В Козлов - Обманутая, но торжествующая Клио
Таким образом, все сведения о связях Раменских с Карамзиным представляют собой плохо прикрытый вымысел. Раменские как бы всего-навсего "вставлены" в общий контекст карамзинской эпохи. Автор подлога, конечно же, имел представление о ней, но ему все же не хватило знаний конкретных подлинных источников для того, чтобы избежать неточностей и ошибок, что, в принципе, было не так уж и сложно сделать.
Аналогичные ошибки можно обнаружить в изобилии и в других сюжетах "Акта". Чтобы не утомлять внимание читателей, отметим несколько обстоятельств. Вопрос о подлинности и достоверности "Акта" волновал уже редколлегию "Нового мира". Публикации его первой части предшествовала врезка "От редакции". В ней утверждалось: "Авторитетная экспертиза дала заключение: перед нами подлинный документ… "Акт" представляет собой опись рукописей, хранившихся в семейном архиве Раменских… Но можно ли гарантировать их подлинность? Авторы "Акта" добросовестно переписали в документ то, что нашли в доме Раменских. По их утверждению, переписывали они с подлинников. Так ли это? Всегда ли с подлинников? Как это можно проверить, если то, что служило материалом для "Акта", до войны было передано в Ржевский краеведческий музей, а в сорок первом бесследно исчезло в огне войны? Остается один путь проверки подлинности копий, представленных в документе, — путь научного анализа. Но для этого документ должен стать известным общественности". Редколлегия попыталась обосновать и другой мотив публикации сомнительного документа. По ее мнению, рассказ об учительской династии Раменских "сейчас, накануне нового учебного года, когда в стране осуществляется школьная реформа — идет большая работа по улучшению воспитания подрастающего поколения, — документ этот будет прочитан с особым интересом"[356].
Однако послесловие к публикации Маковеева было призвано рассеять возникавшие сомнения, а также оправдать ряд ошибок "Акта", замеченных специалистами. Экземпляр "Акта", по сообщению Маковеева, представлял собой несчитанный и надлежащим образом не оформленный текст, авторы которого могли к тому же из благородных побуждений допустить исторические погрешности. К их числу Маковеев относит рассказ А.А.Вознесенской о встрече с А.И.Герценым зимой 1870/1871 гг., ряд других фактов. Зато Маковеев решительно отстаивает подлинность оригинальных текстов документов, приведенных в "Акте", в том числе и в случаях, когда там содержались противоречия с общеизвестными фактами. Так, например, касаясь письма Болотова 1798 г., где известный литератор, редактор "Библиотеки детского чтения", близкий друг Карамзина — А.А.Петров упомянут как живущий (в литературе его смерть датируется 1793 г.), он склонен это считать еще недостаточно установленным фактом[357]. И напрасно, поскольку существуют многочисленные независимые друг от друга источники, в том числе письма Карамзина, датирующие смерть Петрова именно 1793 г. В послесловии Маковеев приводит многочисленные факты о судьбах рода Раменских уже после 1938 г., основанные, по всей видимости, на его личном знакомстве с представителями рода. Сами по себе они очень впечатляющи, но мало что прибавляют к доказательствам подлинности "Акта".
Возвращаясь к предисловию редколлегии "Нового мира", заметим, что в нем была подчеркнута подлинность "Акта", т. е. его возникновение в 1938 г. как результат работы специальной комиссии и указание на то, что документ был подвергнут специальной экспертизе. И хотя возникали после такого сообщения естественные вопросы, например, кто проводил экспертизу, существует ли официальное заключение на этот счет, как документ попал в руки Маковеева, где он хранится и т. д., редколлегия выразила сомнение лишь в подлинности, а значит, и достоверности всех тех документов, которые в 30-е годы оказались в распоряжении комиссии. Вопрос о времени составления "Акта" (а в нашем случае ответ на него является ключевым и для доказательства его фальсифицированного характера, и для прояснения мотивов подлога) остался как бы не самым главным.
Не показался он главным и автору настоящих строк, который в своей книге о подлогах исторических источников в России XVIII — первой половины XIX в., поверив заключению "авторитетной экспертизы", выдвинул привлекательную гипотезу о том, что фальсификация возникла в период сталинских репрессий в кругу Раменских для обеспечения их личной безопасности от возможных репрессий[358]. Подчеркивание в "Акте" близости Раменских к деятелям отечественного освободительного движения радикального направления вполне укладывалось в сталинскую схему русского революционного процесса и должно было, как казалось автору книги, служить своеобразной "охранной грамотой" для Раменских.
Право на ошибку существует и у автора исторического сочинения. В данном случае такая ошибка могла произойти только в условиях начала перестройки, когда каждый запретный или малоизвестный факт из сталинской эпохи все чаще становился неким знаком нам, людям, питавшимся дотоле лишь тайными слухами об истории того времени, неким сигналом о жизни, чаяниях и надеждах живших тогда людей.
Сегодня медленное чтение "Акта" обнаружило, по меньшей мере, одну датирующую деталь, непроизвольно, как штамп, проскочившую через пишущую машинку автора фальсификации. Она связана с названием и началом раздела "Акта", посвященного декабристам. Раздел, озаглавленный "Раменские и движение декабристов", начинается фразой: "Имеющиеся документы свидетельствуют о прямых связях семьи Раменских с участниками декабристского движения". Характеристика явления, связанного с деятельностью радикального крыла русской общественной мысли начала XIX в., пиком развития которого стали события 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади, именно как длительного и разностороннего движения впервые была дана в советской историографии М.В.Нечкиной. В ее книге, вышедшей в 1955 г.[359], в ряде предшествующих работ и была обоснована концепция "декабристского движения". Это понятие было немыслимо для 30-х годов, когда широко еще употреблялись по отношению к декабристам исключительно такие понятия, как "бунт", "восстание", когда само "движение декабристов" трактовалось исключительно через призму событий на Сенатской площади. Автор фальсификации, таким образом, выдал себя, показав, что в момент фабрикации "Акта" он имел перед глазами книгу Нечкиной. Это могло быть, следовательно, в 1955 г. или после этого. Значит, "Акт" не был написан в 1938 г., значит, и весь рассказ о его злоключениях после 1938 г. — сплошная ложь.
В "Акте" есть и еще один датирующий признак, одновременно лишний раз подтверждающий его фальсифицированный характер. Среди многочисленных исторических сюжетов этого документа рассказ о Радищеве занимает особое место. В отличие от других ему посвящены два раздела — "Дружба с Радищевым" и "О рукописях Радищева". Но дело не только в этом. Число помещенных в этих разделах "радищевских текстов" можно сравнить только с числом "пушкинских". Наряду с указанием на "воспоминания" Раменских, на основе которых строится рассказ об их связях с Радищевым, в "Акте" приведены тексты дарственных надписей Радищева на книгах "Приятное препровождение времени" и "Месяцеслов" на 1793 г., выдержка из его письма А.Раменскому с советом обратиться к Екатерине II с просьбой помочь в обустройстве мологинской школы, полный текст предсмертного письма к тому же Раменскому, автографическая надпись Радищева 1785 г. на титульном листе загадочной книги под названием "История", представляющая цитату из "Телемахиды" Тридиаковского и др.
Рассказ о Радищеве лежит в русле общего повествования "Акта", показывая дружеские, доверительные связи с ним нескольких представителей рода Раменских. Уже Михаиле Раменский, участвуя в Полтавской битве, познакомился с денщиком Петра I, дедом Радищева, Афанасием. Георгий, младший сын другого представителя рода — Данилы, после смерти отца в 1763 г. воспитывался "в семье Радищевых-Аргамаковых", учился у "домашних учителей" вместе с Александром Радищевым, затем уехал в Саровский монастырь, "где жил отец Радищева Николай Афанасьевич Радищев". Здесь он руководил мастерской по переписке рукописей и школой сирот. "Другом моей юности" называл Александра Радищева первый из династии мологинских учителей Алексей Раменский.
"Акт" сообщает, что после ареста Радищева и ссылки его в Сибирь все бумаги Радищева и архив, находившийся в Петербурге у верных людей, были перевезены в Саровский монастырь "на хранение" к Георгию Раменскому. В числе этих материалов находились "список "Путешествия из Петербурга в Москву" с дополнениями и примечаниями", "рукопись о Сибири из четырнадцати глав, представляющих собой страстную обличительную книгу царского режима и доброжелательное отношение к работным людям Урала и Сибири", "рукопись "Размышления", в которой автор размышляет над судьбами России и ее народа".
