Люси Уорсли - Английский дом. Интимная история

Сегодня каждая ячейка общества сама обслуживает свое жилище — пылесосит, стирает, морит мышей и так далее, а мужчины и женщины ведут постоянные споры о том, кто из них тащит более тяжкий груз забот. Мир становится все менее приспособленным для жизни: запасы пресной воды и нефти истощаются, поэтому не исключено, что через некоторое время мы снова, как в полные опасностей и невзгод Средние века, будем жить большими общинами. Вполне возможно, что такие жизненно необходимые виды труда, как уборка помещений и приготовление пищи, вернут себе былой престиж.

Глава 30. СЯДЬТЕ ПРЯМО

Когда мы присоединились к дамам, в гостиной, принцесса взяла меня под руку и повела в укромный уютный уголок. Она кокетничала. Я сдерживался, чтобы в ответ не стиснуть ее ручку, нанеся тем самым оскорбление Ее Высочеству.

Принимая у себя гостей, мы попадаем в ситуацию «между двух огней»: с одной стороны, нужно держать между собой и гостем определенную дистанцию, не посягая на его личное пространство, а с другой — установить с ним контакт. Этот контакт, в том числе физический, свидетельствует о том, что между вами и гостем нет барьеров, что вы относитесь к нему с доверием и уважением. Не случайно Джордж У. Буш устраивал неофициальные приемы для глав государств на природе, в Кэмп-Дэвиде.

Известно, что, например, Генрих VIII имел обыкновение обнимать за плечи послов или придворных, которым благоволил. Но последним не стоило забываться и позволять себе фамильярность: тогда объятие короля становилось грубым, а его длань тяжелой, как лапа льва; король «не выносил, чтобы собеседник смотрел ему в лицо».

Нарушение тонкой грани между уважительным и свойским отношением нередко ведет к неприятности обратного рода — манерности. И в прошлом, и теперь чрезмерная вежливость воспринимается как жеманство. В эпоху Стюартов щеголи собирались в парфюмерных лавках и «согласно моде с подчеркнутой любезностью расшаркивались друг перед другом». Сегодня мы называем такое поведение манерным. Написанные в разные времена книги по этикету дружно рекомендуют соблюдать баланс между хорошими манерами и невоспитанностью, но ни одна из них не объясняет, как установить этот баланс. Истинные джентльмены впитывают знание о нем с молоком матери. Их подражатели учатся по книгам, но постичь его суть до конца оказываются неспособными.

В своей классической работе «О процессе цивилизации» (1939) Норберт Элиас[97] обнаружил неожиданную связь между изысканными манерами и… политическим абсолютизмом. Прослеживая историю человечества на протяжении столетий, он делает следующее наблюдение: на смену обществам, управляемым независимыми воинами или рыцарями, постепенно приходили общества, основанные на власти аристократии, в свою очередь, подчиненной одному-единственному человеку. Рыцари отличались откровенной жестокостью — иначе им было не удержаться у власти. Чтобы добывать пищу и захватывать новые земли, они применяли грубую физическую силу. Но придворные короля-самодержца не нуждались в применении физического насилия, поскольку жизненные потребности представителей высшего класса удовлетворялись за счет взимаемых с населения налогов. Их оружием были светские манеры со всеми их изысками и нюансами.

Если мы последуем по стопам Элиаса лабиринтами истории от Средневековья до Нового времени, то увидим, как зарождались такие понятия, как «стыд» или «смущение», выражавшие эмоциональные состояния человека, практически неведомые средневековой психологии. По мнению Элиаса, стыд — это «страх перед социальной деградацией, обычно возникающий в человеке, который боится утраты социального статуса, но не способен ее предотвратить ни прямым физическим действием, ни любой другой формой агрессии». Поклоны, шляпный этикет, тосты, танцы… Современник Тюдоров или Стюартов использовал любые средства, чтобы унизить врагов и завоевать восхищение друзей.

В величественных парадных залах Хардвик-холла и других дворцов XVII века полагалось неукоснительно соблюдать принятый кодекс поведения: держаться величаво, церемонно, с чувством собственного достоинства. Ни одному слуге и в голову не пришло бы обратиться здесь к своему господину, не согнувшись в поклоне. Хороший слуга должен «быть предупредительным и исполнять хозяйскую волю, не дожидаясь приказа и не заговаривая с господином, но не забывая преклонить колени. При виде господина он обязан немедленно обнажить голову, даже если тот смотрит в другую сторону». Подобное поведение предписывалось не только слугам. Книга наставлений «Парижский домохозяин» рекомендует пятнадцатилетней жене в буквальном смысле не смотреть на других мужчин, кроме мужа, да и на женщин тоже зря не пялиться: «Голову держи прямо, а глаза долу, по сторонам не смотри. Выбери точку на полу в четырех туазах (около 7,5 метра) впереди, в нее и упрись взглядом. На мужчин и женщин, что находятся от тебя справа или слева, не обращай внимания. Не верти головой и не озирайся».

В эпоху Тюдоров было не принято, чтобы два человека, занимающие разное общественное положение, сидели на одинаковых стульях: наиболее важных особ усаживали на самые красивые и удобные кресла, поближе к камину. Даже перемещаться по длинной галерее следовало в соответствии с особым этикетом. Его тонкости изложены в «Правилах, которые следует соблюдать, прогуливаясь с благородными особами» (1682): «Прогуливаясь по галерее с дамой, держитесь левой стороны; поворачивая, всякий раз занимайте левую сторону, но делайте это непринужденно и не причиняя даме неудобства. Если вас трое, на почетном месте — посередине — находится тот, кто более знатен; по правую руку от него — обладатель менее высокого титула, по левую — самый незнатный из троих». Однако необходимо иметь в виду, что все эти предписания распространялись только на публичное поведение. Никто не мешал тем же людям в неофициальной обстановке вести себя более свободно. «Ослабить подвязки и расстегнуть пряжки, прилечь на диван или кровать, развалиться в кресле — все эти небрежности и вольности можно позволить себе, только оставшись в одиночестве». Королева Елизавета I, всегда уделявшая огромное внимание тому впечатлению, какое она производила на подданных, никогда не показывалась на людях в недостаточно царственном виде. Выходящие в сад окна дворца Хэмптон-Корт намеренно заложили, чтобы никому не взбрело на ум подглядывать за королевой, любившей ранним утром «для бодрости» прогуляться по садовым дорожкам.

Политический переворот, потрясший Британию в XVII веке, сопровождался революционными изменениями в манерах человеческого поведения, затронув в том числе и язык жестов. Карл I потерпел поражение в гражданской войне и кончил жизнь на плахе, осужденный подданными за злоупотребление властью. Монархию сменила республика; знаком того, что прежняя социальная иерархия разрушена, стала новая форма приветствия. Снимать шляпу перед тем, кто занимает в обществе более высокое положение, стало необязательно; здороваясь, два человека демонстрировали взаимное равенство: новые правители Англии гордились тем, что при встрече не кланяются один другому, а обмениваются рукопожатием.

С ослаблением абсолютизма из светского этикета начали постепенно исчезать самые вычурные его элементы. После реставрации монархии и восшествия на престол Карла II в стране продолжались революционные преобразования, в результате которых король утратил прежний авторитет; монархи Ганноверской династии уже не обладали той полнотой власти, какой располагали их предшественники Стюарты. В XVIII веке, названном «веком дружелюбия», натянутость во внешнем поведении заметно сдает свои позиции. Англичанам георгианской эпохи легкость в общении нравилась больше строгой чопорности. Лорд Честерфилд, например, настаивает на необходимости «научиться входить в комнату и обращаться к окружающим, отвечая на их вопросы без принужденности или смущения». Честерфилд уделяет серьезное внимание языку жестов, но делает акцент не на формальном соблюдении ритуала, а на изяществе жестов. «Желательно с особым тщанием следить за грацией движений, — наставляет он, — надеваете ли вы шляпу или подаете руку».

По ту сторону Атлантики поведение отличалось еще большей раскованностью. В глазах Марты Вашингтон, с 1789 года хозяйничавшей в доме американского президента, «дежурные комплименты и пустые церемонии» не значили ровным счетом ничего. «Я ценю только то, что идет от сердца», — утверждала она.

Свое влияние на язык жестов оказывала и одежда. Корсеты вынуждали женщин георгианского периода держать спину прямо, принимая чопорный и надменный вид. Руки, которые полагалось держать сложенными поверх юбок с кринолином, требовалось чем-то занять, и в ход шли самые разные аксессуары: «Едва в беседе возникала малейшая пауза, как дамы хватались за нюхательные соли или веер».