Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)
- В самом деле, пан Станислав прав, - услышал Богдан слова Адама Киселя, и, заинтересовавшись, они с Хмелевским остановились у дверей. Слишком затянулось это дело с выплатой содержания казакам и жолнерам. Говорят, будто бы уже и приготовили им эти проклятые деньги, которые лежат во Львове, как приманка в мышеловке.
В зале захохотали, развеселив и оратора. А он продолжал:
- А пока что королевские войска снова двинулись на Украину, чтобы бряцанием сабель, а не обещанными злотыми успокоить храброе казачество! потряс рукой пан Кисель.
- Как хорошо, пан Адам, что вы любезно согласились остаться на пашем семейном празднике. Кто лучше вас знает такие запутанные, как вижу, казацкие дела, какими они были еще с незапамятных времен покойного Батория. Прошу, пан Кисель, расскажите об этом пограничном, всегда бунтарски настроенном хлопском войске. Пускай пан Адам поподробнее нам сообщит о них. Просим, уважаемый пан Адам!
Адам Кисель не ожидал этого. Пожал плечами - знал бы, не торопился со своим мнением.
- Что поделаешь, - произнес Кисель. - Одни казаки, уважаемые панове, собираются на грозный казацкий Круг. Другие воюют под началом пана Стройновского, помогая цесарю Австрии. А третьи, вопреки обещаниям пана Збаражского, отправились на чайках к Черному морю за добычей. А деньги, предназначенные им, лежат во Львове. Почтенные казацкие старшины с трудом поддерживают порядок, но тоже говорят, что не по-хозяйски поступают с выплатой им содержания.
- Конечно, они правы, - подтвердил несдержанный Станислав Потоцкий, забыв о своих гостях, Хмелевском и Богдане.
- Да, так, уважаемые панове, не по-хозяйски. Его величество король по этому поводу недавно принимал у себя депутацию казаков. Но он ни на шаг не отошел от своей прежней политики и разными дипломатическими увертками старается удержать казаков в узде. А казаки, да еще и вооруженные, после Хотинского сражения представляют собой не меньшую силу, чем жолнеры. У них, панове, давно чешутся руки... Но пока что... казаки ждут выплаты причитающегося содержания.
- Пора бы выплатить! Зачем держать деньги во Львове? - удивленно спросил хозяин дома, рассчитывая на поддержку гетмана.
- Золотые слова, ваша милость, - поддержал Кисель, а не гетман. - Но надо думать, уважаемые панове, не только о завтрашнем дне, но и о том новом, что есть сегодня. А это сегодняшнее, как топь на болоте, заставляет ходуном ходить. Семьям казаков да их старикам следовало бы обрабатывать землю, выращивать хлеб для общества. Но землю в украинских староствах после подавления восстания разных наливайков присвоили себе шляхтичи. Заниматься хлебопашеством некому. Все украинские крестьяне хотят быть казаками и жить свободно. А земля у шляхтичей пустует. Вот и лежит бесплодной украинская земля. А казаки вынуждены добывать хлеб для себя и семьи набегами на Крым, на турецкое побережье. Всеми нами уважаемый князь Юрий советует устрашать казака его же собственной кровью, чтобы заставить заниматься хлебопашеством, обрабатывать землю шляхтичей... И вызывает этим угрожающие Польской Короне речи на сейме, как, скажем, речь пана Древинского.
- Да, уважаемые панове, Древинский в своей речи в сейме окрестил шляхтичей такими именами, как прохвосты, душегубы, поджигатели, подтвердил Юрий Збаражский. - Шляхта так занята своими распрями, что не видит и не слышит этого. Мы уже превратились в прохвостов, душегубов, поджигателей, прошу прощения. Не на руку ли это собравшимся в Киеве вооруженным казакам? Вот почему его величество король поступает умно, не спешит заискивать перед мерзкими хлопами, этим вооруженным сбродом.
- Что случилось, панове? - успокаивал Николай Потоцкий, держа в руках пустой бокал и графин с вином. - До нас дошли слухи о том, что пан Радзивилл советует втянуть казаков в шведскую войну. Пан Стройновский забавлял их где-то за Дунаем. Положение не такое уж критическое, как его обрисовал пан Адам... Очевидно, гостям следует выпить по жбану вина после такой, так сказать, действительно государственной работы, как в сейме. Не так ли, мой пан Станислав? - гостеприимно обратился Николай Потоцкий к помрачневшему Конецпольскому.
Гетман обвел взглядом шляхтичей и одобрительно кивнул головой...
13
Казаки-лисовчики полковника Ганнуси возвращались на Украину кто как мог. Когда они подошли к Висле, то уже мало походили на воинов. Сейчас они были только отцами своих детей, мужьями своих жен или сыновьями матерей и отцов, которые так хотят увидеть их. Поседевший полковник еще на берегу Вислы распрощался со своими казаками. Его сопровождали несколько пожилых старшин. Подорвал свое здоровье полковник в тяжелых боевых походах и боях. Отвоевался, едва хватило сил добраться до родной Белоцерковщины.
- Своими путями будем, панове-молодцы, добираться домой, а может, и на Запорожье, - прощаясь, оправдывались старшины.
Весь воинский пыл словно ветром сдуло, когда казаки ступили на свою землю. Только небольшая часть молодых и наиболее храбрых казаков направилась вместе с жолнерами в Краков. Здесь проходили торные пути, было много селений, где легче раздобыть харчи, продать остатки трофеев.
- Нам лучше держаться вместе, панове казаки, - советовали или уговаривали жолнеры, чувствуя себя на своей земле полноправными хозяевами. Здесь что ни село, что ни кустик - все свое.
И они шли вместе. Вначале разбивались на группы, чтобы не вызывать недовольства у мещан, не накликать на себя беду. А когда узнали в Кракове, что туда прибыли полковники польского войска, находившиеся в турецком плену после Цецорской битвы, немедленно ушли из города. Словно от чумы, убегали они на окраины, в соседние села.
- Ну, братцы, давайте уходить кто куда! Во дворце Потоцкого шляхтичи уже и совет держали. Снова хотят взяться за вашего брата казака. А возле Киева казаки собирают широкий Круг. Да и жолнерская конфедерация, сказывают, тоже не за горами. До сих пор не выплатили содержание ни тем, ни другим!.. - сообщил один из поляков-лисовчиков, вернувшийся из разведки в город.
Вместе с поляком-разведчиком ходил и казак Карпо Полторалиха, которого Богдан уговорил пойти с казаками.
- Я останусь еще на несколько дней у Потоцкого. Очевидно, где-то в именин Николая Потоцкого и служить буду, - признался Богдан казаку.
- Так, значит, и в Чигирин не поедете, Богдан?
- А что мне теперь делать в Чигирине, Карпо? Одна печаль и одиночество? Там каждый кустик будет терзать душу, пробуждая воспоминания... Нет, не поеду я ни в Чигирин, ни в Субботов. Нет у меня, братец, ни роду, ни племени. Буду служить у Потоцкого. Может, гайдуком, писарем стану на родной земле. Жизнь лучше узнаю, глядя на нее со стороны, покуда и самого, как пса, на цепь не посадят.
- Так уж лучше в монахи, - пытался отговорить Богдана Карпо.
- В монахи или в доезжачие, в конюшенные - один черт. Разве не все равно, где коротать дни, лишь бы не там, где тебя впервые родители учили по земле ходить.
- Ведь это... измена ей, матери-земле.
Богдан пристально посмотрел казаку в глаза. Широкоплечий и стройный, как девушка, подпоясанный красным поясом, Карпо не смутился недоброго взгляда Богдана. Знает ли он, что значит измена родной матери-земле, если так смело обвиняет в этом сироту-пленника, возмужавшего казака?
- Нет, казаче! Это не измена! Хочу в одиночестве, где-нибудь в уютном уголке, свыкнуться со своей новой судьбой, которая хочет согреть меня, сироту. Да и с жизнью нашего народа должен лучше познакомиться.
- Но ведь она, эта жизнь, и там, у нас на Днепре!
- Со стороны хочется присмотреться к запорожцам. Шляхтичи вон говорят, что украинский народ обленился, не хочет работать на них, все казачеством промышляет. Может, и обленились люди, оставив свои, вечно принадлежавшие им земли. Так, очевидно, и Северин Наливайко, обленившись, сложил свою голову на шляхетской плахе, лишь бы не осчастливить себя панским ярмом.
- Мудро говоришь. Получается - нате, рубите, уважаемые шляхтичи...
- Сам знаешь, какое это счастье быть в панском ярме хоть и без плахи. Присмотрюсь я к этому ярму, да и пана получше разгляжу.
- Вместе с его детками?
- Разумеется. Может, умирать, как Наливайко или Бородавка, и не следует. Живи, плодись, как вошь в кожухе. А святой апостол Петр подоспеет, пожалеет тебя и чудом спасет, как ту великомученицу... Тьфу, черт возьми, наговорил тебе, братец, всяких глупостей... На самом деле... Более двух лет не был на родной земле, а застал ее будто опустошенной. Кругом только шляхтич на шляхтиче!..
- Отца нет, знаем. Но ведь есть люди. И какие! А живой человек о живом думает.
- О живом! Но о каком, брат мой Карпо? Лишился я родителей, растерял друзей, заросли травой когда-то утоптанные тропы. И утаптывать их надо на какой-то новой почве. А знаешь ли ты, молодой и горячий казаче, где именно, на какой земле утаптывать?! Вот я приду в себя и пойду искать эту землю, - может, найду, если и не казацкую, то какую-нибудь другую. Хочу приглядеться к матери-земле, да и к себе... Поезжай, брат, приставай к своим людям. Увидишь чигиринцев, поклонись им от меня, передай, что жив. А больше ничего не говори обо мне. Где я, что буду делать. Пускай затеряюсь, как былинка, подхваченная осенними ветрами.
