Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657

Но мало того, что державцы, указывая на мирное постановление, не хотели называть Михаила Феодоровича царем, некоторые из них начали требовать, чтоб и русские воеводы не называли его царем, а сами начали называть его уничижительным полуименем и заподозривать законность его избрания. Литовский серпейский державца писал московскому мосальскому воеводе Хитрову: «Ты к нам пишешь грамоты не по мирному постановлению, своего М. величаешь царем, как будто не знаешь, что все государство Московское, думаю и сам ты и М. тот, королевичу нашему крест целовали; мир заключен был между государствами, а не с М., посланник Киреевский приходил в Литву не от М., но от панов-рад государства Московского!» На эту грамоту отвечал калужский воевода Вельяминов: «Из вашего письма видно, что вы не шляхетского, а холопского неучтивого ложа дети, и по своей неучтивой, последней, наипростейшей природе скверные ваши уста на великого государя нашего, помазанника божия, отверзаете подобно бешеному псу; на такого помазанника божия вам, собакам, непристойно было хульных своих уст отверзать и таким простым именем его государя злословить». Эта грамота вызвала ответ, еще более дерзкий: «Описываешь М. Романова, жильца государя царя Владислава Жигимонтовича всея Руси, которого воры, козаки, посадили с Кузьмою Мининым на Московском государстве без совета с вами, боярами и дворянами. Ныне он не на своем престоле сидит, а на того, который искони государь и сын государев, а не монашеский». Вельяминов отвечал: «Вы нынешнего короля свого называете шведом; королеву его бесчестите и браните неучтивыми речами и детей их; у вас повелось издавна, с государями вашими как хотите, так и делаете; они на вас за то не гневаются, потому что вспихнете их на королевство, а потом сами и спихнете, как сделали с Генрихом королем, а после того и Стефана короля отравили, который вами хотел владеть, как годно государям. Мы великим государям своим никогда такой измены не делывали… И прежде великий государь патриарх Филарет Никитич в мире был великий и ближний сенатор. Владиславу вашему того великого государства бог не дал за отца его и за его неправды, за вашу собацкую ложь и за лакомство, и вперед Владиславу государства Московского не видать никогда; пошатавшись по чужим землям, может и даром сгинуть, или отправит его на тот свет мачеха, а его родная тетка по матери, что у вас не новое». Серпейский державца не остался в долгу, ругательства усиливались все более и более, дело дошло до последней брани…

Бояре послали к панам список с грамоты серпейского державцы, объявляя, что подобных вещей терпеть не будут, и требуя наказания баламутам. Паны отвечали, что они мирного постановления не нарушают ни в чем, и давали знать, что самозванцы готовы, хотя король им и не благоприятствует: «Сами знаете, что из вашего народа московского некоторые, называясь государскими сыновьями, опять грамоты рассылают и людей вольных военных к себе призывают, с запорожскими и донскими козаками ссылаются и по примеру Дмитрия войною государства Московского доступать хотят: оттого великая смута на вашей украйне была, но король заказ крепкий учинил, чтоб никто из людей его не смел идти». Относительно царя Михаила паны отвечали, что он написан в перемирной записи Михаилом Феодоровичем, а не государем, потому что Владислав от своих прав не отказывался. Относительно же грамоты державца серпейского паны писали: «Мы этот список вычитали и видели, что они как солдаты, служивые люди, не зная письменного обычая, как в чужие государства пишут, попросту писали». В октябре 1620 года приехали в Москву посланники от панов Александр Слизень и Николай Анфорович с теми же речами: «Владислав прав своих на Московское государство не оставил, и вас всех и с вами Михаила Федоровича, которого вы теперь государем у себя называете, от крестного целованья не освободил». Опять паны писали о воровских заводах для угрозы боярам, желая показать, что от короля зависит сдержать и наслать самозванца на Московское государство: «В то время, — писали паны, — как комиссары на Орше платили жалованье войску, разводили его из полков и войско разъезжалось, объявился новый завод: начали метать войску грамоты от имени Ивана Дмитриевича, царевича московского, московским письмом и за московскою печатью, пишут в грамотах, что он жив и просит войско, чтоб оно, помня к себе жалованье отца его, шло в Московскую землю и помогало ему доступать отчины, государства Московского, а он им обещает добрую награду. Многие в войске этому поверили и хотели было на службу к нему идти, но комиссары доказывали рыцарству многими словами, что это выдумка, и пригрозили именем королевским, чтоб никто из них за такое воровское дело не брался; отецкие дети все их послушались, по домам разъехались, а козаки и пахолики некоторые пошли к запорожским козакам, чтоб с ними вместе провожать того Ивана в землю Московскую; тогда король тотчас разослал листы во все украинские места и запорожцам послал приказ с угрозою, чтоб все разъехались с границ».

В таком положении находились польские дела, когда в августе 1621 года приехал в Москву турецкий посланник, грек Фома Кантакузин. Если верить донесениям французского посланника в Константинополе де-Сези, об отправлении этого посольства хлопотал византийский патриарх Кирилл, голландский посланник и несколько турецких вельмож. Султан Осман писал, что он идет с войском на литовского короля: так чтоб царь воспользовался этим случаем отомстить полякам и закрепить дружбу с ним, султаном, шел бы немедленно со всем своим войском на короля. Великий визирь Гуссейн прислал от себя особую грамоту любительному другу своему, московскому королю, в которой писал, что пришло время подпоясаться воинским храбрым поясом, и чтоб царь такого времени не пропускал. Константинопольский патриарх Кирилл писал о том же Филарету Никитичу. Кантакузин объявил от имени султана: «Слух до него дошел, что сын ваш польскому королю послал денег на помощь и сам хочет идти: так он бы этого не делал, а стоял бы с нами на польского короля вместе; а когда султан Польскую землю повоюет и города поберет, то русские города — Смоленск и другие сыну твоему отдаст даром совсем. Ведомо великому государю, сыну вашему, и тебе, великому святителю, — продолжал Кантакузин, — что теперь в Немецкой земле у цесаря рознь великая с люторами и земли у него отошли многие; на Угорской и Семиградской земле султан Осман посадил Бетлем-Габора, на Волошской — сына Михны воеводы, на Молдавской земле — моего тестя, велел им всем стоять против цесаря, чтоб цесарю не дать помогать польскому королю; цесарю теперь стало до себя, и себя ему не оборонить. Султан Осман нарочно послал сюда меня, человека греческой веры, чтоб вы во всем мне верили и на государя моего были надежны: он подлинно стал на польского короля на десять лет и пошел уже в поход, а меня отпустил с дороги; да и цареградский патриарх Кирилл велел вашему святительству говорить накрепко, чтоб сын ваш с султаном стоял заодно и помощи польскому королю не посылал; в том я вам, государям, душу даю, что Осман султан с великим государем, сыном вашим, хочет быть в крепкой братской дружбе и любви, и на польского короля стоять с ним заодно».

Филарет Никитич отвечал: «Бояре с панами радными заключили перемирье, и города некоторые Литве отданы: перемирье это сын мой велел заключить только для меня, между сыном моим и польским королем и сыном его ссылки и любви теперь нет, неправды их и московского разоренья забыть нам нельзя: мы того только и смотрим: хотя бы в малом в чем польский король мир нарушил, то сын мой для султановой любви пошлет на него рать, и людям ратным велено быть наготове, а помощи против султана сын мой польскому королю никогда не давал и не даст, чтоб султан верил в этом моему слову, да и святейшему патриарху Кириллу извести, что наше слово никогда не переменится». С этим Кантакузин и был отпущен.

12 октября 1621 года был у великих государей собор в золотой большой Грановитой палате: на соборе было три митрополита — новгородский, ростовский и крутицкий, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, соборные старцы, протопопы и весь освященный собор: бояре — князь Федор Иванович Мстиславский с товарищами, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки, жильцы, дворяне из городов, выборные приказные люди, головы, сотники и дети боярские всех городов, гости и торговые люди, донские атаманы, козаки и всяких чинов люди всего Московского государства. Говорили великие государи о неправдах и крестопреступлении искони вечного врага Московскому государству Жигимонта короля, сына его Владислава, польских и литовских людей. «Жигимонт король мирное постановление нарушил; из многих литовских порубежных городов урядники пишут не по посольскому договору, королевича Владислава называют царем всея Руси, и задоры с литовской стороны делаются многие: в Путивльском, Брянском, Великолуцком и Торопецком уездах литовские люди начали в государеву землю вступаться, остроги и слободы ставят, села и деревни, леса и воды освоивают, селитру в Путивльском уезде в семидесяти местах варят, будники золу жгут, рыбу ловят и зверь всякий бьют, на пограничных дворян и детей боярских наезжают, бьют, грабят, побивают, с поместий сгоняют, пленников не всех отпустили, держат в неволе и поруганье. Из Серпейска урядники литовские в листу своем писали не по-пригожу, со многою укоризною, чего не только им, собакам, и королю их писать не годилось. По злому же умышлению литовского короля в прошлом году паны-рада прислали к государевым боярам посланников своих и в грамотах писали непристойным обычаем нарочно к нарушению мирного постановления, государево имя писали без государского именованья, и от царского сродства государя отчитывают, царя Ивана Васильевича не велят писать ему дедом и царя Федора Ивановича дядею. И если Жигимонт король и паны-рада в своих неправдах не исправятся, то великий государь, прося у бога милости и по благословению отца своего, за святые божии церкви и за православную христианскую веру, за свою честь и за всех людей Московского государства против литовского короля и сына его начнет стоять, своей чести доходить и всех людей Московского государства неправды мстить. А теперь прислал к ним, великим государям, турский Осман салтан послов своих, чтоб они были с ним заодно на общего недруга, литовского короля, и крымский царь на Литву также пошел. Шведский Густав-Адольф король присылал не однажды, чтоб на польского короля стоять с ним заодно. И они, великие государи, еще жалея о христианстве и не хотя видеть кровопролития, указали боярам послать от себя к панам-раде с грамотою обо всех этих делах; если паны к боярам гонца отпустят без дела, государево имя станут писать без государского именованья или станут писать непригожие слова, королевича писать царем и в обидных делах расправы не учинят, то за такие великие неправды они, великие государи, больше терпеть не станут, сославшись с турским и крымским и с шведским королем, пошлют свою рать на Литву. А если польскому королю теперь смолчать, и если они теперь в своем упадке гордости и неправды не убавят, когда им война и теснота от турок, татар и шведов, то вперед, когда им от недругов хотя немного пооблегчает, еще больше станут на Московское государство умышлять и всякие неправды делать. Да и того надобно опасаться: если теперь государям с турским салтаном, крымским царем и шведским королем на польского короля не стать, то вперед бы с турками, татарами и шведами в большую недружбу не войти». Собор бил челом государям, чтоб они за святые божии церкви, за свою государскую честь и за свое государство против недруга своего стояли крепко; а они, освященный собор, будут молить бога о победе и мире; а они, бояре, окольничие и т.д. и всякие служилые люди, за них, государей, и за их государство ради биться, не щадя голов своих. Да били челом дворяне и дети боярские, чтоб государи их пожаловали, велели их в городах разобрать, кому можно государеву службу служить, чтоб ни один человек в избылых не был. Гости и торговые люди били челом, что они в помощь государевой казне ради с себя давать деньги, как кому можно, смотря но их прожиткам.