Эрнест Ренан - Антихрист
Следующий дальше символ далеко уже не так прозрачен. Другой зверь выходит из земли; он имеет два рога, подобные агнчим, но говорит как дракон (Сатана). Он действует со всей властью первого зверя, в его присутствии и на его глазах: по отношению к первому он играет роль уполномоченного и употребляет всю свою власть на то, чтобы принудить живущих на земле поклоняться первому зверю, «у которого смертельная рана исцелела». Этот второй зверь творит великие чудеса; он даже низводит огонь с неба на землю в присутствии многочисленных зрителей; своими чудесами, которые он совершает именем и в услугу первого зверя (того самого, прибавляет автор, который имеет рану от меча и жив), он обольщает живущих на земле. И дано ему (второму зверю) было вложить дух в образ первого зверя, так что образ этот говорил. И он получил власть действовать так, что всякий, кто не поклонялся образу первого зверя, был предаваем смерти. И он установил закон, что всем малым и великим, свободным и рабам положено будет начертание на правую руку их или на чело их. И установит также, что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание зверя, или имя его, или число имени его, то есть число, которое получится, если сложить буквы, из которых состоит его имя, как если бы это были цифры. «Здесь мудрость! — восклицает автор. — Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть». Действительно, если сложить буквы, составляющие имя «Нерон», написанное по-еврейски……, Neron Kaesar, по их значению, как цифры, то получим число 666. Нерон Кесарь было то самое имя, которым христиане Азии называли чудовище; на монетах Азии была надпись — NERON KAESAR. Этого рода вычисления были обычны у евреев и составляли каббалистическую игру, которая называлась у них гематриа; не чуждались этой забавы и азиатские греки; во II веке на ней были помешаны все гностики.
Таким образом, император, которого изображала голова, смертельно раненная, но не убитая (автор сам это нам сообщает), есть Нерон, который по народной молве, весьма распространенной в Азии, был еще жив. Это вне всякого сомнения. Но что значит второй зверь, этот агент Нерона, имеющий все приемы благочестивого еврея и язык Сатаны, являющийся alter ego Нерона, работающий в его пользу, совершающий чудеса и даже заставляющий говорить статую Нерона, преследующий верных евреев, которые не желают носить значков принадлежности к его партии, делающий им жизнь невозможной и запрещающий им акты первой необходимости, куплю и продажу? Некоторые частности этого лица подошли бы к какому-нибудь еврейскому сановнику вроде Тиверия Александра, преданного римлянам, а для своих соотечественников являющегося отступником. Самый факт уплаты подати империи мог уже получить значение «поклонения Зверю», так как в глазах евреев всякая дань носила характер религиозного приношения и предполагала некоторого рода почитание владыки. Начертание или знак Зверя (Neron Kaesar), который следует носить на себе, чтобы пользоваться общим правом, может означать или удостоверение, выданное римской властью, без которого в некоторых местностях трудно было жить и которое представлялось экзальтированным евреям преступным присоединением к дому Сатаны; или это могла быть монета с изображением Нерона, монета, которая считалась восставшими евреями необыкновенно мерзкой, так как на ней находились богохульные изображения и надписи; как только евреи завладели Иерусалимом, они тотчас же заменили эту монету другой, правоверной. Сановник, преданный римлянам, о котором идет речь, поддерживая монету по образцу Нерона как имеющую при сделках принудительный курс, в глазах правоверных евреев совершал чудовищное преступление; монета по образцу Нерона должна была переполнять рынки, а те, кто в силу религиозных предубеждений отказывался к ней прикоснуться, очевидно, этим самым были поставлены вне закона.
Проконсулом Азии в эту эпоху был Фонтей Агриппа, серьезный администратор, но невозможно остановиться на нем, чтобы выйти из нашего затруднения. Некоторым из условий задачи мог бы удовлетворить какой-либо первосвященник Азии, ревнитель культа Рима и Августа, пользовавшийся для того, чтобы мучить евреев и христиан, полученными им полномочиями в области гражданского права. Но подобной личности не соответствуют черты, которые изображают второго зверя соблазнителем и чудотворцем. Эти черты внушают мысль о каком-нибудь лжепророке, чародее, а именно о Симоне Волхве, который подражал Христу и которого легенда изображает льстецом, паразитом и престижитатором при Нероне, или о Бальбилле Ефесском, или об Антихристе, о котором в неясных выражениях упоминает Павел во 2-м послании к Фессалоникийцам. Возможно, что личность, которую здесь имеет в виду автор Апокалипсиса, есть какой-нибудь обманщик в Ефесе, приверженец Нерона, быть может, какой-либо агент Лже-Нерона, или наконец и сам Лже-Нерон. Та же личность немного дальше называется «Лжепророком», в том смысле, что он проповедует ложного Бога, который и есть Нерон. Тут надо считаться с тем значением, какое имели в эту эпоху маги, халдеи, «математики», — вся эта язва, главным притоном которой был Ефес. Надо также припомнить, что одно время Нерон мечтал о «царстве Иерусалимском», что он весьма интересовался астрологией своей эпохи и что он был чуть ли не единственным императором, которому поклонялись при жизни его, а это было одним из признаков Антихриста. В частности, во время его путешествия по Греции, по Ахайи и по Азии это поклонение превзошло все, что может придумать фантазия. Наконец, не следует забывать, какое важное значение имело в Азии и на островах Архипелага движение, вызванное лже-Нероном. То обстоятельство, что второй зверь выходит из земли, а не из моря, подобно первому, показывает, что событие, о котором идет речь, имело место в Азии или в Иудее, а не в Риме. Но всего этого недостаточно, чтобы пролить свет на это видение, которое, без сомнения, в мыслях автора имело такую же определенную реальную подкладку, как и все другие, но которое, как относящееся к факту из жизни провинций, не отмеченному историками, и как имеющее значение лишь для личных впечатлений Пророка, остается для нас полнейшей загадкой.
Теперь среди мутных волн гнева показывается зеленеющий островок. В момент самых страшных битв последних дней окажется место отдохновения: это Церковь, маленькая семья Иисуса. Пророк видит отдыхающими на горе Сионе сто сорок четыре тысячи искупленных из всех живущих на земле, у которых имя Божие написано на челах. Агнец мирно покоится среди них. Над этим собранием раздаются аккорды небесных гусель; гусляры поют новую песнь, которой не может повторить за ними никто, кроме этих ста сорока четырех тысяч избранных. Целомудрие составляет признак этих счастливцев; все они не осквернились с женами, девственники; уста их никогда не произносили лжи, и они следуют за Агнцем, куда бы он ни пошел, как первенцы земли и ядро будущего мира.
После этой мимолетной экскурсии в убежище мира и невинности автор снова возвращается к своим страшным видениям. Три ангела быстро проносятся по небу. Первый летит посередине неба с вечным Евангелием в руках. Он благовествует новое учение всем живущим на земле и возвещает день Суда. Второй наперед прославляет разрушение Рима: «Пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы». Третий ангел запрещает поклоняться зверю и образу зверя, сотворенному лжепророком: «Кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми ангелами и пред Агнцем; и дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его. Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божии и веру в Иисуса». Чтобы успокоить сомнение, которое иногда мучило верных насчет участи их братьев, умиравших каждый день, голос с неба повелевает Пророку написать: «Отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе. Ей! говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними».
Образы великого Суда теснятся в пылком воображении Пророка. Светлое облако проносится по небу; на нем сидит подобный Сыну Человеческому (ангел, подобный Мессии), имеющий на голове золотой венец и в руке острый серп. Жатва на земле созрела. Сын Человеческий поверг серп свой на землю, и земля была пожата. Другой ангел приступает к сбору винограда; он бросает все в великое точило гнева Божия, и истоптаны ягоды в точиле за городом; кровь, вытекающая из точила, покрыла землю до высоты узд конских на пространстве тысячи шестисот стадий. После этих разнообразных эпизодов перед Пророком развертывается небесная церемония, аналогичная с двумя мистериями при снятии печатей и при звуках трубных. Семи ангелам поручено поразить землю семью последними язвами, которыми оканчивается ярость Божия. Но сперва он успокаивает нас насчет участи избранных: на обширном, как бы стеклянном море, смешанном с огнем, показываются победившие зверя, то есть те, кто отказался поклоняться его образу и принять начертание имени его; они держат в руках гусли Божии и поют песнь Моисея после перехода через Чермное море и песнь Агнца. Отворяется дверь храма скинии, и из него выходят семь ангелов в льняных одеждах и опоясанные по персям золотыми поясами. Одно из четырех животных дает им семь золотых чаш, наполненных до краев гневом Божиим. Храм наполняется при этом дымом от славы Божией и от силы Его, и никто не мог войти в храм, доколе не окончились семь язв семи ангелов.
