Виктор Суворов (Резун) - РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ
Отвечаю: устраивайте, если вам настоящего бронебойного салюта мало, доставайте пукалки припрятанные, чем бы дитя не тешилось. Меня в роте не будет, и старшину сейчас отошлю в гарнизон. Его тоже не будет.
3
В лесу в стороне от солдатского лагеря — старый дом, построенный когда-то весьма состоятельным гражданином Румынии. Потом товарищ Сталин отжал — простите, освободил — эти земли, которые никогда ранее Российской империи не принадлежали. Дом этот оказался в черте полигона. Был он большим, светлым, уютным. В самой просторной комнате — камин из гранитных глыб. В том доме жили офицеры, когда их подразделения выходили на полигон. Получалось, что в лагерях у офицеров жилищные условия были лучше, чем в гарнизоне. Тут и веселее было. Вечерами не расползались товарищи офицеры по своим семьям, а все, у кого не было ночных занятий, собирались вместе. Тут анекдотец свежий можно было услышать, в картишки переброситься, рюмашку пропустить одну-другую.
Два раза в году тот дом пустел. Без всяких напоминаний вышестоящих командиров офицеры день и ночь напролет находились возле своих подчиненных, дабы пресечь на корню любые попытки праздновать день Приказа недозволенными способами.
А я решил: да горит такая служба ясным пламенем. Я своим сержантам не надзиратель, да и вышли дембеля из подчинения не только моего, а всего командного состава до самого министра обороны включительно. Ведь именно в том и заключается смысл Приказа.
Иду лесной дорогой от лагеря к офицерскому дому. Навстречу ГАЗ-69. Тормознул водитель, остановил машину. Из нее, словно два леопарда из клетки, выходят два подполковника, два моих прямых начальника — командир полка подполковник Бажерин и командир батальона подполковник Протасов.
Командир полка из Африки недавно вернулся, свое там отвоевал, здесь полк получил: справишься — полковником будешь. Ему очень хотелось справиться, потому он свирепствовал. Но свирепствовал тихо, без крика и мата. Вежливо свирепствовал:
— И куда это мы, товарищ гвардии лейтенант, направляемся?
— Отдыхать, товарищ гвардии подполковник.
Варианты ответов у каждого офицерика на такой случай всегда готовы: разомнусь, подышу воздухом, через полчаса в роту вернусь; на завтрашние занятия конспекты напишу, через час буду в роте. Еще много всего выдумать можно. Но я сказал подполковнику, что день был тяжелым, вся неделя — не легче, решил отоспаться.
Ответ мой был наглым. Я это понимал. Он тоже. Тут бы ему меня и обматерить, но у него был еще один вопрос:
— Кто после отбоя стрельбы и съема оцепления из танковых пушек стрелял?
— Моя рота стреляла. Задержались немного. Но отбоя еще не было и оцепление не снимали.
— Странно: долгий-долгий перерыв, потом вдруг три выстрела почти разом.
— Так получилось.
— Ладно, разберемся. Отдыхайте, товарищ гвардии лейтенант. Завтра мы ваш отдых обсудим.
Командир батальона из-за плеча командира полка меня взглядом испепеляет. А командир полка вежлив. Но лучше бы матом крыл. Нам так привычнее.
4
Ночь мне выпала — не позавидуешь. Наверное, я спал. Но так спал, что, просыпаясь через каждые полчаса, не мог с уверенностью утверждать, был ли то сон или только забылся я на мгновение. А в лагере — фейерверк. Гляну в окошко часа в три ночи, все равно в той стороне ракеты в небо летят.
Наутро голова раскалывалась. И настроение — хуже некуда: сейчас меня два леопарда терзать будут.
Другие ротные только к рассвету вернулись. Все злые. Все не выспавшиеся. И все ко мне с вопросом: слушай, а почему в твоей роте салюта не было? Я и сам удивляюсь, сам не верю: неужто и вправду не веселились?
К вечеру вызвали меня к командиру полка.
Он на меня как-то странно посмотрел:
— Вчера вы, товарищ гвардии лейтенант, были уверены, что ваши дембеля не будут куролесить?
— Нет, товарищ гвардии подполковник, уверенности не было. Просто считал, если буду их контролировать, они устроят салют, а если уйду, положившись на их совесть, тогда салюта не будет.
— А запоздалая стрельба из танковых пушек с этим как-то связана?
— Прямо связана.
— Я так и понял. Будем считать, что вам удалось воспитать у воинов коммунистическую сознательность.
На следующем собрании офицеров командир полка по своему обыкновению вежливо свирепствовал. С легкой издевкой он вопрошал командиров рот и батарей о том, как же те намерены дальше служить, если не способны укротить собственных подчиненных. А в заключение поставил меня в пример: вот как надо командовать подразделением, вот как надо воспитывать подчиненных. Командир полка не стал раскрывать моего секрета. И правильно делал: пусть каждый сам путь к успеху ищет. Да и незачем такой метод раскрывать, иначе в следующий раз все начнут из пушек палить, дембелей провожая. Но начальник штаба полка не удержался и полюбопытствовал: ну так как же удалось дембелей обуздать? Нужно было что-то отвечать. И я ответил:
— Метод у меня, товарищ гвардии подполковник, простой: я отдаю приказ, а они его выполняют.
Дружный хохот был мне ответом. Именно в тот момент я понял, что вписался, наконец, в коллектив, и офицеры полка приняли меня в свой круг. Прошло совсем немного времени, и командир полка гвардии подполковник Бажерин наградил меня почетной грамотой «за умелое коммунистическое воспитание воинов и высокое пропагандистское мастерство».
С того дня служба моя как-то легче пошла.
Четыре десятка лет спустя мне пишут мои сержанты.
А я им отвечаю.
Закат
1
20 апреля 1978 года в 21 час 19 минут южнокорейский пассажирский Боинг-707-321, отклонившись от международной трассы на 1700 километров, со стороны Баренцева моря вторгся в воздушное пространство Советского Союза. На перехват была поднята пара Су-15ТМ 431-го истребительного авиационного полка 21-го корпуса 10-й отдельной Краснознаменной армии ПВО. Вслед за первой парой было поднята вторая.
Советский летчик капитан Александр Босов перед самым носом нарушителя пересек его курс, просигналил ему бортовыми огнями, плавно повернул на параллельный курс, приказав нарушителю следовать за перехватчиком. В ответ самолет-нарушитель резко изменил курс, пытаясь уйти в сторону Финляндии. Командующий 10-й отдельной армии ПВО генерал-лейтенант В. С. Дмитриев отдал приказ нарушителя уничтожить.
В 21 час 41 минуту капитан Босов произвел пуск ракеты, взрывом которой у южнокорейского лайнера был оторван кусок левого крыла длиной около четырех метров. Осколками взрыва рассекло обшивку по левому борту, произошла мгновенная разгерметизация фюзеляжа. Понимая, что на высоте 9 тысяч метров это означает верную смерть для пассажиров, южнокорейский летчик начал резкое снижение.
В это время на экранах наземных станций наведения появилась еще одна странная цель, которая могла быть чем угодно, в том числе и вражеской крылатой ракетой. По этой цели удар ракетой нанес Су-15, пилотируемый старшим лейтенантом Сергеем Слободчиковым. Как потом выяснилось, это был тот самый оторванный обломок крыла.
Подбитый лайнер, снизившись до высоты в километр, ходил кругами, выбирая место для посадки. Рядом кружили перехватчики в готовности добить нарушителя в случае, если он попытается уйти за границу. Но он таких попыток больше не делал. Убедившись в этом, пилот третьего Су-15 капитан А. Керефов занял положение чуть впереди и чуть выше искалеченного лайнера и включил посадочные огни. На этот раз корейский летчик понял сигнал и последовал за перехватчиком. Советский капитан довел южнокорейский лайнер до озера Корпиярви. Самолет-нарушитель совершил аварийную посадку на лед.
Южнокорейскому лайнеру невероятно везло.
Первое везение: ему не удалось увернуться от перехватчиков. Если бы увернулся, тогда в дело включились бы зенитные ракетные комплексы С-125 и С-200, и никакие маневры не помогли бы.
Второе везение: пущенная с советского перехватчика ракета наводилась на тепловое излучение двигателя. Попади она в двигатель, исход был бы совсем иным. Но ракета всего лишь оторвала кусок крыла.
Третье везение: если бы кусок оторванного крыла оказался чуть больше, лайнер сорвался бы в штопор.
Четвертое везение: если бы кругом было зеленое море тайги, то сесть нарушителю было некуда. Но поблизости оказалось озеро.
Пятое везение: если бы все случилось неделей позже, то лед на озере проломился под тяжестью такой туши. В момент касания у самолета была огромная скорость, и глыбы разбитого льда расшибли бы самолет в куски.
Но южнокорейский самолет-нарушитель благополучно произвел посадку.
На борту находились 12 членов экипажа и 97 пассажиров. Два пассажира погибли, 13 получили ранения. Экипаж и пассажиры были эвакуированы; командир корабля и штурман были арестованы, допрошены, признали вину, после чего их выдворили за пределы Советского Союза.
