С мечтой о Риме - Борис Джонсон
Верно, что по своей сути ислам – иудеохристианская ересь, и религия Мухаммеда явным образом проистекает из Библии. Но он также был в высшей степени пуританским учением. Не допускался алкоголь, женское целомудрие было абсолютной необходимостью, совершенно отсутствовало репрезентативное искусство. И прежде всего, арабское правление отличалось презрением к неверным. Был дар аль-ислам – дом ислама, а также дар аль-харб – дом войны, и приблизительно идея состояла в том, что нужно вести войны против дар аль-харба, пока он не обратится в истинную веру. А подвластных людей, еще не принявших ислам, называли пренебрежительно зимми, и, хотя их терпели, им приходилось выплачивать подушную подать (что также было стимулом к обращению).
Все дальше и дальше катилась с грохотом лавина мусульман. Они завоевали Испанию, а затем, прорвавшись через Пиренеи, захватили Нарбон, Ним и Арль, то, что было римским Провансом. Не останови их Карл Мартелл в битве при Пуатье в 732 году, то, согласно знаменитому замечанию Гиббона, «возможно, сейчас бы в Оксфорде преподавали толкование Корана, а с его кафедр обрезанной публике демонстрировали бы святость и истинность откровения Магомета».
Если вы полагаете, что Гиббон преувеличивает угрозу, взгляните на золотой динар Оффы, короля Мерсии (757–796), насыпавшего знаменитый вал в Британии. Посмотрите на эту монету и ощутите, как легкие мурашки исламофобии бегают по вашему телу. Таково было исламское доминирование в VIII веке, что Оффа нанес на динар небольшую арабскую надпись. Так, на всякий случай.
В 876 и 877 годах мусульманские армии разорили римскую Кампанию, но именно завоевание Испании и Африки ознаменовало окончательный исторический разрыв с римской системой.
У мусульман были разногласия с неверными, превосходящие по последствиям римские разногласия с теми, кто не верил, скажем, в Юпитера. Мусульмане хотели, чтобы неверные приняли ислам, и, если они не делали этого, с ними не велась торговля. В результате в начале VIII века в спокойном Средиземноморском бассейне разразилась катастрофа.
Благодаря мусульманскому владению Испанией и Северной Африкой и из-за их эмбарго на торговлю с неверными Западное Средиземноморье стало мавританским озером, на котором почти полностью прекратилось морское движение. Пиренн цитирует Ибн Хальдуна, арабского богослова и историка XIV века, который со злорадством говорит, что за исключением небольшой окрестности Константинополя «христиане более не могут пустить по морю даже доску».
И каков же был результат? Результатом стало разрушение «Римского экономического сообщества» и коллапс торговли. Как отмечает Пиренн, первым исчез папирус. Все большей редкостью становилось золото. Из кладовых исчезли те замечательные приправы, которые были доступны монахам Корби.
Пиренн провел превосходное детективное расследование, навеявшее элегические мотивы. Он сравнил запасы Корби с провизией, выдававшейся в 829 году государственным служащим Каролингов, отправлявшимся в служебные поездки. Пиренн находит хлеб, свинину, дичь, яйца, соль, травы, овощи, рыбу и сыр, но ни одной приправы. И великий историк делает заключение с изысканными бельгийскими интонациями: «Это деревенское меню».
Результатом арабского вторжения стало то, что почти половина лягушек вокруг средиземноморского пруда превратилась в мусульманских лягушек. Они уже не имели ничего общего с греко-римскими лягушками и квакали по-арабски. Единству римской системы, говорит Пиренн, пришел конец. Последовало резкое обнищание, и западной цивилизации пришлось сместиться на север, отмечает историк. Вот как вторжение, вдохновителем которого был Мухаммед, породило феодальную систему Карла Великого и как неспешный приятный закат Римской империи уступил место Средневековью.
В наши дни многие говорят, что этот блистательный тезис является грубым упрощением. Современные исследователи могут заявить, что в подавлении торговли не в меньшей мере, чем привередливость в делах с неверными, повинно широкое распространение пиратства. Но даже если Пиренн прав лишь наполовину, даже если его критики имеют основания утверждать, что отмеченные им перемены уже начали происходить до мусульманского вторжения, невозможно сомневаться в глубинном эмоциональном и психологическом влиянии доводов бельгийского историка. Пиренн, как я полагаю, оказал огромное подсознательное воздействие на западноевропейский подход к исламу, потому что его тезис перекликается с нашей коллективной памятью.
Где бы мы ни проводили время на Средиземноморье, нас объединяет общий опыт: мы купаемся в море, оборачиваемся назад, смотрим на далекий пляж – и что же видим там, на мысу? Крепость, созданную либо для защиты против мавров, либо построенную самими маврами для противодействия отвоеванию христианами.
На протяжении веков сражения шли с переменным успехом на берегах того, что когда-то было римским озером. Порою доминировали наследники Рима, порою мусульманские посягатели.
В 717 году византийцы одержали грандиозную победу над осаждающими мусульманами, которые понесли тяжелые потери у неприступных Феодосиевых стен, а на море римский флот поражал суда неприятеля разрушительным и жестоким оружием под названием «греческий огонь». История не сохранила рецепт греческого огня, но последствия его применения были воспроизведены Пентагоном во Вьетнаме. Приблизительно в 902 году под властью арабов оказалась Сицилия, а в 1071 году турецкий султан Алп-Арслан одержал победу при Манцикерте, и на шее империи начала затягиваться петля. Турки-сельджуки закрепились на 500 тысячах квадратных километров бывшей римской Анатолии и назвали свое новое царство «Рум» (Рим) в знак уважения к по-прежнему самому узнаваемому политическому бренду. Но это уже был турецкий Рум.
В XII веке правление династии Комнинов ознаменовалось возрождением и расцветом, а население Константинополя выросло, по некоторым оценкам, до половины миллиона человек. Византийская цивилизация и стиль распространились по всему Средиземноморью, в Испании, в Венеции и на Сицилии, где вы можете увидеть великолепные мозаики Христа Пантократора с золотым нимбом, выглядящего совершенно как Барри Гибб из группы Bee Gees. Однако положение снова ухудшилось при династии Палеологов.
Мануил II находился в вассальной зависимости, и Константинополь избежал разрушения только потому, что турок Баязид был разгромлен еще более ужасающим Тамерланом в битве при Анкаре в 1402 году. Как могут вспомнить читавшие Марло[73], Баязиду было уготовано поэтическое возмездие за обхождение с Мануилом. Баязида заперли в клетке, и он размозжил голову о ее прутья.
Но это была лишь временная передышка. При преемниках Баязида турецкий нажим стал невыносимым, и почти всем памятны события вторника 29 мая 1453 года, дня несмываемого позора.
Если вы посмотрите на упорядоченную хронологически последовательность монет, которые чеканили восточноримские императоры, за период в 1100 лет, вы увидите, как низко пала Византия к концу своего существования. Ранние императоры полнощеки и хорошо изображены, их монеты – прекрасный образец римской чеканки. Но ко времени Мануила II Палеолога относятся странные пучеглазые школьные пиктограммы, а его сын, Константин XI Драгаш, представлен вялыми руническими отметинами на металле.
Можно вообразить, с каким унынием последний глядел на территорию, теперь контролируемую турками, и как он помрачнел еще более, когда до него дошли ужасные слухи о пушке, устанавливаемой Мехмедом II в крепости Румелихисар. Венгерский оружейник-отступник по имени
