Павел Полян - Историмор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте

Историческая наука решительно не подтверждает такой уравнительной интерпретации, в свете многочисленных исследований немецких и российских историков представляющейся нечем иным, как сознательной фальсификацией и циничный подлог.

Ни в каком параграфе Женевской конвенции 1929 года пленившей стороне не предоставляется право сортировать военнопленных по национальному или функциональному признаку и те или иные отобранные категории, скажем, евреев и комиссаров, – практически на месте, без суда и следствия, «ликвидировать». А режим содержания! А рационы питания (точнее, голодания)! А система наказаний! – все это безоговорочно выводит советских военнопленных из-под действия направленного против них параграфа, но они все равно ничего не получат, потому что в этом заключалась недальновидная и некомпетентная, но в целом довольно отчетливая политическая воля всей российской переговорной команды.

Вот что значит не иметь никакого лобби! А с американской стороны никаких протестов по этому поводу не последовало: в Америке у русских военнопленных никакого лобби тоже нет, так что до их коллективного иска дело не дошло.

Единственным способом вернуться к содержательной постановке вопроса об исторически корректной интерпретации советских военнопленных и их правомочии на получение компенсации за принудительный труд оставался, как представлялось, суд.

В начале ноября 2002 года берлинский адвокат Стефан Ташьян, у которого накопилось несколько сот заявлений от бывших советских военнопленных, преимущественно из Армении, подал в Берлинский административный суд пробный иск от имени двух из них – 82-летнего Ишхана Мелконяна и 79-летнего Паргева Захаряна, проживающих в Армении. Ответчиками выступали Федеральное Министерство финансов и Фонд «Память, ответственность и будущее». Предметом иска являлась даже не сама компенсация, а подтверждение полномочия истцов на ее получение[240]. Адвокат не имел возможности подать иск ранее, поскольку получение необходимых для этого официальных отказов Российского фонда «Взаимопонимание и примирение» вместо декларированных двух-трех недель потребовало почти пяти месяцев, ушедших на согласование текста такого отказа с означенным берлинским Фондом, пикантным образом являвшимся, вместе с Министерством финансов ФРГ, ответчиком по иску С.Ташьяна.

Учитывая возраст истцов, сам иск был рассмотрен ускоренным порядком. 4 марта 2003 года суд огласил свое решение от 28 февраля: иск отклонен, военнопленные проиграли и эту битву. Аргументация судьи не затрагивала содержательную и ограничивалась лишь формальной стороной дела. Во-первых, сама подача иска признана неправомочной, поскольку, государственный надзор осуществляется в интересах не отдельных личностей, но всего общества. Во-вторых, у истцов нет так называемого субъективного права, поскольку между ними и Федеральным фондом «Память, ответственность и будущее» не существует правовых взаимоотношений. А главное – данная компенсация есть исполнение Германией ее морального и исторического долга, но никак не правового; поэтому нельзя обязать ее выплачивать что-либо помимо того, на что она добровольно согласилась.

Иными словами, Закон о фонде сконструирован таким образом, что против его официальных интерпретаторов ничего нельзя предпринять. Историческая же и правовая аргументация истца в судебном решении даже не упоминалась. Таким образом, вчистую проигнорировано само существо ташьяновской постановки вопроса: к бывшим советским военнопленным нельзя подходить с формальными мерками международного права, так как они – отнюдь не разновидность военнопленных, наподобие английских, французских и других, а особая категория жертв нацистских преследований.

Собственно говоря, с решением суда по иску С.Ташьяна Германия не только умыла руки и совесть, но и перепасовала мяч на российскую сторону. Принятое решение оставляет советских военнопленных в рамках международного права и юридически перенацеливает их возможные притязания и усилия в адрес собственного государства, которому Германия в свое время выплачивала репарации (бывшим военнопленным, как известно, не досталось ни копейки из репарационного пирога).

Кроме того, оставался в силе никем вроде не отмененный Указ Президента РФ Б.Н.Ельцина № 63 от 24 января 1995 года «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период», недвусмысленно предусматривающий поиск средств и выплату компенсации бывшим советским военнопленным. Этот указ надо бы просто-напросто выполнить, самое позднее в 2005 году, накануне 60-летия Дня Победы, выделив средства из Федерального бюджета на юбилейный год. Число претендентов, на радость казне, к этому времени еще более уменьшится. Для этого, правда, потребовалось бы заблаговременно выявить их по линии райвоенкоматов[241].

Судебный иск как юридический способ решения проблемы компенсации бывшим советским военнопленным являлся лишь частью усилий, предпринятых в том же направлении. Так, 27 ноября 2002 года адвокат С. Ташьян и пишущий эти строки направили канцлеру Германии Г. Шредеру и президенту России В. Путину открытое письмо, в котором, обращая внимание на ситуацию с правомочием бывших советских военнопленных и с неоплатной виной не только немецкого, но и российского государств перед этими людьми, выступили с политической инициативой – создать отдельный фонд для выплаты им компенсации, причем с совместным российско-немецким капиталом.

Письма от Путина ни одному из адресатов не поступало. А вот Шредер ответил, что страдания советских военнопленных в немецком плену федеральному правительству хорошо известны, но заметил, что компенсация за них входит в компетенцию правительств тех государств, которым Германия выплачивала репарации.

Шредер, похоже, не отдавал себе отчет в том, что предпринятая им попытка ввести Германию в XXI век с чистой (точнее, очищенной) исторической совестью именно тем самым и не удалась из-за того, что в демократической европейской стране – и исключительно по фискальным соображениям – цинично проигнорировали историческую правду о судьбе советских военнопленных в целом.

Но есть свои «перемены тяжелого» и внутри граждан «второго сорта». И бывшие советские военнопленные прошли свой и только свой трагический и унизительный путь: от стадии «жертв двух диктатур» – через стадию «заложников Холодной войны» – к стадии «жертв нескольких демократий»!

Надо сказать, что внесудебные прецеденты добровольных выплат военнопленным компенсации в той или иной форме уже имелись.

Один из немногих результатов, достигнутых С. Ташьяном в 2002 году, заключался в том, что бывшие военнопленные-евреи начали получать компенсации наравне с узниками гетто. Выплаты производились Claimes Conference после моей переписки и явочным порядком, без широкого афиширования этого жеста. Большая заслуга в этом была Абрама Вигдорова, одного из таких лиц, методично переписывавшегося с всеми структурами.

Кроме того, на «обороне» против бывших советских военнопленных не настаивали и некоторые муниципальные и иные негосударственные фонды, участвовавшие в выплате компенсации бывшим принудительным рабочим. Так, «своим» военнопленным заплатили Муниципальный компенсационный фонд Марбурга (2000 DM), Католический компенсационный фонд (5000 DM), Кельнское объединение «Эль-Де-Хаус» (500 евро). Еще в 1999 году по 600 DM «своим» военнопленным выплатили белорусский фонд «Взаимопонимание и примирение» (кстати, в январе 2001 года польский фонд «Польско-немецкое примирение» объявил о готовности выплатить 350 евро бывшим польским военнопленным-ефрейторам). Все это говорит о ширящемся общественном признании проблемы и несправедливости ее нынешнего «решения».

Третьим – сугубо общественным путем – явилась гражданская инициатива по сбору пожертвований в пользу военнопленных. Инициатива тут принадлежала госпоже Липпхардт – дочери коменданта одного из шталагов (стационарных лагерей для военнопленных) на территории нынешней Польши: разыскав двух бывших узников этого шталага, она выплачивает им ежемесячное пособие из своих собственных более чем скромных средств. К этой мысли ее привело то же, что Ташьяна к подаче иска, – возмущение политикой Германии в вопросах компенсации советским военнопленным. Отец рассказывал ей кое-что о «своем» шталаге, но она, в отличие от немецких переговорщиков и руководителей берлинского фонда, вняла голосу совести и исторической справедливости и не стала прятаться за фальшивые тезисы международного права, ее лично не обязывавшие ни к чему.