Дмитрий Винтер - 1612. Все было не так!
Если бы это произошло, то все, ради чего русские люди (и Пожарский не из последних) проливали кровь, пошло бы насмарку. Максимилиан, правда, отговорился старостью и предложил вместо себя другого императорского брата, но не все ли равно?
На сей раз, однако, торжеству «третьеримского синдрома» помешало то, что, пока австрийские послы с согласием эрцгерцога занять русский трон добирались до Москвы, на царство уже избрали Михаила Романова, поэтому послов отпустили с таким ответом: «Мы никогда этого не слыхали, да и в мыслях у бояр и воевод и всяких чинов Московского государства не было, чтоб выбирать государя не греческой веры. Если Пожарский так говорил, то он поступал без совета всей земли, а может быть, ваш посланник и… сам это выдумал, чтобы выманить жалованье у своего государя»[716].
Есть, правда, точка зрения, что разговоры о призвании австрийского эрцгерцога на царство были нужны только для того, чтобы император оказал давление на Сигизмунда в видах прекращения последним враждебных действий против России…[717] Однако если это так, то расчет не оправдался. Англия и Нидерланды, например, выразили готовность посредничать в мирных переговорах между Россией и Швецией (как в 1611–1613 гг. – между Швецией и Данией). И английский посол Джон Меррик действовал во время выполнения посреднической миссии с похвальным хладнокровием и беспристрастием[718]. А вот в Австрии на предмет посредничества русские послы ничего не добились. Точнее, в ноябре 1615‑го – январе 1616 г. прошли русско-польские переговоры при посредничестве Австрии, однако они были прерваны именно потому, что австрийский посредник Э. Ганделиус явно поддерживал поляков[719]. Можно, конечно, понять такую позицию Венского двора: если для Англии в надвигавшемся европейском конфликте как Россия, так и Швеция были важными союзниками, то для Габсбургов Польша была потенциальным союзником, а Россия – противником; но стоило ли при этом выбирать Габсбурга в русские цари?
Но возникает вопрос: а что было бы, если бы послы приехали до избрания Михаила? Может, и стал бы Максимилиан царем… Как бы то ни было, Австрия признала Михаила царем лишь в 1618 г. (из европейских государств позже это сделала только Польша – в 1634 г., даже Швеция, с которой до февраля 1617 г. Россия была в состоянии войны, признала Михаила раньше) и не так часто, как протестантские страны, присылала послов в Москву[720]. Несколько голосов на Земском соборе было подано, между прочим, и за самого Дмитрия Пожарского[721].
Выбор России
Уже месяц заседал Земский собор, множество кандидатур, русских и иностранных, было рассмотрено, однако ни один из предлагаемых претендентов не устраивал большинство – по разным причинам. И тут, после месяца избирательных дебатов, кто-то назвал имя шестнадцатилетнего Михаила Романова – сына боярина Федора Никитича Романова, теперь Филарета. Дед Михаила, Никита Романович Захарьин-Кошкин, был родным братом первой жены Ивана Грозного и матери Федора Ивановича Анастасии Романовны, поэтому наш кандидат в цари приходился двоюродным племянником Федору Ивановичу. В те времена это имело громадное значение. К тому же перед 21 февраля 1613 г. сторонники Михаила пустили слух, что именно его отцу Федор Иванович, умирая, завещал царство[722]. И кто поручится сегодня, четыре века спустя, что это было не так и что Борис Годунов в очередной раз не уничтожил невыгодное ему царское завещание? Известно также, что патриарх Гермоген еще летом 1610 г. предлагал в цари именно Михаила Романова, хотя тогда эта идея поддержки в обществе не нашла[723].
В то же время, поскольку Борис Годунов, как уже говорилось, продолжал в значительной мере опричную политику и преследовал древние боярские роды, то имидж «безвинно пострадавшего» молодому будущему царю тоже был обеспечен. Достаточно сказать, что детей Романовых (включая Михаила, которому тогда было четыре года) вместе с другими родственниками в 1600 г. заключили в Белозерскую тюрьму. (Даже при Сталине таких маленьких «детей врагов народа» все же не репрессировали – А. Солженицын приводит единственное свидетельство о шестилетнем ребенке, отбывавшем наказание по 58-й статье). Потом, правда, его перевели в г. Клин «под домашний арест», но с тех пор Михаил всю оставшуюся жизнь страдал от рахита и цинги[724].
При этом явной враждебности к Романовым никто не высказывал. Более того, есть сведения, что именно Михаила Романова поддержали широкие массы казаков и вооруженных «посадских», то есть народ в самом прямом и широком смысле слова[725]. Есть известия, что казаки даже осаждали подворья других претендентов на трон – Дм. Пожарского и Дм. Трубецкого[726]. Есть сведения, что позиция казаков (веривших в то, что Федор Иванович в 1598 г. действительно передал царство Федору Никитичу Романову) застала бояр врасплох и что именно казаки принудили бояр целовать крест Михаилу[727].
Есть, правда, и другое мнение: казаки поддержали Романовых, так как последние были связаны с Тушино, так что кандидатуру Михаила они поддерживали наряду с «воренком», но когда последнего Собор отверг, остановились на Михаиле[728].
Кстати, не с тем ли связан двухнедельный перерыв в работе Земского собора, что в эти дни широкие народные массы оказывали давление на другие боярские роды, настаивая на поддержке ими Михаила Романова? Как бы то ни было, если данные о позиции казаков и посадских соответствуют действительности, то события февраля 1613 г. можно назвать первой на Евразийском пространстве «цветной революцией», когда выбор народа, который не все хотят признавать, поддерживается силой. Точнее, широкие народные массы, составляя 95 % населения (именно столько в России было «тяглых» – купцов, крестьян, ремесленников… – в общем, представителей «третьего сословия»), но, не имея в силу специфики избирательной системы большинства в Соборе, вынуждены были оказывать на последний «давление с улицы».
Кстати, о революциях и контрреволюциях. Когда еще в 1930-х гг. учебник истории под редакцией известного историка «раннесталинской» закваски И.И. Минца назвал Ополчение Минина и Пожарского «контрреволюционной армией», то Сталин наложил резолюцию: «Что же, значит, армия Ходкевича была революционной?» – благодаря чему тезис о «контрреволюционности» не прошел[729]. И тут с «вождем народов» можно согласиться, хотя, подозреваю, за мою интерпретацию событий 1612 г. он бы меня тоже по головке не погладил. Так вот, я считаю 1612 год великой русской антиопричной революцией, ознаменовавшей возвращение России на европейский путь развития.
Так что именно армии Минина и Пожарского были «революционными», хотя и вопреки, очевидно, их руководителям, особенно Пожарскому. А вот армия Ходкевича, которая могла быть «революционной», явись вовремя Владислав на царство и правь он при этом в интересах России, а не Польши и Габсбургов, теперь как раз и стала «контрреволюционной».
Как бы то ни было, через несколько дней, 21 февраля 1613 г., Земский собор единогласно избрал Михаила Федоровича Романова на царство.
Итак, избранники народа в течение некоторого времени были хозяевами страны и решали, кому ею править. Такие уроки не забываются, особенно если действительно Михаила Романова поддержали и сыграли в его избрании решающую роль широкие массы казаков и вооруженных «посадских». Французский писатель Морис Дрюон сказал о совсем других событиях и в совсем другой стране слова, которые как нельзя лучше подходят к России 1612–1613 гг.: «История внезапно сделала шаг вперед. Шли споры, и они свидетельствовали о том, что родились новые принципы. Народ не забывает таких прецедентов, как не забудет Парламент (в данном случае – Земский собор. – Д.В.) о той власти, какой он располагал в эти дни; нация не забывает, что однажды в лице Парламента она сама была хозяином своей судьбы»[730].
Более того, когда мать юного царя попыталась отказаться за сына принять корону, опасаясь, как бы Михаила не постигла судьба предшествующих царей, то ей ответили, что «Годунов сел на царство по своему хотению, Василия Шуйского выбрали на государство немногие люди, а Михаила избирают на царство всею землею». Таким образом, ее убедили взять отказ назад на том основании, что таков выбор «всей земли» и в случае отказа «Бог взыщет на семье Романовых конечное разорение государства»[731].
Но не только эти выборы способствовали росту самосознания нации. Разве не был народ – впервые минимум за полвека – субъектом собственной истории? Разве не народ возвел на престол Лжедмитрия I? Разве не народ способствовал сначала успеху, а потом, разочаровавшись в нем, – поражению Лжедмитрия II? Разве не народ точно так же сначала поддержал, а потом отверг Владислава?
