Юрий Мухин - Третья мировая над Сахалином, или кто сбил корейский лайнер?

Второй случай. Примерно 10 сентября 1983 года на по­бережье Хоккайдо, омываемом Охотским морем, неподале­ку от города Абашири, японской полицией было найдено удостоверение личности с текстом на греческом языке и фотографией молодого человека. Удостоверение принадле­жало греку по фамилии Ваянопулос. Этого имени нет сре­ди 240 имен пассажирского списка. Согласно информации, приведенной на странице 6 отчета ИКАО 1993 года, на бор­ту KAL 007 не было ни одного пассажира греческой нацио­нальности.

Третий случай. О другом странном факте, обнаружен­ном в октябре 1991 года, рассказало японское телевидение. Среди различных обломков, предположительно принадле­жащих KAL 007 и поднятых со дна моря советскими водо­лазами в 1983 году, был посадочный талон на борт самоле­та авиакомпании «ПанАм». Японский комментатор сказал, что талон, возможно, принадлежал пассажиру KAL 007, ко­торый собирался лететь из Сеула в Токио на борту рейса «ПанАм». Я смог получить видео и скопировать посадоч­ный талон. Имя пассажира нельзя было распознать. Но но­мер рейса «ПанАм», 801, был виден отчетливо. Это был пря­мой рейс, выполнявшийся по маршруту аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке — Токио. Как бы там ни было, нет причины, по которой пассажир KAL 007, летевший из Нью-Йорка в Сеул, не мог бы иметь посадочный талон «ПанАм» на рейс из Нью-Йорка в Токио. Но дело в том, что у вас не будет посадочного талона до тех пор, пока вы не сели в самолет и не летите рейсом «ПанАм».

Конечно, вполне возможно, что кто-то мог путешест­вовать на борту KAL 007, направляющегося в Сеул, имея в кармане старый посадочный талон «ПанАм», оставший­ся от предыдущего полета в Токио. В этом случае посадоч­ный талон не оказался бы на дне океана у берегов Сахали­на, потому что корейский авиалайнер разбился не там, а в четырехстах милях к югу. Но допустимо предположить, что этот человек мог лететь из США в Токио на «ПанАм» и за­тем пересесть на борт RC-135, ряд которых расквартирован в Японии и который разбился затем у берегов Сахалина. Из свидетельств, представленных советскими водолазами мы знаем, что, по крайней мере, один RC-135 действитель­но здесь разбился.

Четвертый случай имеет странный привкус, смесь чело­веческий драмы и секретного мира шпионов. История начи­нается в 1983 году на маленьком пограничном посту Пере­путье, к югу от Невельска. Командиром пограничного поста и политработником был лейтенант Белов. Репортер фран­цузского телевидения русского происхождения Миша Лобко находился на Сахалине в 1993 году, где он расспрашивал лейтенанта Белова. Лейтенант Белов вспоминал:

«Приказы были прямолинейными: «Уничтожь все и под­тверди рапортом. Никогда не рассказывай об этом». Они прибыли в большом десятитонном грузовике ЗИЛ-131. Они спросили: «Где эта яма?» Я показал им. Они разгрузили гру­зовик в яму с помощью моих солдат. Они прикатили бочку и все залили бензином. Затем они все это подожгли. Огонь горел два часа. Когда все было сожжено, мы бульдозером раз­ровняли то, что осталось. Затем мы забросали все землей.

Я позвонил по телефону своим вышестоящим начальникам в Невельск и доложил. Я уверен, что имена и звания началь­ников были вымышленными, но, тем не менее, я сказал «Все уничтожено». Вот и все».

Я встретил Мишу Лобко в Париже в феврале 1994 года, и он рассказал мне еще кое-что. В ноябре 1992 года яма у Перепутья была снова «найдена» и вскрыта. Прибыла пра­вительственная комиссия под председательством Степано­ва и приказала, чтобы были взяты все металлические об­ломки с идентификационными номерами. Затем яма была закрыта. Она была вскрыта вновь в январе 1993 года и все оставшиеся обломки были вынуты и сложены в ангаре в Холмске, где КГБ рассортировал их и отправило в Москву. В марте этого же года, остальное было снова похоронено в воронке у Перепутья. В июне 1993 года яма была раскопана в третий раз, как раз в то время, когда там был Миша Лоб­ко. На этот раз все обломки были взяты из нее и посланы в тот же самый ангар в Холмске, что и прежде. Миша Лоб­ка снял обломки видеокамерой, прежде чем КГБ рассорти­ровал их и отправил в Москву.

Благодаря своему русскому происхождению Миша Лоб­ко был воспитан в русской языковой среде и в традициях русской культуры. Некоторые российские чиновники, с ко­торыми он подружился, показали ему фото маленькой де­вочки в возрасте десяти или двенадцати лет, предположительно из Азии. Они согласились передать ему эту фотогра­фию в обмен на большую плату. Оригинал этой фотографии был найден в бумажнике, который находился в яме у Пе­репутья. Из-за того, что кожаный бумажник был толстым и хорошо закрывался, он чудесным образом избежал унич­тожения огнем. Бумажник был послан в Москву вместе с другими предметами, включая несколько паспортов. Мише Лобко не разрешили снимать паспорта. Позднее в том же году, 1 сентября 1993 года, во время церемонии в память погибших несколько предметов из ямы у Перепутья были переданы семьям жертв, но фотография маленькой девоч­ки и паспорта в их число не вошли. «Почему?» — удивлял­ся впоследствии Миша Лобко.

Из-за того, что эта фотография задевает человеческие чувства, японская телестанция TBS, на которую Миша Лоб­ко в то время работал, показала ее в эфире в вечерней про­грамме новостей. В тот же вечер кто-то позвонил на теле­станцию в Сеуле и назвал имя девочки и ее отца. Эта девоч­ка работала теперь секретаршей в Сеуле. Ее отец, военный, исчез в 1983 году. Когда на TBS услышали о таком поворо­те событий, они немедленно попытались узнать больше, но далее им не удалось продвинуться. Им мешали на каждом шагу. Ходили слухи, что отец этой маленькой девочки не находился на борту KAL 007. Он был офицером южноко­рейской армии и работал на корейскую разведку, KCIA. Он исчез в то же самое время, что и корейский авиалайнер, и больше о нем никто никогда не слышал.

Я захотел проверить эти слухи и попросил помочь мне доктора Сугвона Канга, профессора политических наук в Хартвикском колледже в США и друга Джона Кеппела. Про­фессор Канг работал в течение многих лет над случаем KAL 007 и в настоящее время пишет книгу об этом предмете. Мы обменялись находками. У профессора Канга были хорошие связи с южнокорейской прессой и особенна с сеульской газетой «Йонг Анг дейли ньюс». Я связался с этой газетой, 30 октября 1992 года опубликовавшей одну из моих статей о поддельных черных ящиках, которые президент Ельцин пе­редал правительству Южной Кореи. Тем не менее мы с про­фессором Кангом не смогли получить никакой новой ин­формации о маленькой девочке и ее отце. Это странно, по­тому что имя девочки было известно, по крайней мере, той станции, которая приняла первый звонок. Если бы ее отец был простым пассажиром на борту KAL 007, нет никакой необходимости хранить это в секрете.

По словам Миши Лобко, те люди, с которыми он го­ворил на Сахалине, полагали, что история о яме у Пере­путья, вырытой, чтобы закопать обломки KAL 007, явля­лась вымышленной. Первоначально, говорили они, здесь разбился самолет. Это был, как они сказали, RC-135. Если все это правда, возможно, что отец маленькой девочки на­ходился на борту в качестве переводчика. Самолеты элек­тронной разведки часто имеют языковых специалистов в составе экипажа из 25—30 человек, хотя обычно это гра­ждане США.

В списке погибших остаются изъяны. Но некоторые вещи ясны. Если бы KAL 007 не отклонился от назначен­ного ему курса и если бы американский военный самолет не пролетел над Камчаткой и Сахалином, те, кто погиб той ночью, были бы, по всей вероятности, живы. Сколько бы не было людей на борту KAL 007 и на других самолетах, которые я упоминал и которые могли находиться в возду­хе, ясно одно: они все умерли в результате плохо сплани­рованной и проведенной разведывательной операции, кото­рую, прежде всего, вообще не следовало бы проводить. Эта операция лишила многих людей их близких. И поскольку все они мертвы, операция сокрытия истины лишила род­ственников их тел и правды о том, как они умерли. Кто бы они ни были и как бы они ни умерли, нас всех ранит каж­дая ненужная смерть.

Но я забегаю вперед. Давайте вернемся к рейсу KAL 007 через Аляску и Берингово море.

Глава 14. ПОЛЕТ

31 августа 1983 года в аэропорту Анкориджа находились два пассажирских самолета авиакомпании «Корейские авиа­линии» KAL 015 из Лос-Анджелеса и KAL 007 из Нью-Йор­ка. Анкоридж был лишь местом промежуточной посадки для дозаправки этих рейсов. Самолеты должны были при­нять на борт топливо и сменить экипажи. KAL 015, прибыв на двадцать минут раньше KAL 007, должен был бы выле­тать, как обычно, первым. Той ночью KAL 007 первым под­нялся в воздух. Была ли какая-то существенная причина для изменения этого обычного порядка?

KAL 007 взлетел с полосы 32 в Анкоридже в 13.00 GMT. В 13.01.12 контрольная вышка объявила о «радарном кон­такте». В 13.05.23 KAL 007 поднялся на высоту 5000 футов, в 13.28.01 он был на высоте 30 000 футов, и в 13.29.28 дос­тиг своей крейсерской высоты в 31 000 футов. Рейс KAL 015 поднялся в воздух через четырнадцать минут после KAL 007. Первоначально ему была назначена высота 31 000 футов, та же самая что и KAL 007, это означает, похоже, что оба са­молета официально несли один и тот же вес и могли бы со­хранять одну и ту же скорость.