно,На стройных ножках[47].
Наиболее угодившие Карлу дамы получили от него в подарок драгоценности. Французы удивлялись богатству и разнообразию нарядов Беатриче, что некогда так же поражало герцогиню Элеонору.
Вскоре король занемог от недуга, в котором Розате распознал оспу. Болезнь была столь серьезна, что Людовик Орлеанский, прислушиваясь к советам многочисленных врагов Людовико, уже стал подумывать о том, чтобы обратить свое оружие против Милана. Изнывавшие от жары французские войска, обнаружив, что их запасы вина прокисли, и чувствуя сильную ненависть к себе со стороны местного населения, были бы рады поводу завершить экспедицию и вернуться во Францию. Однако через месяц король выздоровел.
Тем временем назревала еще одна трагедия. Молодой герцог Милана, первый кузен короля Франции, слег в Павии от опасной болезни. Он и герцогиня редко бывали в Милане, особенно после женитьбы его дяди. Донна Изабелла столь же любила Павию, насколько ненавидела Виджевано. Здесь Джан Галеаццо предавался своим излюбленным развлечениям: соколиной охоте и верховым прогулкам по парку, часто на одной лошади со своей супругой. Мы можем прочесть о том, как во время визита к ним Бьянки Сансеверино две юные дамы забрасывали друг друга сеном. Вечером, ближе к закату, Джан Галеаццо увозил Изабеллу на долгую прогулку по парку. В ненастные дни они наблюдали за игрой pallone в холле. Так Джан Галеаццо наслаждался своей спокойной и тихой жизнью. В обществе же он был совершенным ничтожеством.
Но теперь герцог Миланский постоянно жаловался на недомогание, но категорически отказывался следовать советам докторов. В их письмах к Людовико, собранных синьором Магента, содержатся подробности его болезни. Доктора жалуются, что ни письма его дяди, ни их протесты не оказывают ни малейшего влияния на больного. Он прячет сливы и другие фрукты у себя под подушкой, ссылаясь на то, что ему нравится их запах, и, несмотря на серьезное расстройство пищеварения, поедает их сырыми. Кроме того, он употребляет слишком много вина. Постепенно он ослаб настолько, что уже не мог вставать с постели, и известия становились все более тревожными. Людовико отправил к нему еще одного доктора, поскольку, ввиду присутствия короля Франции, сам он не мог уехать в Павию. Донна Изабелла ухаживала за своим мужем. Его мать, которую также попросили приехать, была настолько расстроена состоянием сына, что ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть слезы. Когда наметилось некоторое улучшение, Людовико отправил к нему двух сиделок, но, поскольку больной остался ими недоволен, он прислал двух других.
Тем временем в Павию приехал король Франции, к великому неудовольствию Людовико, который приложил все усилия, чтобы удержать Карла от этой поездки. Отношения между ними стали столь натянутыми, что в Виджевано король потребовал, чтобы ему отдали все ключи от замка, и выставил свою охрану на всех воротах. Несмотря на болезнь миланского герцога, в Павии королю был оказан великолепный прием. Здесь он познакомился с Боной и настоял также на встрече с Джан Галеаццо, своим двоюродным братом, однако беседа с ним была сведена к общим фразам, поскольку король не желал еще более осложнять свои отношения с Людовико Моро. Говорят, умирающий герцог умолял позаботиться о его жене и сыне.
Положение несчастной молодой герцогини было поистине жалким. Есть не слишком правдоподобный рассказ о том, что, когда Людовико настоял на ее встрече с королем Франции, намеревавшимся изгнать ее отца и брата из их королевства, она заявила, что скорее пронзит кинжалом свое сердце. Но, по свидетельству исторических хроник, она бросилась к ногам короля и, горько рыдая, умоляла его смилостивиться над ее отцом и братом. Карл был явно тронут, но ответил, что теперь уже ничего изменить нельзя.
Джан Галеаццо уже не мог питать никаких иллюзий относительно серьезности своего недуга. Одним из последних его действий было приказание, чтобы к нему в комнату привели коней, присланных в подарок его дядей, а также нескольких его любимых борзых. Очевидно, что сам он, со всем своим простодушием, до самого конца нисколько не сомневался в любви своего дяди к нему. Он даже спрашивал у Людовико, будет ли тот скучать по нему. Уже перед самым концом он обещал в случае своего выздоровления одарить приданым сотню бедных девушек.
Общее состояние здоровья Джан Галеаццо, подробности его болезни, так же как и его прежнего образа жизни, позволяют допустить, что умер он естественной смертью. Но в то время почти все были уверены, что его отравил дядя Людовико. Даже Корио свидетельствует о том, что возникали определенные подозрения, а если верить Гвиччардини, один из врачей Карла заметил признаки отравления — довольно неубедительное обвинение, учитывая уровень медицинских знаний в эпоху кватроченто. Жестокость, в любых ее проявлениях, была совершенно чужда натуре Людовико. Число казней в Милане в период его правления заметно сократилось; оно стало быстро увеличиваться при французах. Но смерть его племянника казалась столь своевременной, что, даже если он и не причастен к ней, невозможно осуждать людей, которые считали его виновным. В любом случае он в значительной мере нес ответственность за то состояние здоровья Джан Галеаццо, вылившееся в смертельную болезнь, даже если эта смерть была вызвана естественными причинами. Бона и императрица Бьянка Мария полагали, что он виновен. Такого же мнения придерживалась Изабелла Арагонская, хотя в то время она не могла заявить об этом. После краха и пленения Людовико она сообщила феррарскому послу (11 сентября 1499 года), что Амброджио да Розате признался ей, что подал Джан Галеаццо яд в стакане с сиропом и сделал это намеренно, по приказу его дяди. Астролог, дом которого был разграблен городской чернью, бежал из Милана, но был пойман и возвращен назад. Изабелла намеревалась выдвинуть против него обвинение и осудить его за убийство, но предпочла дождаться приезда Людовика XII. Но затем она и сама уехала на юг.
