Александр Немировский - Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция
Эрехтей действительно призывал Борея на помощь, но тот не услышал мольбы, а может быть, не захотел помочь, поскольку брак был незаконным. Кто знает? Во всяком случае, от нового родственника не было никакой помощи, а враги эвбейцы заключили союз с фракийским царем Имморадом [169], и тот уже двигался на Аттику. Не зная, как справиться с противником, решил Эрехтей обратиться за советом к дельфийскому оракулу. Пифия ответила, что царь одолеет Имморада, если принесет в жертву одну из своих дочерей.
Пошатнулся любящий отец и, вернувшись в Афины, не стал никому говорить о предсказании оракула. Но каким-то образом об этом узнала младшая, Хтония. Явилась она к отцу и воскликнула:
– Я готова умереть, чтобы спасти Афины!
Замахал Эрехтей руками и, обняв дочь, сказал:
– Лучше нам всем погибнуть, чем отдать тебя подземным богам.
– Нет, отец, – возразила Хтония, – ты должен думать не обо мне, а о своем долге перед городом, власть над которым тебе вручила Афина.
Долго еще отговаривал Эрехтей Хтонию, но она была непреклонна, и царь, горько рыдая, уступил.
Похоронив дочь, Эрехтей смело выступил навстречу Иммораду. Того это немало удивило, ведь до сих пор афиняне отсиживались за высокими городскими стенами, не мешая ему грабить и убивать. Знал Имморад, что афинский царь вдвое старше его, и, будучи уверен в победе, предложил Эрехтею поединок, который решит, кому править Аттикой.
Эрехтей не колеблясь согласился, и схватка показала, что жертва Хтонии была не напрасна. Унося тело своего царя, враги отступили и многие годы не тревожили Аттику.
КреусаУ Эрехтея оставалась еще одна дочь – Креуса [170]. И ее судьбой он решил воспользоваться, чтобы укрепить положение Афин. Он обещал выдать девушку за того, кто разгромит враждебных афинянам эвбейцев. Этот подвиг совершил фессалиец Ксуф, сын Эллина и нимфы Орсеиды. Так Креуса стала супругой Ксуфа, сделавшегося наследником Эрехтея.
Прошло несколько лет, и старый Эрехтей внезапно исчез. Прошел слух, что его взял под землю и умертвил Посейдон. Царем стал Ксуф. Афиняне видели в нем чужака и терпели только потому, что надеялись на рождение у Креусы сына. Однако брак оставался бездетным, и граждане с тревогой думали о том, что вскоре древний род афинских царей угаснет.
Пытаясь узнать о причине бездетности брака царской четы, афиняне без конца приносили жертвы богам и вопрошали местных прорицателей. Боги давали невразумительные и бессодержательные ответы. Все настойчивее требовали граждане, чтобы сама царица обратилась в храм Аполлона и узнала о причине бесплодия. Но одно имя Аполлона вызывало у Креусы ужас.
Однажды во дворец явились жрицы и от имени народа настояли, чтобы Креуса немедленно отправилась в Дельфы, ибо Афинами не может всегда править чужеземец. Креуса вынуждена была подчиниться. Явившись в Дельфы, она купила у входа в священный участок жертвенного барана и смешалась с толпой просителей и просительниц. Вышел жрец и, приняв дары Аполлону, произвел среди пришедших жеребьевку.
Томительным было ожидание. Со страхом думала Креуса о том, как отнесется Аполлон к ее дерзкому вопросу. Ведь не кто иной, как Сребролукий, когда Креуса, будучи девушкой, собирала цветы под Долгими скалами, затащил ее в пещеру и силой сделал своей возлюбленной. Когда же через десять лун родился младенец, Креуса отнесла его в ту же пещеру под Долгими скалами и больше о нем ничего не слыхала. Не гневается ли Аполлон за то, что она погубила его сына? Не потому ли брак с Ксуфом бездетен, что Сребролукий не хочет ее простить?
Тем временем из храма с метелкой в руках вышел служитель, юноша небесной красоты. Креуса, почувствовав к нему симпатию, решила довериться незнакомцу.
– Не знаю, как начать, – молвила она, потупившись. – Я пришла по просьбе подруги. В юности ее тайно полюбил Аполлон, и она родила от него младенца. Опасаясь позора, девушка положила младенца в корзину и…
– Старая история! – перебил юноша. – Твоя подруга не первая и не последняя. Сколько раз согрешившие девы сваливали вину или оплошность на бога.
– Не знаю, как другие, – сурово возразила Креуса, – но моя подруга не лгунья! Я ей верю, как самой себе. Если тебя не затруднит, передай этот складень пифии.
– Я охотно помогу твоей подруге, если она сама боится гнева Аполлона.
Взяв складень, юноша исчез в храме, но пробыл там совсем недолго. По его бледному лицу Креуса сразу поняла, что случилось ужасное. Складень был выжжен, словно через него прошла молния.
В это же мгновение появился жрец, до того принявший у Креусы барана.
– Убирайся отсюда, нечестивица, вместе со своим бараном! – бросил он ей сурово. – Бог отверг твою жертву.
Просители и просительницы набросились на Креусу, но юноша защитил ее и вывел из святилища.
– Как твое имя? – спросила Креуса, прощаясь с ним. – Я хочу за тебя молиться.
– Молись Аполлону, ведь я его раб, – ответил юноша.
Возвратившись в Афины, Креуса со слезами на глазах
объяснила супругу, что ее жертва не принята.
– Что ж! – решил царь. – Придется мне отправиться в Дельфы самому. Народ ждет и требует.
Ксуф вернулся через несколько дней и не один. С ним был юноша, в котором Креуса сразу же признала своего спасителя.
– Ты – царица! – вырвалось из его уст. – Что же в Дельфах ты не назвала своего имени?
– Теперь я понимаю, почему твоя жертва не была принята! – воскликнул Ксуф. – Ты не назвала своего имени! Я же назвал себя и получил ответ…
– Какой? – вскрикнула Креуса.
– Благоприятный, – ответил Ксуф, замявшись. – В свое время он станет тебе известен. А пока мне надо готовиться к походу. Мой юный друг Ион останется с тобой. Позаботься о нем, как мать.
– Так у тебя есть имя, раб Аполлона, – удивилась Креуса. – Почему же и ты его не назвал?
– Ион – имя, которое мне дал твой супруг, – ответил юноша. – Это было в тот день, когда он меня впервые увидел в Дельфах.
Креуса задумалась. «Почему Ксуф не сообщил об ответе оракула? Зачем я должна заботиться об Ионе, как о сыне? Каким образом юноша согласился принять имя от человека, которого видел впервые?»
Странное появление в Афинах Иона удивило не одну Креусу. Через некоторое время в царский дворец пожаловал старый афинянин, друг покойного отца Креусы, и, оставшись с нею наедине, поделился своими подозрениями: юноша, которого Ксуф привел в Афины, его сын, рожденный от какой-то рабыни и отведенный в Дельфы до совершеннолетия.
Сопоставив рассказ старого афинянина с отказом Ксуфа сообщить ответ оракула, а также с его необыкновенной заботой об Ионе, Креуса приняла подозрения за истину. С горечью вспомнила царица о бедах своей семьи – о похищении Орифии, смерти матери, добровольном принесении себя в жертву Хтонией, о том, что и она вышла замуж не по любви. «Почему, – думала она, – жертвовать должны только мы, а чужаки будут этим пользоваться?»
Сиракузская декадрахма с изображением Аретузы
– Пусть этот юноша умрет! – проговорила она в ярости и передала старцу яд.
Через несколько дней в храме состоялся пир. Старец, пытавшийся отравить Иона, был пойман на месте преступления. Напуганный, он признался, что губительное зелье ему вручила Креуса.
Предупрежденная служанками, царица бежит в Дельфы и там припадает к алтарю Аполлона. Ион, догоняя ее, врывается в храм с намерением убить отравительницу. Но его останавливает пифия, решившая именно в это время открыть юноше тайну его рождения. Она передает Иону корзинку, в которой его принесли в Дельфы.
Креуса сразу узнает корзинку и безошибочно указывает, что в ней находилось. Теперь и она сама, и Ион, и все присутствующие понимают, что младенец, рожденный от Аполлона, не погиб, а воспитан в храме своего отца. Креуса и Ион бросаются друг другу в объятия. Выясняется также, какое предсказание было дано в Дельфах Ксуфу: он получил оракул, что первый, кто ему встретится при выходе из храма, – его сын. И дал он ему имя Ион, что по-гречески означает «идущий» [171].
Так Ион по воле Аполлона оказался в Афинах и после смерти приемного отца стал царствовать. Афиняне придавали этому мифу большое значение. Имя «ионийцы» получили те жители Афин и Пелопоннеса, которые переселились в Малую Азию и основали на ее побережье великие города Милет, Эфес, Колофон и другие. Возник особый ионийский диалект греческого языка. Время переселения предков ионийцев в Малую Азию недостаточно ясно. Оно могло происходить в то время, к которому греки относили жизнь Иона, то есть еще до Троянской войны или вскоре после нее. Во всяком, случае афиняне считали ионийцев своими родственниками, и, когда в 500 г. до н. э. Милет поднял восстание против персов, они послали ему на помощь свои корабли. Это послужило поводом для греко-персидских войн.
