Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов
Сегодня Лосев сильно опаздывал. Он знал, что на самое чтение ему уже не поспеть, но рассчитывал попасть хоть на беседу.
Суворов занимал две небольшие комнаты у одного богатого молдаванина. В передней, которая была побольше, происходили эти чтения. Комната набивалась офицерами до отказа. Сидели на лавках у стола, на диване, на стульях, а то и просто на полу, поджав по-турецки ноги.
Комната была жарко натоплена: Суворов очень любил тепло и дома сидел без кафтана, в одной рубахе. И эта духота еще больше располагала ко сну людей, не привыкших слушать, когда читают.
Лосев шел и с улыбкой вспоминал, как прошлый раз, когда читали о 2-й Пунической войне, о переходе Аннибала через Альпы, вдруг послышался сочный храп. Все невольно обернулись.
Прикорнув в углу дивана, спал пожилой майор Смоленского полка. Соседи незаметно толкали его локтями, но майор продолжал безмятежно спать. Наконец он открыл глаза.
- Иван Акимович, изволь табачку - он хорошо сон отгоняет! - сказал Суворов и протянул ему свою табакерку.
- Я не спал, я все слышал,- смущенно залепетал майор, но все-таки взял щепотку табаку.
"О чем-то сегодня читали?"-думал Лосев, пробираясь в темноте по грязной улице.
Вот и дом, в котором живет генерал-аншеф. В его трех окнах горел свет - значит, еще не разошлись по домам.
Лосев взбежал на крыльцо, прошел большие сени, впотьмах по привычке нашарил рукою дверь и открыл ее. Он увидал то, что видел неоднократно: комната была полна офицеров. Посреди комнаты стоял генерал-аншеф и что-то живо говорил.
Лосев поклонился генерал-аншефу, который ласково ему улыбнулся,Суворов давно приметил любознательного подпоручика. Лосев не пошел далеко, а сел тут же, на пороге, и стал слушать, что говорит генерал-аншеф.
- Принц Конде не должен был атаковать. Мерси занимал выгодную горную позицию. Конде надо было ударить с фланга. Тогда Мерси сам откатился бы за Черные горы. А кто припомнит еще такой же пример? - спросил Суворов, обводя своих учеников глазами.
Все молчали.
Сидевшие на диване старались спрятаться за спину товарища, отводили в сторону глаза, думая: только бы не меня спросил! Хуже чувствовали себя те, кому пришлось сидеть в одиночку, на стульях,- они были на самом виду. Впереди других сидел тучный капитан. Ученье на старости лет давалось ему нелегко. Он сидел красный и потный, не столько от жарко натопленной комнаты, сколько от напряжения,- капитан старался во все вникнуть.
- Ну, Матвей Егорыч; ты что скажешь? - обратился к нему Суворов.
- Не могу знать, ваше сиятельство! - поднялся капитан.
Суворов разом помрачнел. Он закрыл глаза, что делал всегда, когда ему что-либо не нравилось, а потом взглянул на оробевшего капитана своими зоркими, молодыми глазами. Взглянул неласково, сердито. И быстро зашагал из угла в угол.
- Немогузнайство - чума! Немогузнайство - позор! Немогузнайство робость, трусость! Из немогузнайки - какой солдат? Вот неожиданный вопрос и пришел в замешательство. А что ж будешь делать, ежели вдруг - неприятель! Нас не спросивши, валит на тебя? Тоже - не могу знать? Лучше ошибись, но не жди, как-нибудь поступи! Лучше обмолвись, но не молчи! Не промолвился тем, что обмолвился. На обмолвку есть поправка!
Капитан стоял, готовый провалиться сквозь землю от стыда.
- Сиди! - махнул на него Суворов.- Ну, кто ответит на мой вопрос?
- Ваше сиятельство, у Аннибала в Альпах было так,- поднялся фанагорийский поручик, которому Суворов часто поручал чтение.
- Верно, верно. А еще? -говорил уже более веселым голосом Суворов.
- Леонид при Фермопилах,- вырвалось у Лосева.
- Молодец, правильно! Ксеркс не мог взять Леонида с фронта,- глянул на Лосева генерал-аншеф.- Вот и нашлись и отбились, а то - не могу знать. Учиться, учиться надо!
Суворов секунду помолчал.
- Ну, а теперь - пора спать. На сегодня довольно.
Офицеры стали расходиться по домам.
III
Суворов растворил настежь дверь, чтобы проветрить комнату, и ходил из угла в угол. Думал все о том же, что больше всего волновало его.
Безрезультатно кончался еще один год войны с Турцией, которая велась Потемкиным так бездарно.
Суворов с одной самой слабой дивизией громил главные силы турок, а Потемкин с громадной армией в это же время занимался осадой второстепенных турецких крепостей.
Год назад Суворов нанес страшное поражение туркам при Рымнике. Императрица щедро наградила его за это - дала орден Георгия 1-го класса и титул графа Рымникского, а Иосиф Австрийский присвоил Суворову титул рейхсграфа Римской империи. И все-таки Суворов не был удовлетворен: главнокомандующий Потемкин никак не воспользовался его победой.
Если бы Потемкин послушался Суворова и тогда же двинул войска за Дунай к Балканам, война была бы давным-давно окончена - после Рымника турецкой армии не существовало, солдаты разбежались по домам. Но Потемкин не отправил за Дунай Суворова и сам не двинулся с места. Это была грубейшая, непростительная ошибка. За год турки сумели оправиться от рымникского поражения. Они собрали силы и снова сосредоточились на Дунае.
На Дунае все так же стоял грозный, несокрушимый Измаил. Крепость не так давно - лет пятнадцать назад - была заново укреплена французским инженером де Лафит-Клове, гарнизон имела большой, и не считаться с ней было невозможно. Разве поставишь против Измаила заслон и пройдешь мимо?
Потемкин любил возиться с крепостями. Он полгода простоял под Очаковом, и это стоило здоровья и жизни пятидесяти тысячам человек. А потери союзников при Рымнике не доходили даже до одной тысячи.
После того как летом австрийцы заключили с турками перемирие, по которому обязались не пускать русских в Валахию дальше реки Серет, положение русской армии ухудшилось. Действия ее ограничивались теперь узким пространством между Галацем и морем. Театр войны на нижнем Дунае был очень труден - здесь тянулись пустынные болота.
Думая об австрийцах, Суворов невольно вспомнил о своем друге, принце Кобургском. Суворову жаль было лишаться такого милого, умного, покладистого товарища.
Кобург получил новое назначение. Они часто переписывались друг с другом. Принц Кобургский в письмах неизменно называл Александра Васильевича своим "высоким учителем". Недавно, перед отъездом к новому месту, принц прислал Суворову хорошее письмо. Александру Васильевичу захотелось еще раз прочесть его.
Он подошел к столу, достал из ящика письмо и с удовольствием прочел:
В будущую пятницу я уезжаю к моему новому назначению в Венгрию. Путешествие это тем тяжелее для меня, что еще более удаляет от Вас, мой дорогой и достойный друг. Я узнал цену Вашей великой души. Наш дружеский союз развился среди явлений величайшей важности, и при всяком новом случае я научался удивляться Вам, как герою, и уважать Вас, как достойнейшего человека.
- Вот это - искренние, настоящие слова! Полководец не бог весть какой, но сердечный человек! И - умница: коли сам не знает, то по крайней мере не мешает другим! Не то что Потемкин, этот светлейший заносчивый Полифем!
Суворов сунул письмо в ящик, схватил каску и вышел. "Проверю посты и спать!"
...Еще не начинало светать, а Суворов, по обыкновению, был уже на ногах. Он встал, полчаса побегал по комнате, чтоб расходилась кровь, умылся, окатился холодной водой и сел пить чай. И тут нежданно-негаданно прискакал от Потемкина гонец с пакетом.
"Что еще он там выдумал? На какой праздник меня просит?" - подумал Александр Васильевич, вскрывая пакет.
Суворов поднес бумагу к свече, прочел и не поверил своим глазам: Потемкин поручал ему взять Измаил!
В секретном ордере так и было сказано:
"...для сего, Ваше сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в Вашу команду".
У Суворова даже захватило дух. "Наконец-то! Вот оно! Разбить с двадцатью пятью тысячами сто тысяч турок у Рымника, конечно, не шутка. Но ведь и Румянцев бил их почти так же у Кагула! А вот взять Измаил - с этим ничто не сравнится! За такое дело-конечно, фельдмаршальство. А тогда у Суворова будет не какая-нибудь жалкая дивизия, а целая армия. И тогда-то славу русских знамен должны будут признать все!"
К ордеру было приложено собственноручное письмо светлейшего:
Измаил остается гнездом неприятелю, и хотя сообщение прервано через флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних, моя надежда на бога и на Вашу храбрость, поспеши, мой милостивый друг. По моему ордеру к тебе присутствие там личное твое соединит все части. Много там разночинных генералов, а из того вы- ходит всегда некоторый род сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на пользу и по предприимчивости и усердию. Будешь доволен и Кутузовым; огляди всю и распорядись и, помоляся богу, предпринимайте; есть слабые места, лишь бы дружно шли.
Вернейший друг и покорнейший слуга
князь Потемкин-Таврический.
"Он мне рекомендует Кутузова! Я Михаила Илларионовича тридцать лет знаю! А пойдут у меня - дружно!" - думал Суворов.
