С мечтой о Риме - Борис Джонсон

Борис Джонсон

С мечтой о Риме

Boris Johnson

THE DREAM OF ROME

Перевод опубликован с разрешения United Agents LLP и The Van Lear Agency LLC

© Boris Johnson 2006, 2007

© Галактионов А. В., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2017

КоЛибри®

История оживает только тогда, когда пишется сердцем, а книга Джонсона полна хулиганских шуток, кровожадных воплей и энергичных колкостей.

Захватывающее рассуждение, сдобренное джонсоновским фирменным юмором, который неподвластен профессиональным филологам-классикам.

Как же такое удается Борису Джонсону? Подобно Джорджу Бернарду Шоу, он умудряется одновременно отличиться на множестве различных поприщ.

Его метафоры сверкают; его сравнения парят.

Посвящается Джасперу Гриффину, Джонатану Барнсу, Освину Мюррею и памяти Оливера Лайна

Предисловие

Идея написания этой книги пришла ко мне много лет назад, когда я работал корреспондентом в Брюсселе и жил совсем рядом со зданием Европейской комиссии, средоточием современной попытки объединения Европы. Я часто совершал пробежки по восхитительной площади Амбиорикса, построенной в стиле ар-нуво. Я размышлял о любопытном чувстве гордости современных бельгийцев, проявившемся в названии этой площади, данном в честь вероломного предводителя племени.

Амбиорикс правил эбуронами, и в 54 году до н. э. поднял восстание против Цезаря, нанеся поражение римлянам вблизи Атуатуки Тунгрорум, где теперь находится фламандский город Тонгерен. Его единственная и мимолетная победа над растущей Римской империей была увековечена по всему району Брюсселя, где также есть рю де Тонгр и рю де Эбурон. Я помню, как непрестанно удивлялся тому, что в эпицентре наднационального эксперимента топонимика восславляет первый намек на национальное сопротивление.

Чем же был раздосадован Амбиорикс? Почему он и его свирепые прабельгийцы отвергли блага цивилизации? И я задумался, насколько был распространен романоскептицизм в римской Европе, подобно тому как современному Евросоюзу противостоит евроскептицизм. Я помню речь[1], которую Тацит вложил в уста британского вождя Калгака, его страстный призыв в защиту древних свобод. «Никто из нас, британцев, не знает оков рабства!» – и эти слова по-прежнему разносятся эхом[2] в последний вечер «променадных концертов Би-би-си».

Был ли он прав? На самом ли деле римлянам требовалось преодолеть неистовое чувство национальной гордости – и, если да, как они добились этого? Как они сумели наделить людей общей европейской – римской – идентичностью, чего мы с таким трудом пытаемся достичь в наши дни? Эта книга – попытка объяснить, как римлянам удалось это замечательное свершение, но мы начнем с поражения, которое им нанес один из самых умных и эффективных из всех романоскептиков.

Часть первая

Влияние Рима

I

Апокалипсис в лесу

(Рельеф, изображающий варвара, сражающегося с римским легионером. Камень. Римский скульптор, II век. Лувр, Париж, Франция, Lauros/Giraudon/Bridgeman Art Library)

Нельзя сказать, в какой именно момент Публий Квинтилий Вар осознал, что оказался колоссальным идиотом, но, когда варвары с обеих сторон от него начали издавать свой боевой клич, он обязан был окончательно уразуметь это. У воинов германских племен был обычай издавать звук baritus, от которого в жилах стыла кровь. Они подносили ко ртам щиты из ивовых прутьев и завывали, направляя их к противнику. Когда это делал целый строй, то получался ревущий шум, словно от хора диджериду Рольфа Харриса[3]. Эффект был весьма устрашающим.

Если же Вар был настолько недалек, что недооценил значение baritus, то вскоре получил следующее пояснение: первое копье железного века просвистело над замаскированной насыпью и пронзило римского легионера. Когда до ушей Вара донесся предсмертный хрип, можно утверждать, что он силился понять, в какой местности очутился и как организовать контратаку.

Теперь эта территория называется Калькризе, она находится поблизости от современного города Оснабрюка и выглядит как обычная в Германии ухоженная сельская местность. Там есть луга и опоры ЛЭП, канал и аккуратные немецкие домики. Но, если приглядеться получше, можно заметить все то же болото на севере, тот же крутой холм на юге и ту же полосу земли шириной 220 метров, проходящую между ними.

Еще можно найти остатки стены, за которой прятались варвары. Легко представить, как Вар с тремя легионами продвигался по полосе с востока на запад, как построение истончалось, втягиваясь в этот проход, пока он не превратился в совершенное место для засады. И можно понять, почему он стал территорией заклания, римским эквивалентом Хайберского прохода.

Шел сентябрь 9 года н. э. – почти две тысячи лет назад, – и на Вара надвигалась ответственность за самую большую военную катастрофу на памяти римлян, известную как битва в Тевтобургском лесу. Это поражение изменит ход римской и европейской истории. Оно укоренится в сознании римлян как символ предательства и резни, а также будет вызывать в памяти больших, волосатых, брутальных, непредсказуемых людей, готовых неожиданно выскочить с криком из тьмы между деревьями.

До нас дошли четыре хороших отчета об этой битве, написанные римскими историками, и все они уделяют большое внимание деревьям: их высоте, густоте, ослизлому слою первых опавших листьев, сорванных осенним ливнем, пугающему завыванию ветра и треску сучьев в темноте. Проницательные ученые наших дней говорят о стандартном цветистом повествовании римлян о Германии, об обычном употреблении тропов о варварском периметре, окружающем цивилизацию.

Тем не менее я не вижу причин сомневаться в почти буквальной верности этих историков. Они говорят о том мгновении, когда легионеры поняли, что германцы – которые ставились немногим выше бессловесных животных, отличаясь от них только способностью говорить, – действительно перешли в атаку. Это было мгновение ужаса.

Те римляне были умелыми бойцами. Они принадлежали к XVII, XVIII и XIX легионам, подразделениям численностью до 6 тысяч человек, основанным полувеком ранее молодым Октавианом, еще до того, как он стал императором Августом. Их тренировали форсированными маршами – когда требовалось за четыре часа совершить бросок на 40 километров с 25 килограммами груза. Они ели buccellatum, сухие лепешки, и закалялись плаванием в ледяной воде. Легионеры носили округлые железные шлемы с нащечными пластинами, которые вы помните по учебникам своего детства. У них были причудливые доспехи под названием lorica segmentata, железные полосы, охватывающие торс, из-за которых легионеры походили на древних трилобитов. На вооружении был короткий колющий меч – gladius и два метательных копья (вид которых зависел от места в боевом построении), а обувью служили сандалии с шипами. Но имелась еще одна вещь, превращавшая легионера в совершенную машину для убийства.

За римлянами была семивековая военная традиция захвата и агрессии. Они пользовались плодами той теории, что вслед за тяжелым учением будет легко в бою, и как нация были привержены такой муштре, что пруссаки показались бы халтурщиками. Мышцы легионеров были наращены рытьем рвов и установкой частоколов, сооружением осадных орудий и возведением понтонных мостов; но секрет их успеха состоял в кооперации, подобной муравьиной,