Сергей Утченко - Юлий Цезарь
Проблема «Цезарь и солдаты» или, точнее, «проблема персональных отношений между Цезарем и его армией, проблема руководства людьми» вызывала определенный интерес и в новой историографии. Отмечались «духовный контакт» между полководцем и подчиненными, его умение выделять и отмечать храбрейших, преданность и инициатива самих солдат, зарождеиие у них таких понятий и критериев, как воинская честь, «величие римского народа и собственное славное прошлое» или «государство и император». Взаимоотношения между Цезарем и солдатами, на наш взгляд, в данном случае явно идеализируются.
В ходе галльских войн Цезарь — дипломат и политик постоянно дополнял Цезаря — полководца. Повлиять на настроение солдат удачной и вовремя произнесенной речью скорее дипломатическая, чем чисто военная акция. Добиться разобщения сил противника — задача в равной мере и военная, и политическая. Вполне можно спорить о том, что требует большего умения маневрировать: военные действия или успешное проведение политики кнута и пряника?
Но среди богатого и разнообразного арсенала политических (и дипломатических) приемов, которыми пользовался Цезарь, постепенно выделяется один особенно старательно культивируемый им лозунг — это мягкое и справедливое отношение к противнику, особенно побежденному, это лозунг милосердия (dementia). Правда, он приобретает решающее значение только в эпоху гражданской войны, но возникает несомненно раньше, еще во время пребывания Цезаря в Галлии. При внимательном чтении «Записок» не трудно проследить, как год от года все чаще и настойчивее говорится о милосердии Цезаря. Эта его черта декларируется уже как бесспорная, само собой разумеющаяся, как давно и широко известная, а Авл Гиртий доходит до того, что даже варварские, жестокие поступки Цезаря по отношению к защитникам Укселлодуна считает неспособными поколебать якобы существующее общее мнение о природной мягкости и справедливости Цезаря. Таким образом, лозунг dementia становится сознательно проводимым принципом цезаревой дипломатии и политики. И этому лозунгу еще предстоит сыграть свою особую, исключительную и вместе с тем роковую роль в истории всей дальнейшей деятельности и жизни Цезаря.
* * *
Помпей был избран в 52 г. консулом sine collega потому, что «многие», как говорит Плутарх, уже открыто осмеливались заявлять, «что государство не может быть исцелено ничем, кроме единовластия, и нужно принять это лекарство из рук наиболее кроткого врача, под каковым и подразумевался Помпей». Это был третий консулат Помпея, причем, вопреки обычаю, ему также было продлено управление провинцией (Испания), а на содержание войск он получал из государственной казны 1000 талантов ежегодно.
Буквально через несколько дней после своего вступления в должность Помпей предложил, а затем и добился принятия двух законов: о подкупах (de ambitu) и о насилии (de vi). Сроки судопроизводства по делам об этих преступлениях значительно сокращались, наказания же усиливались. Для соблюдения безопасности, порядка и спокойствия при разборе дел заседания судов происходили под вооруженной охраной. Ради этого Помпей ввел в город войска. Такими средствами он стремился пресечь разгул анархии, приостановить, по словам того же Плутарха, «упадок гражданской жизни в Риме, приведший к тому, что лица, домогающиеся должностей, сидели на площади за своими столиками с деньгами и бесстыдно подкупали чернь», которая затем в народном собрании добивалась решений не столько своими голосами, сколько «луками, пращами и мечами».
Последовал ряд судебных процессов. Вначале они велись энергично и как будто даже беспристрастно. Так, например, состоялся суд над Милоном. Несмотря на те что его защищал лучший адвокат и оратор — сам Цицерон, тем не менее 38 голосов из 51 были поданы против Милона. Правда, Цицерон, напуганный видом форума, превращенного как бы в военный лагерь, а еще более негодующими криками клодианцев, которыми было встречено его появление, выступал слабо, неудачно, но едва ли именно это обстоятельство сыграло решающую роль в осуждении Милона.
В последовавших процессах были осуждены претенденты на консульских выборах на 53 и 52 гг., обвиненные в подкупах, осуждены были и некоторые клодианцы, участники поджога здания курии в день похорон Клодия. Все эти процессы проходили более или менее гладко, пока дело не дошло до лиц, к судьбе которых был неравнодушен сам Помпей. Здесь он проявил крайнюю непоследовательность и беспринципность. Когда в одном из намечавшихся процессов оказался замешанным его тесть Кв. Метелл Сципион (еще до того, конечно, как он был избран консулом), то Помпей пригласил к себе весь состав судей — 360 человек и просил их оправдать Сципиона. Конечно, такого рода действия компрометировали Помпея, тем более что он позволил себе выступить с похвальной речью в честь бывшего трибуна Мунация Планка, привлеченного к суду, хотя по законам самого же Помпея подобные похвальные речи категорически запрещались. Но иногда он действовал совсем иначе. Известно, что некто Гипсей, один из бывших кандидатов в консулы, также обвиненный в подкупе, подстерег Помпея, когда тот возвращался домой к обеду, и, бросившись ему в ноги, умолял о помощи. Однако Помпей пренебрежительно заметил, что Гипсей может, конечно, испортить ему обед, но ничего другого все равно не добьется.
Что касается Цезаря, то в этом случае Помпей проявлял как будто полную лояльность. Уже говорилось о том, что он в свое время откликнулся на просьбу Цезаря относительно присылки ему войск. Позже, когда встал вопрос о том, чтобы Цезарь получил разрешение выставить свою кандидатуру на консульских выборах (на 48 г.) еще до истечения срока командования, т. е. заочно, не находясь в Риме, то Помпей, действуя через Цицерона, повлиял на одного из трибунов, чтобы тот не выступал с интерцессией против этого предложения, и оно прошло как единодушно выдвинутое всеми десятью трибунами. Какое — то время оба политических деятеля, по всей вероятности, считали необходимым сохранять видимость хороших отношений и прежнего единодушия, так что и Цезарь со своей стороны отзывался о Помпее в самых хвалебных тонах и даже разубеждал тех, кто сообщал ему о враждебных замыслах соперника.
Однако за время своего консулата Помпей провел еще два закона: о провинциях и о магистратурах. По первому из этих законов провинциальные наместничества должны были отныне назначаться консулам и преторам не тотчас же по окончании их служебного года, как это практиковалось до сих пор, но лишь спустя пять лет. По второму закону — закону о магистратурах (в полном объеме он нам неизвестен) подтверждалось старое правило, согласно которому заочное выдвижение кандидатур на консульских выборах начисто исключалось. Поскольку оба этих закона, в особенности второй, были довольно открыто направлены против Цезаря и противоречили ранее принимавшимся решениям, то Помпею все же пришлось к закону о магистратурах — правда, уже после того, как он был принят, — добавить специальную оговорку, гласившую, что закон не распространяется на тех, кому народ персонально даровал право баллотироваться заочно. Эта оговорка как — никак свидетельствовала о том, что Помпей все еще не хотел сжигать корабли и боялся решительного, бесповоротного разрыва с Цезарем.
В консульских выборах на 51 г. принял участие и Катон. Но та репутация суровости, неподкупности, принципиальности, которой он пользовался и которая когда — то так помогла его прославленному прадеду, теперь, для римлян новой эпохи, для «подонков Ромула», как их называл Цицерон, имела, видимо, диаметрально противоположное значение: Катон провалился. Консулами были избраны Сульпиций Руф и М. Клавдий Марцелл. Последний был известен в Риме как энергичный оратор и решительный враг Цезаря.
Однако новые консулы большим влиянием, видимо, не пользовались. Первостепенное положение фактически сохранялось за Помпеем. И хотя он, если верить Плутарху, и сказал однажды про себя, что все почетные должности ему доставались раньше, чем он того ожидал, и что он отказывался от этих должностей раньше, чем ожидали того другие, но на сей раз Помпей вовсе не собирался поступать таким именно образом. Он не распустил, как в былые времена, набранное им войско и, сохранив проконсульскую власть, продолжал управлять Испанией через своих легатов, сам же по — прежнему оставался в Риме.
С этого же времени начинается длительная борьба Цезаря с сенатом. Она начинается в 51 г. и растягивается на весь 50 г. Конечно, было бы чрезвычайно соблазнительно изобразить ее, что неоднократно и делалось со времен Моммзена, как новое и характерное обострение борьбы между «народной» и «аристократической» партиями. Однако непредубежденный анализ событий и расстановки сил не дает никаких оснований для подобных выводов. Расстановка же политических сил была такова: за Цезарем стояла широкая, несомненно сочувствующая ему, но неорганизованная масса римского городского населения, его многочислекная, но, пожалуй, еще менее организованная, неоднородная по составу клиентела (главным образом общины Цизальпинской Галлии) и, наконец, отдельные более или менее влиятельные политические деятели Рима, в том числе и из сенатских кругов, которые по тем или иным причинам становились цезарианцами, а чаще всего были Цезарем попросту подкуплены. На противоположной стороне — наиболее активная группа (factio) Катона, затем сенатское «болото», в дальнейшем Помпей с его клиентами, «друзьями» и родственниками. Factio Катона была типичной сенатской олигархической группировкой, основанной как на «обязательственных», так и на политических связях, сенатское же «болото», как везде и всегда, состояло из беззаветных рыцарей компромисса, тех, кто только под открытым и достаточно решительным нажимом мог принять чью — либо сторону.
