Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн
Они шли по военной дороге, ведущей от Смоленска в Луки, держась в отношении к королю правого фланга; так как Московский царь по этой дороге обыкновенно также водил свои войска, которые, как выше было указано, всегда собирались в Луках, то на всем протяжении ее были устроены мосты из огромных и очень толстых бревен; тем не менее, так как большая часть из этих мостов вследствие ветхости уже испортилась, то нужно было употребить не малый труд войску для их исправления.
У Лук и на лугах Ораненских стояло караулом несколько эскадронов Ногайских Татар, которыми предводительствовал Уланецкий, происходивший из рода татарских [125] князей и родившийся в Москве. Раньше Хилков их высылал в Велиж при первом слухе об осаде его нашими. Прибыв в Боброедово, в 50 милях (50.000 шагах) от Велижа, уже после покорения этой крепости Замойским, и узнав, в каком положении находятся дела, они направились назад к Торопцу и решили наблюдать за нашим войском по дороге.
Король писал Замойскому, чтобы тот как можно скорее соединился с ним; когда, вследствие того, Замойский повернул со Смоленской дороги влево, то Татары уже бывши однажды отброшены с фронта у реки Полоны, снова появились, надеясь, что, следя за apриергардом, они будут иметь возможность перехватывать тех, которые бы сколько нибудь стали отставать. Но не взирая на то, что войска шли в том порядке, как выше было указано, что отборнейшие полки и несколько эскадронов всадников замыкали арриергард, Замойский приказал также и казакам, всякий раз, как представится возможность, располагаться за войском в засадах для того, чтобы перенимать тех, которые бы пошли по следам войска. И вот, казаки, бывшие под командой Винцентия, раз сделали это, между тем как наше войско только что развертывало свой строй, выступая из лесу на какое то поле; Уланецкий, со своими Татарами, завидя знамена, пошли сзади: сам он выступив вперед других, стал убеждать своих следовать за ним, и в то самое время наткнулся на казаков, был ими окружон и взят в плен; остальные Татары, убежав, скрылись в лесу. Расположившись у Ораненских лугов в расстоянии от остального войска приблизительно на пять миль (5.000 шагов), Замойский тотчас прибыл к королю. Радзивил выслал вперед из литовского войска разведчиков к Лукам; последние, дойдя до реки Ловати, не имея путеводителя, который указал бы им брод, не могли добраться до крепости. Между тем Московиты, [126] бывшие в крепости, улучивши возможность, отправили какого то Дмитрия, который проживши долго в Литве, в то время перебежал из нашего войска в Луки, с грамотой к своему государю и извещали его о прибытии королевского войска и о том, что уже накануне некоторые отряды стали появляться при окопах. Когда все войско было переведено в открытое место чрез густые дремучие леса, то каждому казалось, что уже не мало сделано для достижения главной цели, и что открыт вход как бы ко всему Московскому государству. Всем было ясно, что если бы Московиты вздумали воспрепятствовать движению нашего войска, то ранее могли бы без всякого труда во многих местах задержать его даже при помощи незначительного отряда; и что, отрезав подвоз съестных припасов, в виду таких непроходимых лесов, среди которых наше войско оставалось в продолжении двадцати дней, они могли нанести нам большую неприятность. Решивши идти прямо к крепости, король высылал вперед Замойского рассмотреть положение и природу местности.
Великие Луки, т. е. как бы большие луга, получили свое название от своей обширности и населенности, а также от веселого и приятного вида хорошо возделанных окрестных полей. Крепость стоит на небольшом холме, окруженном почти со всех сторон озером, которое в свою очередь окаймляется отовсюду весьма глубоким рвом; нижнюю часть крепости с юга и запада, с той единственной стороны, где отступает озеро, омывает река Ловать; между озером и ее берегами находится одна только узкая тропинка, извивающаяся вдоль крепости и самой реки; крепость в то время была окружена весьма высоким валом, который не давал видеть подходившим к ней не только кровель частных домов, но даже верхушек храмов, весьма там многочисленных. К этим укреплениям, благодаря стараниям какого — то [127] Немецкого мастера, были приделаны многие башни, с знанием дела расположенные одна от другой на известном расстоянии; самую крепкую и самую обширную он поставил с фронта, простирающегося на восток между озером и рекой. Все эти башни покрыты очень толстым дерном, большая в ширину почти на 25 футов. Река Ловать, вытекая из какого то озера выше Озерища, касается, как сейчас было указано, крепости с юга; затем, повернувши к северу, оставив крепость и разделив город на две части, течет прямо в Ильменское озеро, под Новгород; там, переменивши свое название на имя Волхова, вливается в Финский залив и это-то удобное сообщение по реке преимущественно и обогатило Луки. За пять дней до того, как король придвинул к городу лагерь, тамошний гарнизон, снеся прежде все вещи, по обыкновению своему, в крепость, предал пламени большой город на обширное пространство по обоим берегам реки, прилегавшей к крепости, не смотря на то, что он был защищен деревянными стенами, башнями и довольно обширными рвами.
Взяв с собою значительный отряд конницы и пехоты и несколько лучших военных людей, Замойский, дойдя до дороги, ведущей к Торопцу и во внутрь Московской области, снова свернул с нее к крепости и показался Москвитянам. Неприятели, увидевши его и сначала приняв за войска свои, идущие из Торопца, выступили из крепости, но потом, рассмотрев ближе знамена, очень быстро вернулись назад; однако, при этом некоторые из наших, и в том числе Фаренсбек, бросившись вперед, настигли их и перебили несколько человек. Обозрев тщательно со всех сторон местоположeниe, Замойский вернулся к королю. Он раньше приказал наперед некоторым другим из войска следовать за собою с тем, чтобы они, пройдя по иной дороге, встретились с ним на той, по которой он пойдет. Москвитяне, завидя с высокого пункта своей крепости, что те перешли реку, [128] устроили с той стороны засаду, и бывшие в засаде воины поднялись так быстро, что Иван Борнемисса, венгерский вождь, отличавшийся необыкновенною храбростью, принужден был спасаться бегством, бросивши свою одежду, так как неприятель наложил уже на него в толпе руки, а конь
