Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - Владимир Виленович Шигин
Следует отметить, что в декабре 1917 года в Севастополе арестовывали не только офицеров, но и либералов, а также лидеров умеренных социалистических партий. Их организации матросы подвергли разгрому, а активистов расстреливали. Наибольшие потери от матросов понесли в те дни конституционные демократы (кадеты), были убитые среди меньшевиков и правых эсеров.
Советскими историками массовое уничтожение офицеров в декабре 1917 года в Севастополе объясняли следующим образом: «…в городе усилилась активность контрреволюционного офицерства, требовавшего установления военной диктатуры. Убедившись в нежелании эсеро-меньшевистского Совета принять действенные меры против контрреволюционных сил, революционные матросы перешли к решительным действиям. Были арестованы и разоружены реакционные офицеры. Некоторые из них, как участники подавления революционного движения 1905–1912 гг. с санкции главного комиссара Центрофлота были расстреляны». Увы, но то, что происходило в реальности в те дни по ночам на Малаховом кургане и на улицах города не имела ничего общего с уклончивым объяснением сотрудников агитпропа.
Чтобы хоть как-то обуздать озверевшую братву, в ночь на 16 декабря по инициативе Центрофлота был создан Военно-революционный комитет (ВРК), под председательством матроса-большевика И.Л. Сюсюкалова. Временный ВРК объявил Севастопольский Совет распущенным. Фактически это был государственный переворот в отдельно взятом городе. Днем того же дня на объединенном заседании представителей команд и частей Черноморского флота, президиума исполкома Совета рабочих и военных депутатов, Центрофлота, революционных партий был избран уже постоянный Военно- революционный комитет, в который вошли 18 большевиков и двое левых эсеров. 18 декабря был избран новый Севастопольский Совет под председательством большевика Н.А. Пожарова, где большевики и левые эсеры уже получали подавляющее большинство.
Что же касается прекращения репрессий, то когда бывший член Севастопольского совета А. Каппа, после декабрьской резни, спросил председателя Совета Н.А. Пожарова, конец ли это террору, то получил ответ: «Пока да, но вспышки еще будут…».
В те дни многие флотские офицеры покинули Севастополь и бежали в Симферополь, Ялту и Евпаторию. Наконец, 17 декабря Севастопольский комитет большевиков выпустил воззвание «Против самосудов!». В нем говорилось: «Гнев народный начинает выходить из своих берегов… Партия большевиков решительно и резко осуждает самочинные расправы… Товарищи матросы! Вы знаете, что не у большевиков искать контрреволюционерам пощады и защиты. Но пусть их виновность будет доказана народным гласным судом… и тогда голос народа станет законом для всех». Одновременно ВРК принял решение разоружить, вернувшихся с Дона матросов, которые были в первых рядах убийц.
Но бессудные расправы продолжились – в ночь с 19 декабря на 20 декабря 1917 года было убито еще семь человек, содержащихся в арестантском доме, в том числе надворный советник доктор В. Куличенко и настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне отец Афанасий (Чефранов). Настоятеля убили прямо в храме, а тело сбросили в море. Тогда же в собственном доме был задушен другой священнослужитель – отец Исаакий (Попов).
Современный историк ВМФ М.А. Елизаров пишет: «Утверждение Советской власти на Юге, на Черноморском флоте сопровождалось волной офицерских самосудов. Глубинные причины их были те же, что и на Балтике в Февральскую революцию. На Юге в февральско-мартовские дни эти причины, как отмечалось, были приглушены во многом именно потому, что Черноморский флот мог не волноваться за свой революционный «имидж». Развитие революции быстро было повёрнуто в русло эсеровского революционного оборончества, которое временно объединяло офицеров и матросов. Но примерно к декабрю 1917 г. стало ясно, что развитие революции идет по пути Советов и выхода из войны. Как выше было указано, в Севастополе эсеровское «мартовское» прошлое лояльного отношения к офицерам стало играть обратную роль. Поэтому утверждение Советской власти в Крыму сдетонировало не только старые причины, связанные с непримиримостью к офицерам, как «стрелочникам» за самодержавие, японскую и мировую войны, но и новые, связанные с корниловской «контрреволюцией» Тем более, что центр корниловской «контрреволюции» переместился с севера на соседний Дон и что Балтика показала пример экстремистских методов борьбы с ней».
Историк флота из Екатеринбурга (Уральский Федеральный университет) А.П. Павленко так оценивает декабрьские события 1917 года в Севастополе: «…Всякая расправа, кажущаяся со слишком близкого или слишком далекого исторического расстояния стихийной и бессмысленной, убийства были вызваны вполне определенными причинами и проходили по определенному сценарию. Декабрьские погромы были вызваны возвращением с корниловского и калединского фронта воевавших там моряков 1-го Черноморского отряда, сильно обозленных упорным сопротивлением, в основном белого офицерства. Через некоторое время разошедшиеся боевики дестабилизировали ситуацию, и повели агитацию за убийство офицеров. В проведенных убийствах, кстати, отчетливо просматривает мотив личной мести – значительная часть убитых, либо имела плохие отношения с матросами, либо участвовала в подавлении революционных выступлений на флоте в 1905-07 гг. К тому же основная их масса состояла из средних офицеров, чаще других имевших конфликты с матросами, да еще и часто использовавшая дисциплинарные меры для выслуживания перед начальством, так как этот контингент состоял в основном из честолюбивых офицеров молодого или среднего возраста. В общем, налицо личная месть обозленных матросов, притом, что рукоприкладство перед революцией было, в целом не слишком распространено и потому, надо полагать, воспринималось еще более обидно. Забавно, что, так как эсеровский Совет не мог контролировать ситуацию, то за дело взялся самочинно организованный большевистско-левоэсеровский ревком, который установил порядок в городе, а заодно взял и власть».
К большому сожалению, все происшедшее в декабре 1917 года в Севастополе и на Черноморском флоте, говорило о том, что принесенные на алтарь революционного беззакония жертвы были далеко не последними. Черноморские матросы, в своем подавляющем большинстве, по-прежнему, оставались неуправляемыми. Более того, вкусив человеческой крови, и уверовав в свою полную вседозволенность, они были готовы
