Карл Абжаген - Адмирал Канарис
Понятно, что при этих обстоятельствах Канарис мысленно перебрал все возможности, которые имелись для того, чтобы окончить войну до наступления полного разгрома Германии. При этом снова возникла мысль о покушении на Гитлера, как бы она ни была противна Канарису; наряду с этим Канарис опять занимался вопросом, как можно избежать дальнейшего расширения войны. Признаки того, что как у сателлитов, так и у вассалов Гитлера не было желания продолжить войну, вызывали у Канариса не тревогу, а удовлетворение.
Впрочем, ему не всегда удавалось сохранить серьезное выражение лица, когда высокопоставленные партийные чиновники или восторженные маленькие наци спрашивали у начальника разведки, окруженного ореолом всезнайства, как он оценивает ситуацию. В большинстве таких случаев он не мог открыто сообщить свое истинное мнение. Когда однажды обергруппенфюрер Лоренц отыскал его в его рабочем кабинете и спросил, что тот думает о военном положении, Канарис ответил, показав на карту мира, висящую на стене: «Положение видно на карте. Она сама обо всем рассказывает». Когда Лоренц в ответ хитро усмехнулся, словно спрашивая себя, не означает ли это замечание Канариса его пораженчество, Канарис успокоительным тоном добавил: «Но ведь у нас есть фюрер», — после чего непрошенный посетитель распрощался с довольно глупым лицом.
Еще сильнее высказал адмирал свою иронию в беседе с очень молодым, награжденным Рыцарским Крестом и Дубовыми листьями генералом военно-воздушных сил, который во время «британской кампании» осенью 1940 г. заносчиво сообщил, что англичане «упадут на колени» под ударами немецкой военной авиации не позднее, чем через четыре-шесть недель. «Нет, нет, — перебил его Канарис, — говорят, что фюрер дает им на это только четырнадцать дней, — и затем с чрезвычайно серьезным выражением лица: — Фюрер всегда прав». Летчик, который почувствовал смущение перед такой уверенностью старого коллеги в победе, поспешил согласиться и вскоре ушел. Когда дверь за ним закрылась, Канарис только ядовито пробормотал: «Скотина с дубовыми листьями».
Тринадцатая глава
Саботаж
О том, что Канарис в общем был невысокого мнения о диверсионной деятельности, мы уже говорили. Он был противником гитлеровской войны вообще, но если бы он и считал эту войну справедливой, то и тогда он не мог бы ожидать от диверсий ничего стоящего. Он не думал, что таким путем можно добиться крупных успехов, и был противником политики булавочных уколов. На процессе в Нюрнберге обвиняемый Фезенмайер во время допроса попытался представить Канариса в черном свете, когда речь шла об актах диверсий во время войны. Он заявил, что он, Фезенмайер, по поручению Риббентропа удерживал Канариса, имя которого так часто называли в связи с движением Сопротивления, от проведения диверсий в Ирландии и Соединенных Штатах. Фезенмайер пошел еще дальше и охарактеризовал Канариса как человека, который посылал агентов «в командировку на небо», из которой девяносто процентов не возвращалось; Фезенмайер добавил, что он с глубоким отвращением относится к методам, при которых, с одной стороны, посылают людей на смерть, а с другой стороны, представляют совсем другие взгляды.
Фезенмайер, который был любимцем Риббентропа[19], пытается очернить память мертвого Канариса; но его стремление так очевидно, что вряд ли стоит на нем останавливаться. Однако доказательства Фезенмайера следует рассмотреть, так как подобные обвинения легко пристают к человеку, даже если они малообоснованны. Это на фронте можно посылать солдат, подчиняющихся строгой дисциплине, сотнями, тысячами и, как показала трагедия под Сталинградом, даже сотнями тысяч против их воли «на небо»; но при самом простом размышлении можно прийти к выводу, что для опасных миссий, которые должны проводиться в тылу противника, вдали от какого бы то ни было контроля командующего, можно использовать только людей, которые идут на это добровольно — из корысти, жажды приключений или фанатизма.
Однако показания Фезенмайера также и по другим пунктам не соответствуют действительности; поэтому будет уместным рассмотреть более подробно оба затронутых им пункта, касающихся диверсионных актов в Ирландии и против Соединенных Штатов. В обоих случаях Фезенмайер играл определенную роль, правда, иную, чем он пытался внушить суду.
Самая большая трудность, с которой постоянно сталкивался Канарис, стремившийся ограничить до минимума диверсионную деятельность своей службы, заключалась в том, что в разведке не было недостатка в предприимчивых офицерах, которые рвались сделать на работе что-то такое, что бросалось бы в глаза. Не всегда было легко отклонить подобные побуждения, потому что именно среди более молодых офицеров, из числа которых набирались главным образом консультанты для отдельных подгрупп и которые большей частью не принадлежали к старому кадровому составу разведки, был целый ряд людей, преданных НСДАП. Если отказать им реализовать свои планы, то возникала опасность, что это дойдет до сведения гестапо, которое тогда, в свою очередь, постарается очернить в глазах Гитлера разведку, которая и без того была у гестапо как бельмо на глазу. По каким причинам Канарис не хотел этого, мы уже объясняли.
Так случилось, что весной 1940 г. одному консультанту из второго отдела абвера пришла в голову идея, что было бы неплохо втянуть в борьбу с Англией Ирландскую республиканскую армию (ИРА), которая и в мирное время давала о себе знать Англии, организуя частые покушения с применением бомб. С военной точки зрения особенно интересным казался главный пункт программы ИРА: насильственный захват Северной Ирландии. Здесь следует упомянуть, что ИРА не является армией тогдашнего свободного государства, теперешней Ирландской республики, а радикальной боевой организацией, которая часто усложняла жизнь не только англичанам, но и тогдашнему законному правительству де Валера в Ирландии. ИРА состояла из весьма неоднородных элементов, которые некоторым образом удерживались вместе благодаря их общей ненависти к англичанам. Одна ее часть симпатизировала немецким национал-социалистам, в то время как другая склонялась к левым радикалам. Отсюда становится ясно, что члены ИРА во время гражданской войны в Испании сражались в интернациональной бригаде против Франко. Некоторые из них попали в заключение и еще в 1940 г. сидели в Испании в тюрьме. Об этом вспомнил предприимчивый консультант и предложил походатайствовать перед Франко об освобождении ирландцев, чтобы затем использовать их против англичан. Канарис сначала представил это дело своему собственному течению, полагая, что оно само угаснет, натолкнувшись на испанское «завтра, завтра, не сегодня». Руководитель боевой группы немецкой разведки в Испании был уполномочен запросить по этому делу испанские ведомства. Вопреки ожиданиям, эти ведомства ответили очень быстро. Вероятно, немецкий запрос пришел очень кстати, поскольку они не знали, что им делать с ирландскими заключенными, и теперь были рады от них избавиться. Заключенные были переданы немецкой разведке и доставлены в оккупированную Францию. Тем временем по этому делу был направлен запрос в министерство иностранных дел. Консультантом там служил господин Фезенмайер. Между ним и руководителем второго отдела абвера состоялись переговоры, в ходе которых Фезенмайер проявил интерес к данному делу. Это дало Канарису возможность переложить свою ответственность за дело, в которое он не верил и которое ему было не слишком приятно, на министерство иностранных дел. Он заявил, что разведка окажет техническую помощь при подготовке и осуществлении транспортировки ирландцев в Ирландию, однако осуществление операции передает Фезенмайеру. По поводу транспортировки разведке пришлось обратиться к руководству военно-морского флота, которое, хотя и неохотно, согласилось предоставить для этой цели одну подводную лодку. Тем временем с помощью министерства иностранных дел удалось убедить руководителя ИРА, Шина Рассела, находившегося тогда в Соединенных Штатах, приехать через Геную (был конец апреля или начало мая 1940 г., Италия, следовательно, еще не вступила в войну) в Германию; также среди британских военнопленных, находившихся в Германии, было найдено еще несколько ирландцев, которые были готовы присоединиться к акции, возможно, в надежде попасть таким путем в Ирландию. Размещение и «обслуживание» Рассела в Берлине взял на себя Фезенмайер. Он сразу обрушил на щепетильного ирландца такую массу национал-социалистической пропаганды и настолько бестактным образом, что тот несколько раз жаловался на него офицерам абвера.
У Риббентропа состоялось совещание, на котором присутствовали Шин Рассел, Канарис, Лахоузен в качестве начальника второго отдела разведки и Фезенмайер, который в качестве референта представлял министерство иностранных дел; на совещании было решено, что Рассел с несколькими соотечественниками, в их числе был особенно рьяный боец Франк Риан, будут на подводной лодке доставлены к побережью Ирландии, затем ИРА получит с немецкой стороны подкрепление в виде поставки оружия и тем самым будет приведена в состояние готовности для действий против англичан. В середине лета 1940 г. Рассел и его спутники были доставлены в Вильгельмсхафен на борт подводной лодки, предназначенной для перевозок. Лодка ушла в море. Ровно через двадцать четыре часа от руководства подводной лодки пришла телеграмма, что Рассел, который в Берлине произвел впечатление преждевременно постаревшего, страдавшего болезнью сердца человека, вдруг скончался, по-видимому, от сердечного приступа. Командир просил сообщить, что он должен делать при таких обстоятельствах. Он получил приказ отменить высадку в Ирландию и высадить людей в Бордо. Операция закончилась, даже не начавшись.
