Леннарт Мери - Мост в белое безмолвие
И ОПЯТЬ ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ СНАЧАЛА
Вылезаю из самолета, взваливаю на спину рюкзак и поправляю планшетку, где все еще ждут своего великого часа поставленный на предохранитель компас, штормовые спички и остро наточенный нож. Уже совсем темно, и становится еще темнее, когда на посадочной полосе один за другим гаснут сигнальные огни. В воздухе чувствуется близость моря, соль предштормового моря, которую ветер высасывает из темноты. И никаких следов поселка. Переступая через спящих, прохожу полутемный зал ожидания и оказываюсь на шоссе. Шоссе! Это приятное открытие. Но где же Певек?
"Где же город?" На аэродроме Певека этот вопрос звучит так же глуповато, как и в Юлемисте. Пассажиры играют в карты и, к счастью, не обращают на меня никакого внимания. Мои попутчики исчезли быстро и незаметно, будто растворились в темноте, я остался один. Один, но зато на Чукотке. Так это началось. Чем кончится?
На столе шумит электрический чайник, на зеленом горошке в консервной банке тает кусок масла. Слава крошит туда еще и колбасу. Наше соревнование в приготовлении завтрака закончится, пожалуй, вничью. Это происходит уже на следующее утро. Мой адрес - улица Попова, 10, комната номер 19.
КАК РОЖДАЮТСЯ ГОРОДА НА БЕРЕГАХ СЕВЕРО
ВОСТОЧНОГО ПРОХОДА
Чтобы узнать, сколько камней на одном гектаре земли, не обязательно пересчитывать их все до одного, достаточно провести стометровую полосу и сосчитать только те камни, которые на ней лежат. Это довольно точный способ при условии, что полоса проведена совершенно непроизвольно. Итак, я протянул руку к полке, где хранится архив редакции, ткнул пальцем в стопки газет и попал на 1956 год.
18 янв. 1956 г. Связь налажена! Как красив поселок Красноармейский ночью, когда сияет в электрических ог-{192}нях, словно оазис на темном силуэте гор. Издалека слышится грохот бульдозеров, и неожиданно, преодолевая огромное расстояние, разносится: "Говорит Москва!" И ты чувствуешь, что этот затерявшийся в горах поселок живет одной жизнью с Родиной.
4 янв. 1956 г. Хотя на нужды красных яранг было отпущено 400 000 рублей, улучшения в культурно-массовой и воспитательной работе среди оленеводов не было достигнуто, слабо ведется работа и по ликвидации неграмотности и малограмотности среди местного населения.
В тот же день: некоторые колхозы и многие бригады успешно выполнили государственный план заготовок.
15 февр. 1956 г. В колхоз "Теркипхат" привезли первый дом. Трое суток чукчи жгли в горах костры, указывая тракторам путь. (Я хочу обратить особое внимание на это сообщение!)
5 февр. 1956 г. Заголовок на странице газеты: "Где купить соль?" Ее нет в деревне, нет и в Певеке. Неделю спустя, 12 февр. 1956 г.: в айонском магазине нет керосина, нет хлеба; работникам почтового узла, когда они хотели купить свечи, нагрубили. Завмаг Губанов открывает магазин всего на два часа, а товары у этого разгильдяя лежат под снегом.
13 апр. 1956 г. Командировочные, живущие в гостинице, вынуждены сами ходить на озеро и колоть лед, чтобы достать воды. И еще о гостинице 16 мая 1956 г.: командировочные спят по двое на кровати.
10 февр. 1956 г. Оленеводы колхоза "Теркипхат" съехались на годовое отчетно-выборное собрание. Им были показаны фильмы "Счастье Андруса", в главной роли Энн Адуссон, и "Тень и свет", в главной роли Симона Синьоре.
20 марта 1956 г. Привлечь нарушителей санитарных норм к уголовной ответственности. Взимать плату за санитарную очистку со всех жителей поровну, включая домашних хозяек и детей. Через месяц, 25 апреля 1956 года, это противозаконное постановление было отменено.
25 мая 1956 г. Устанавливается административная ответственность за галдеж, драки, непристойные хороводы, сквернословие, за настырное приставание к гражданам, за организацию азартных игр и гадание на картах.
Постановление поселкового Совета за номером 27, от {193} 22 июня 1956 года, пункт третий: запретить в поселке Певек останавливаться машинам перед домами, магазинами и учреждениями, за исключением погрузочно-разгрузочных работ. Пункт пятый того же постановления: определить скорость передвижения машин и мотоциклов в поселке Певек не более 15-ти километров в час.
Так рождаются на берегу Северного Ледовитого океана первые города.
ОТКРЫТИЕ ПЕВЕКА
Возвращаясь 8 марта 1821 года из первой поездки по льду вдоль берега моря, предпринятой на нартах с целью изучения местности, Врангель попал в живописнейший край. В этом месте ширина Чаунской губы достигала почти ста километров, примерно на такое же расстояние она простиралась на юг. Со скалистого восточного берега в западном направлении тянулся каменистый полуостров с крутыми отрогами горы Раутан. Врангель направился на оконечность полуострова. И был приятно удивлен, обнаружив там маленький заливчик с устьем на северо-запад, защищенным, однако, от штормов островом Раутан. Врангель определил координаты мыса - 69°43?50? северной широты, 170°47? восточной долготы - и присел отдохнуть. Он вспомнил Матюшкина, который сейчас невесть где, за какими горами и долами, вместе со странным англичанином улаживает дела на анюйской ярмарке. Врангель снова открыл дневник, зарисовал местоположение полуострова и дал мысу имя Матюшкина. Повернув голову влево, он еще раз оглядел укрытую от ветра бухту, на берегу которой через сто двадцать лет будет построен Певек.
14 августа 1936 года на пароходе "Свердловск" сюда прибыл первый Чаунский геологоразведочный отряд Всесоюзного института Арктики во главе с Н. И. Сафроновым, чтобы проверить наличие донной горной породы темно-коричневого цвета, которую обнаружил годом раньше академик С. В. Обручев. Эта горная порода оказалась касситеритом - основной рудой, содержащей олово, - крайне необходимым народному хозяйству сырьем, отсутствие которого ставило советскую промышленность в зависимость от мирового капиталистического рынка. Геолог М. И. Рехлин обнаружил необычайно богатые валкумейские залежи, что и решило судьбу этого района. {194}
КАК В СТУДЕНЧЕСКОМ ОБЩЕЖИТИИ В ТАРТУ
Стучусь в дверь, за которой, по моим расчетам, должен проживать Виктор Купецкий. На нем мягкие фланелевые брюки, блуза в красную клетку, на ногах комнатные тапочки. Он среднего роста, с зачесанными назад волосами, с веселыми глазами. Виктор вытирает полотенцем тарелку.
- Меня прислал к вам Володя.
- Какой Володя?
- С Диксона.
- Вы что, с Диксона?
- Нет, из Таллина.
- Шутите?!
- Не шучу.
- Присаживайтесь. Завтракали? Где вы остановились?
- Напротив, у Славы.
- Не знаю его.
- Я тоже. Он инженер с вашей радиостанции. Мы вместе прилетели.
- Что вас сюда загнало?
- В общем, хотел бы немного посмотреть здесь, а потом ехать дальше. Хочу попасть к Берингову проливу.
- В таком случае вы выбрали неправильный маршрут.
- Почему?
- Вам нужно было лететь в Анадырь, а оттуда уже добираться на каком-нибудь судне или случайным самолетом дальше. Певек ведь расположен в тупике.
- Там видно будет. Я надеюсь на Немчинова.
- Вы с ним знакомы?
- Пока нет.
- Он довольно суровый начальник. Суров, но справедлив, как поется в одной песне. Попытаться можно. А что вас еще интересует?
- Например, погода. Ведь это ваша профессия? Как люди переносят здесь зиму?
Он уступает мне стул, наполняет алюминиевый чайник водой, ставит его на электроплитку, заговорщически подмигивает мне и, как это делают во всех общежитиях, заталкивает плитку под кровать. Я сижу за четырёхугольным столом, покрытым белой клеенкой, она вся в зарубках и порезах от ножа. Стол, полка, крышка чемодана, {195} табуретка у стены и ночной шкафчик гнутся под грудами книг. Установить профессию или сферу интересов хозяина по ним невозможно, но они делают комнату уютнее и действуют подбадривающе.
- Ах, погода? - ухмыляется он мне в лицо, как будто мы с ним невесть какие старые знакомые, а к вечеру мы такими уже и стали.- Ах, погода? Ну, так запишите в свою тетрадь, что годовой перепад температуры в Певеке - 80 градусов, а в Эстонии - 70. В июне в Чаунском заливе 25 процентов ясных дней, и на Чудском озере столько же, в июле у нас 20 процентов, на Сааремаа - 30. Абсолютный минимум у нас минус 50, а у вас минус 35. В Вилсанди...
- Да вы знаете об Эстонии куда больше, чем эстонцы о Чукотке!
- А вам известно, что в Тагамыйза, на мысе Кийпсааре, есть поющие пески?
- Черт побери, этого не знает даже Юхан Пеэгель*!
Он роется в груде книг около кровати, вытаскивает какой-то журнал и бросает его на стол.
- Я работал в Эстонии в гидрографической экспедиции. Тут моя статья о поющих песках Кийпсаареского мыса. Хотите почитать?
- Конечно, хочу, почему же не хотеть? Разрешите, я заварю вам теперь кофе?
Попиваем кофе и жмуримся от удовольствия.
- Почти как в старом "Фейшнере", - говорит Виктор лукаво. Он коренной ленинградец, как и большинство людей, работающих на этом побережье.
БЫТ
Улица Попова расположена на краю поселка. Сам дом похож на барак посредине длинный коридор, хоть на тракторе по нему езди, двери в обоих концах открыты настежь днем и ночью, потому что сейчас в общем-то лето. Уборная находится в конце дома, рядом с умывалкой. Где-то среди старых построек я увидел будку, поднятую на высокие столбы, которую в силу своей извращенной фантазии принял за что-то вроде сторожевой башни хлебозавода. Но это была всего-навсего уборная. Певек расположен на скале в зоне вечной мерзлоты, и уборную здесь делают так: между высокими столбами кладут же-{196}лезную плиту шириной в два метра, снабженную петлями. Весной этот замерзший до состояния полной стерильности монумент трактором отволакивают в залив, где он во время таяния льдов вместе с плитой погружается на дно. Такое на первый взгляд примитивное решение вопроса на самом деле очень даже рационально, во всяком случае до тех пор, пока отсутствует теплоцентраль. Но постепенно морская вода все же загрязняется. На Дальнем Севере равновесие в природе зыбкое, как у одра умирающего, достаточно небольшого толчка, чтобы нарушить его непоправимо. Снег смягчает, а мороз упрощает многие проблемы благоустройства - не на деле, конечно, а в воображении обитателей. Если в наших краях зима с ее белоснежным покровом в круговороте природы явление довольно кратковременное, грань между двумя циклами жизни, то здесь столь же временным воспринимается короткое лето. Под снежным покровом поселки Дальнего Севера кажутся идеально чистыми: все, что падает на землю, через несколько дней покрывается белым снегом. В начале же лета всего, что падало, оказывается так много, что уборка становится немыслимым делом, таким же, как борьба с самим временем года. И вот в дверь санинспектора уже стучится спасительная зима.
