Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Хотя Всеволод Ольгович в начале своего княжения в Киеве и намеревался «искать» Смоленска «под Ростиславом Мстиславичем», до открытого конфликта между ними дело все же не дошло. В отношениях с великим князем Ростислав держался политики своего старшего брата Изяслава, который, как мы видели, в конце концов заключил сделку с Ольговичем.

Зато на западе Всеволоду пришлось вести вооруженную борьбу с набиравшим силу галицким князем Владимиром Володаревичем (летописцы обычно пишут его имя в уменьшительной форме — Владимирко).

При жизни известных нам Володаря и Василька Ростиславичей Галицкая земля была поделена на две большие волости — Перемышльскую и Теребовльскую. Оба Ростиславича умерли в 1124 г. Сыновья их не умели ужиться мирно и постоянно посягали на владения друг друга. Победителем из этой продолжительной междоусобицы вышел младший сын Володаря Владимирко, который после смерти своего родного брата, перемышльского князя Ростислава, и двоюродных, Григория и Ивана Васильковичей, объединил под своей властью уделы отца и дяди (1141). Последний из его живых родственников, племянник Иван Ростиславич, заперся в Звенигороде на положении изгоя.

Стольным городом объединенного княжества Владимирко избрал Галич — крупный город в верхнем течении Днестра, расположенный на высоком (около 70 метров), труднодоступном мысу. Главным источником богатства галичан, а следовательно, и их князя была торговля с Византией. Поэтому Владимирко установил прочный политический союз с византийским императором Мануилом I Комнином (1143—1180), чему в немалой степени способствовали династические узы, существовавшие между его отцом и домом Комнинов[258]. По-видимому, галицкий князь даже признавал формальный сюзеренитет Мануила. Во всяком случае, именно так историки толкуют краткое сообщение византийского историка Иоанна Киннама, который говорит о Владимирке как о союзнике и подданном императора ромеев{158}.

Для остальных своих соседей Владимирко был скорее опасным врагом, чем надежным другом. Полякам он неустанно мстил за предательский захват его отца в 1122 г. (см. с. 157).

Польский хронист Винцентий Кадлубек с содроганием повествует о взятии им в 1135 г. города Вислицы (на реке Нида, в Малой Польше): «Стыдно вспомнить, кровью скольких жертв и сколь бесчеловечно опьянялось гнусное варварство». Воины Владимирка, по его словам, — это «львы с окровавленными клыками». Характер галицкого князя рельефно выступает из рассказа Кадлубека о поступке Владимирка с каштеляном (градоначальником) Вислицы, который помог ему овладеть городом: «Этого же отца предательства, сына погибели, питомца вероломства [Владимирко] вначале почитает высочайшими из существующих даров, опьяняет высшими милостями, заключает в объятия, назначает на самые высшие должности. Однако, пока предатель не подозревает ничего дурного, дабы нежданное копье поразило глубже, а с высокой ступени падать было бы страшнее, почти в тот же момент, что и возвысил, низвергает, и низвергнутого лишает зрения, вырывает язык и оскопляет, говоря: «…пусть не будет потомства у змеи, у вероломного чудовища не родится чудовище еще более пагубное».

Неустойчивыми были и отношения Владимирка с Венгрией, несмотря на то что мать и жена его, по некоторым сведениям, происходили из этой страны. Однако это не помешало ему неоднократно воевать с венграми или оказывать помощь их противникам.

Став правителем фактически независимого Галицкого княжества, Владимирко продолжил традиционную политику Ростиславичей, изо всех сил противясь упрочению власти киевских князей на Волыни. Когда в 1144 г. Всеволод Ольгович захотел посадить во Владимире-Волынском своего сына Святослава, Владимирко проявил себя, по выражению летописца, «многоглаголивым» спорщиком, ни за что не соглашавшимся на такое соседство. Дело кончилось тем, что галицкий князь отослал в Киев свою крестную грамоту (запись о присяге великому князю), а Всеволод в ответ двинул против него войска. Огромная рать состояла из дружин почти всех русских князей и вспомогательных отрядов поляков и половцев. Масштабы военных приготовлений свидетельствуют о том, что Всеволод не сомневался в способностях Владимирка устроить крупную смуту. Но Владимирко и тут сумел отвести от себя угрозу одной силой своего красноречия. Он убедил Всеволодова брата Игоря Ольговича выступить посредником между ним и великим князем, пообещав за это помочь Игорю сесть на киевский стол после смерти Всеволода. Послушавшись брата, великий князь пошел на мировую, которая, правда, обошлась Владимирку недешево: Игорь за свои труды получил от него 1400 гривен серебра. Прежде Владимирко много говорил, а теперь много заплатил, говорит по этому поводу летописец.

Между тем в самом Галиче у Владимирка имелись многочисленные враги, недовольные его крутым нравом. Зимой 1144/45 г., когда Владимирко выехал из города на многодневную охоту, галичане послали за его племянником, звенигородским князем Иваном Ростиславичем, и посадили его у себя княжить. Владимирко с дружиной три недели осаждал свой собственный стольный город. Ему помог случай: 18 февраля Иван сделал неудачную ночную вылазку, во время которой чересчур далеко оторвался от городских стен, был окружен и, растеряв дружину, бежал на Нижний Дунай[259]. Галичане и после этого еще целую неделю не пускали Владимирка в город и лишь 25 февраля, в Прощеное воскресенье, «нужею» открыли ворота. Вероятно, они надеялись, что христианский праздник милосердия смягчит сердце князя, но Владимирко по-своему отпраздновал возвращение в Галич: «многы люди исече, а иныя показни казнью злою», по свидетельству летописца.

Возвращение на Русь Ивана Ростиславича, который нашел убежище в Киеве, послужило причиной новой войны галицкого князя со Всеволодом. В 1146 г. Владимирко взял Прилук — пограничный город Киевской земли. Всеволод снова собрал братьев и шурьев, поляков и половцев, с которыми осадил Звенигород. После первого же приступа вражеской рати к городскому «острогу» (видимо, огороженному посаду) звенигородцы на вече постановили сдать город великому князю. Но воевода Владимирка, боярин Иван Халдеевич, решительными мерами пресек измену. По его приказу три наиболее горластых мятежника были схвачены, рассечены пополам и выброшены за стены города. Экзекуция произвела должное впечатление. Остальные звенигородцы после этого стали биться с врагом «без лести». На третий день осады Всеволод предпринял решительный штурм, продолжавшийся от зари до позднего вечера. Войско великого князя зажгло Звенигород в трех местах, но горожане потушили пожары и отстояли город. Продолжению войны помешала болезнь великого князя, которая вскоре и свела его в могилу.

Глава 4.

МИМО ДЯДЕЙ

В последние годы своей жизни Всеволод не уставал оказывать Изяславу Мстиславичу знаки внимания. Когда тот в 1144 г. выдавал свою дочь замуж за полоцкого князя Рогволода Борисовича, великий князь «приде с женою и со всеми боляры и с кыяны Переяславлю на свадьбу». Но в следующем году Изяслав узнал истинную цену дружбы хитрого Ольговича. Чувствуя приближение смерти, Всеволод собрал в Киеве братьев своих, родных и двоюродных, послал также за Изяславом и огласил перед ними свое завещание: «Володимир [Мономах] посадил Мьстислава сына своего по собе в Киеве, а Мьстислав Ярополка брата своего. А се молвлю, оже мя Бог поиметь [когда меня Бог возьмет, то есть после моей смерти], то аз по собе даю брату своему Игореви Киев». Смысл этой речи С.М. Соловьев комментирует следующим образом: «Преемство Мстислава после Мономаха и преемство Ярополка после Мстислава нарушило в глазах Ольговича старый порядок, по которому старшинство и Киев принадлежали всегда самому старшему в роде; так как Мономаховичи первые нарушили этот обычай в пользу своего племени, то теперь он, Всеволод, считает себя вправе поступить точно так же — отдать Киев после себя брату, хотя Игорь и не был после него самым старшим в целом роде Ярославовом»{159}. Другими словами, начинание Мономашичей обратить Киев в свою генеалогическую отчину натолкнулось на точно такое же стремление Ольговичей.

Сообщив свою волю, Всеволод пожелал, чтобы все присутствующие тут же поцеловали крест Игорю. Изяслав Мстиславич сильно воспротивился этому и был приведен к присяге едва ли не силой («по нуже»). Позже, уже прикованный болезнью к постели, Всеволод урядился о своем наследнике со знатными киевлянами, которые, показав Игоря вечу, привели народ ко кресту. Толпа кричала, что примет Игоря с радостью, но, как замечает летописец, эти слова были всего лишь «лестью», притворством.