Петр Мультатули - «Господь да благословит решение мое...»
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что к началу 1917 года против Николая II сложился и окончательно оформился заговор масонско-буржуазно-либеральной оппозиции. «Главной скрипкой» в этом заговоре был Гучков. Само существование заговора особенно не скрывалось его организаторами, что придавало заговору некоторую несерьезность, опереточность.
Вполне возможно, что эта несерьезность также ввела Царя в заблуждение. Гучков много говорил о заговоре, но не говорил, что делается для его осуществления. Милюков писал: «Мы знаем, что в планах Гучкова зрела идея дворцового переворота, но, что, собственно говоря, он сделал для осуществления этой идеи, не было известно»[419].
Милюков хорошо знал, что грядет государственный переворот. Поистине зловеще звучат строки его воспоминаний о визите Николая II в Государственную Думу в конце 1916 года: «Отойдя несколько шагов от нашей группы, Николай вдруг остановился, обернулся, и я почувствовал на себе его пристальный взгляд. Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя… улыбнулся и опустил глаза. Помню, в эту минуту я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Все произошло так быстро, что никто этого эпизода не заметил. Царь обернулся и вышел»[420].
Профессор А. Ф. Смирнов пишет: «В тревожной военной обстановке Прогрессивный блок и стоящие за ним силы были полны решимости перехватить в свои руки управление страной, потеснив или убрав Императора. Они интересовались не реформами, а властью»[421].
Таким образом, к концу 1916 года против Николая II был организован заговор, инициатором которого были «Прогрессивный блок» и верхи буржуазии, поддерживаемые Антантой. В. И. Ленин, который хорошо разбирался в политических заговорах и переворотах, писал: «Если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского империализма с октябристско-кадетским капиталом России явился фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова. […] Если революция победила так скоро и так — по внешности, на первый поверхностный взгляд — радикально, то лишь потому, что в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации слились вместе, и замечательно „дружно“ слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления. Именно: заговор англо-французских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К° к захвату власти в интересах продолжения империалистической войны […]. Англо-французский империалистический капитал, в интересах продолжения и усиления этой бойни, ковал новые дворцовые интриги, устраивал заговор с гвардейскими офицерами, подстрекал и обнадеживал Гучковых с Милюковыми, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть» […][422].
Но никакой заговор был бы невозможен, если бы армия оставалась верна Царю и присяге. Поэтому оттого, с кем она будет, зависел исход готовящегося государственного переворота.
Глава 2
Роль русского генералитета в заговоре против Николая II
Февральскую революцию иногда называют «революцией генерал-адъютантов», намекая на решающую роль, которую сыграл генералитет в государственном перевороте зимы 1917 года. Между тем, генерал-адъютанты были людьми, наиболее приближенными к особе Императора и потому наиболее уважаемыми в русской армии. «Генерал-адъютант! — писал Ф. Винберг. — Со времени учреждения этого звания, оно считалось особливо почетным, особливо дорогим отличием: Царь награждал им тех своих генералов, которым особливо доверял, которых принимал в свою близость. Звание это, вместе с почетом, налагало и большую ответственность, и большие нравственные обязательства на тех, кто имел счастье носить на своих погонах генерал-адъютантские вензеля»[423].
Но именно высшее офицерство, опора русской монархии, сыграло ведущую роль в ее гибели.
Роль Императорской Ставки в случившихся событиях 1917 года чрезвычайно важна, так как от позиции русского генералитета зависело очень многое, если не все. Как верно писал А. Я. Аврех: «Значение ставки определялось уже самими масштабами войны, поставившей под ружье миллионы людей и потребовавшей крайнего напряжения всех материальных и духовных сил страны […] Ставка была фактически вторым правительством не только на театре военных действий, но и в столице»[424]. При этом, ведущие сотрудники Ставки были хорошо осведомлены о готовящемся перевороте. «Касаясь заговорщицкой деятельности Гучкова и его „кружка офицеров“, то о них хорошо знала Ставка, но мер для пресечения Гучкова не принимала», — писал полковник В. М. Пронин[425].
Разразившиеся в феврале 1917 года события в Петрограде не были неожиданностью для верхушки генералитета, как и не были они неожиданностью для министерства внутренних дел и Охранного отделения полиции. Адмирал Бубнов писал: «Верховное командование, несомненно, знало о нарастании революционного настроения в столице. Об этом его постоянно осведомляли тревожные донесения охранного отделения, в которых прямо говорилось, что близится революция. То, что генерал Алексеев не предусмотрел столь очевидной опасности, как революция, которая угрожала его оперативному замыслу, и не принял против этого соответствующих мер, значительно умаляет его полководческие способности и лежит на его ответственности»[426].
Генерал Алексеев и ряд генералов Ставки были активно вовлечены в политические интриги в начале 1916 года, когда началась их обработка со стороны либерально-общественных кругов. Но связи думской оппозиции и генералитета существовали с давнего времени. «Связь Думы с офицерством, пишет генерал Деникин, — существовала давно. Работа комиссии государственной обороны в период воссоздания флота и реорганизации армии после японской войны протекала при деятельном негласном участии офицерской молодежи. А. И. Гучков образовал кружок, в состав которого вошли Савич, Крупенский, граф Бобринский и представители офицерства, во главе с генералом Гурко. По-видимому, к кружку примыкал и генерал Поливанов, сыгравший впоследствии такую крупную роль в развале армии»[427].
Один из самых главных и активных врагов Императора Николая II, А. И. Гучков, хорошо понимал всю необходимость установления контроля над армейской верхушкой для успеха государственного переворота.
Гучков открыто заявил об этом еще до войны, во время своего пребывания во Франции: «В 1905 году, — заявил он, — революция не удалась потому, что войско было за Государя… В случае наступления новой революции необходимо, чтобы войско было на нашей стороне; поэтому я исключительно занимаюсь военными вопросами и военными делами, желая, чтобы, в случае нужды, войско поддерживало более нас, чем Царский Дом»[428].
Слова Гучкова не были пустым звуком. Являясь председателем военно-промышленного комитета, он вошел в тесную связь со многими генералами и находился в хороших отношениях с великим князем Николаем Николаевичем. Это влияние Гучкова на представителей армейской верхушки усилилось с началом войны.
Можно с уверенностью сказать, что к моменту создания «Прогрессивного блока» у его представителей имелись совершенно определенные планы на заговор против Царя, с целью ограничения его власти. В этом, кстати, и была истинная подоплека дела Мясоедова. Он являлся лишь пешкой, орудием в игре Гучкова, который тем самым бил по министру Сухомлинову, а с еще более дальним прицелом — по Императору. Ведь если рядом с министром был предатель, которому министр благоволил, значит предателем являлся и сам министр, а министр-предатель не может находиться в правительстве Его Величества.
С началом же Мировой войны и неудачами на фронте общение думцев и генералов все возрастало. Гучков и другие пытались склонить на свою сторону генералитет. «Незадолго до Февральской революции, — писал Н. В. Некрасов в своих показаниях НКВД СССР, — начались и росли связи с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А. И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), и с нею завязалась организационная связь»[429].
Фактически это было продолжением несостоявшегося «тихого» переворота, который был предотвращен Царем в конце августа 1915 года, когда он принял верховное командование. Как писал Г. М. Катков: «Гучков и его заместитель Коновалов обрабатывали Алексеева в Ставке, а Терещенко, глава киевского военнопромышленного комитета, прилагал все усилия к тому, чтобы повлиять в том же духе на Брусилова, главнокомандующего Юго-Западным фронтом»[430]. В январе 1916 года, по приглашению Алексеева, Ставку посещают князь Г. Е. Львов и московский городской голова М. В. Челноков — известные своей оппозиционностью Николаю II. При этом Львов из вагона не выходил, а к нему ходил Алексеев, который имел с ним «с глазу на глаз беседу в течении около часа»[431]. Имеется ряд мнений, что с этого времени начинается участие Алексеева в готовящемся заговоре по свержению Николая II. С. П. Мелыунов писал: «К осени 1915 года между новыми „союзниками“ (Алексеевым и Львовым П. М.) была установлена договоренность уже о действиях.
